– Выпивали, говорите? – спустя несколько секунд озадаченно протянул сосед в тапочках. – Только что же они выпивали? Ни выпивки, ни стаканов нет. И этого… предмета тяжелого, которым… Нет тоже.

Слесарь в ответ поскреб пятерней затылок и глубокомысленно промолчал.

Все, включая лейтенанта, дружно оглядели небольшое и темное пространство комнаты в поисках выпивки и «тяжелого предмета». Евгений, хоть и знал заранее про выпивку и про тяжелый предмет, оглядел тоже, стараясь, чтобы взгляд ненароком не зацепил покойника на диване. Как водитель экстра-класса, он тщательнейшим образом обходил «препятствие», лавируя взглядом между диваном, темной деревянной тумбочкой и трехстворчатым одежным шкафом, на котором от времени и от влажности вспучилась и растрескалась рыжеватая полировка. Старался, но комната была узкой, маленькой, поэтому мертвец никак не исчезал из поля зрения, вырисовывался все время где-то сбоку, когда Евгений смотрел на потолок, на стену, на тумбочку, на сидящего на табуретке лейтенанта и на шкаф. И даже когда он опустил взгляд в пол, на фоне замысловатого геометрического рисунка пыльного и затертого линолеума замаячила мертвая рука, свисающая с дивана.

Он вспомнил, как в вечер убийства эта рука сползла вниз с подлокотника кресла в его гостиной и качнулась в воздухе. Вспомнил и ощутил вновь панический ужас, охвативший его в тот момент. И еще вспомнил белый металлический браслет на запястье и круглый циферблат с большими стрелками. Часы, которые продолжали исправно работать и показывать точное время идущей вперед жизни, несмотря на то что жизнь их владельца уже остановилась.

«Часы», – мысленно повторил Евгений и в первый раз за время своего присутствия в квартире заставил себя прямо посмотреть на тело, лежащее вниз лицом на диване.

Часов на руке не было.


С этого момента он почти перестал замечать происходящее. Участковый, нервно поглядывая на экран мобильника, периодически набирал какие-то номера и разговаривал то грубоватым, то извиняющимся тоном. Прибытие следственной бригады, видимо, задерживалось. Сосед в тапочках все продолжал сам с собой рассуждать о случившемся, слесарь вышел в коридор и вскоре вернулся, принеся с собой в комнату запах табачного дыма.

Все это Евгений видел, словно в тумане. Кажется, он отвечал на какие-то вопросы, когда появившийся наконец на пороге следователь в компании еще нескольких своих коллег с громкими голосами начал осмотр места происшествия. «Когда вы в последний раз видели потерпевшего? Не замечали ли в подъезде кого-нибудь подозрительного? Не слышали ли громких голосов и криков?»

Он отвечал скорее всего невпопад, потому что думал все время о другом. Взгляд, как магнитом, тянуло в одну точку. Вместе с другими понятыми они вскоре переместились на кухню, где следователь, оказавшийся лысоватым кряжистым мужиком слегка за сорок, с пышными гренадерскими усами и большими глазами навыкате, что-то долго писал на кухонном столе. Стол был уставлен грязными тарелками и чашками с темно-коричневым от чайной пленки нутром, усыпан хлебными крошками, которые представитель следственных органов не долго думая смахнул ладонью на пол.

Этого не может быть, в сотый раз мысленно повторил Евгений.

Эти проклятые часы не могли никуда исчезнуть. Они не могли испариться, раствориться в воздухе. Они не могли быть простой галлюцинацией – тогда, наклонившись, опуская тело на диван, Евгений отчетливо слышал, как тикал внутри механизм. Он помнил браслет из белого металла и темный циферблат под стеклом, покрывшимся от времени мелкими царапинами. Помнил время, которое показывали часы в ту ночь, – восемь минут первого.

Теперь часов на руке не было.

И если отбросить в сторону версию о вмешательстве потусторонних сил, в существование которых Евгений никогда не верил, это значило, что за прошедшие с момента убийства несколько дней в квартире кто-то побывал. Кто-то зашел сюда, снял часы с руки покойника и вышел, забрав их с собой.

Это значило, что невидимая игра, которую затеял кто-то у него за спиной, продолжалась. Цель по-прежнему была непонятной, а средства ее достижения – по меньшей мере странными.

Ему снова стало страшно. Как будто он оказался у края пропасти и навалилась вдруг темнота, непроницаемая и густая, затмив собой очертания окружающего мира. И нужно было сделать шаг наугад, зная, что этот шаг в темноте может оказаться последним.

Охрипшим голосом он попросил у следователя сигарету. Выйдя в подъезд, долго чиркал зажигалкой, пытаясь поймать узкое пламя, задуваемое ветром из приоткрытой оконной рамы. Неприятное ощущение, будто кто-то невидимый стоит у него за спиной, пристально наблюдая за его действиями, читая, как по-написанному, его мысли, не отпускало – напротив, становилось еще сильнее. Быстрыми и глубокими затяжками он в считанные секунды уничтожил сигарету до самого фильтра, обжигая губы и почти задыхаясь.

Этот кошмар не закончится никогда.

Этот покойник сведет его за собой в могилу, дай только срок. Он отомстит ему за те побои в подъезде так, что мало не покажется. Он заставит его задохнуться от собственного бессилия. Он будет преследовать его уже после смерти до тех пор, пока Евгений окончательно не сдастся. И если они встретятся в раю – он и там от него не отстанет. Лучше уж ад, чем такое соседство.

Евгений мрачно усмехнулся и попытался вытянуть из истлевшей сигареты еще хоть одну затяжку.

– Гражданин сосед. – Послышавшийся из приоткрытой коридорной двери голос усатого следователя вывел его из задумчивости. – Что же вы здесь все курите? Мне паспортные данные ваши нужны, а вы все курите и курите. Есть паспорт у вас с собой?

– С собой нет, – слабо соображая, что от него требуется, откликнулся Евгений, отбрасывая в сторону дымящийся окурок. – Паспорт дома.

– Так сходите и принесите, будьте любезны, – нетерпеливо попросил следователь, провожая глазами окурок, от которого остался один только фильтр с почерневшим ободком сгоревшей бумаги. И добавил зачем-то: – Врачи рекомендует выкуривать сигарету не больше, чем на две трети. Чем ближе к фильтру, тем выше концентрация вредных веществ.

– Врачи вообще не рекомендуют курить сигареты, – сухо уточнил Евгений, внезапно почувствовав, что следователь ему неприятен. Какое-то колючее высокомерие сквозило в его прищуренном взгляде, какая-то непробиваемая и агрессивная уверенность в собственной правоте, свойственная недалеким людям. А может быть, это разрастающийся внутри страх и предчувствие неотвратимой беды сказывались таким образом на его восприятии. Сейчас даже стены подъезда казались ему враждебными.

Быстро поднявшись вверх, Евгений отыскал в кармане ключи, по дороге рассуждая, на сколько еще времени затянется процедура составления протокола. Паспорт вот уже несколько дней лежал у него в рабочем портфеле, с тех самых пор, как он забрал его из бухгалтерии после оформления каких-то индивидуальных налоговых документов. Портфель еще со вчерашнего вечера продолжал стоять в коридоре возле стены.

Снова позабыв разуться, он прошел с ним на кухню, положил на стол, щелкнул замками и открыл крышку, припоминая, что паспорт должен находиться в самом низу, под разными папками с документами и чертежами. Открыл – и почувствовал, как откуда-то из глубины поднимается сдавленный стон, похожий на стон зверя, за несколько секунд до конца услышавшего свист пули у себя за спиной. Стон выплеснулся наружу, несмотря на то что Евгений стиснул зубы, пытаясь ему помешать.

Часы на браслете из белого металла лежали в углу, слегка придавленные краем тяжелой картонной папки. Сначала Евгений увидел только самый краешек браслета. Уже догадываясь обо всем, он подцепил этот краешек, потянул за него и понял, что не ошибся. Часы были те самые. Теперь они лежали кверху циферблатом, и секундная стрелка как ни в чем не бывало тихонько двигалась по кругу под поцарапанным стеклом. Часы по-прежнему исправно работали, несмотря на то что давным-давно должны уже были остановиться, потому что были механическими и требовали ручной заводки.

В первую секунду, услышав тиканье часов, он подумал почему-то именно об этом. Кто-то завел их, и сделал это не просто так. Это был знак, какой-то неведомый символ, означающий то ли продолжение, то ли близкий конец игры. Наступление скорого финала. Ждать оставалось недолго – видимо, до тех пор, пока часы не остановятся. Знать бы только, когда это случится и сколько времени у него осталось.

Или отсчитывающая время на циферблате секундная стрелка означала что-то другое?… Но что?

Задумчиво протянув руку, Евгений достал часы из портфеля и положил их на ладонь, ощутив кожей холодок белого металла.

Этот ход с часами выглядел не менее странным, чем все остальные ходы в этой игре, которую Евгений вел вслепую. Он выглядел не просто странным, а абсолютно нелепым, потому что определенно раскрывал карты человека, ведущего игру. Теперь по крайней мере стало абсолютно ясно, что человек этот – один из тех, что накануне обсуждали достоинства и недостатки декоративных балконов в проекте жилого дома у него в кабинете. Это было очевидно, потому что именно там, в кабинете, его портфель оставался какое-то время без присмотра. Если не считать прихожую Ленки Лисичкиной, в которой портфель одиноко простоял часа полтора.

Но в прихожую Ленки Лисичкиной не входил никто посторонний.

Как, впрочем, и в его собственную прихожую.

Оставался только рабочий кабинет. Единственное место, где можно было легко осуществить этот фокус с часами ближе к концу рабочего дня, справедливо понадеявшись на то, что в это время он уже не станет копаться в портфеле в поисках каких-то бумаг и, значит, не обнаружит сюрприза раньше положенного времени. Зная, что он никогда не курит в кабинете. Все было просто и легко, как дважды два. Непонятна была только цель. Зачем кому-то понадобилось пробираться в квартиру убитого, снимать браслет с часами с его руки, заводить их и потом тайком подкладывать эти часы Евгению в портфель?