Конечно, по приезде ключи от квартиры Евгений у Мишки забрал. Но ведь тот мог сделать дубликат…

Мишка мог сделать дубликат ключей для того, чтобы четыре года спустя пробраться внутрь и раскроить башку ни в чем не повинному соседу Евгения? Зачем?!

Эта теория никуда не годилась. Она была совершенно абсурдной, нелепой и ничего не объясняла. Даже домработница тетя Алла подходила на роль убийцы больше, чем Мишка Долгов. Поверить в то, что Мишка Долгов – убийца, было невозможно.

Невозможно, даже несмотря на то, что именно Мишка знает Евгения настолько хорошо, что может прогнозировать его поведение в разных ситуациях. Например, в той ситуации, когда Евгению звонит любимая девушка и сообщает, что собирается ехать домой на общественном транспорте. Только Мишка может быть уверен на сто процентов, что Евгений непременно пойдет ее встречать на остановку.

Только Мишка… Или еще кто-то?

Голова от мыслей шла кругом. Пора было возвращаться в кабинет, к обсуждению проекта. Подумав об этом, Евгений прикурил третью сигарету, затянулся, закашлялся и тут же смял ее в пепельнице, почувствовав, как к горлу подступает тугой комок тошноты.

Это ловушка, он знал совершенно точно. Все его подозрения насчет Мишки – ловушка, и надо быть дураком, чтобы в нее угодить. Если сегодня он начнет сомневаться в Мишке, то завтра с тем же успехом можно будет начать сомневаться в самом себе. А послезавтра согласится с Яной, пойдет в милицию и признается в убийстве, которого не совершал. И точка. Занавес. Звучат фанфары, а невидимый товарищ за кулисами довольно улыбается.

Да ведь если разобраться, этот чертов дубликат ключей мог сделать кто угодно! Кто угодно из огромного количества людей, побывавших у него в квартире. Друзей, родственников, просто знакомых. Дубликат делают в любой мастерской за двадцать минут. Можно было и не заметить, как кто-то взял ключи с тумбочки и через двадцать минут принес их обратно. Можно было и не усомниться, что этот кто-то просто выходил в магазин за сигаретами или за пивом, которое кончилось и которого всегда мало.

Круг снова замкнулся.

Где-то вдалеке хлопнула дверь, и привычная, такая удобная и спокойная тишина нарушилась гулом мужских и женских голосов. Сунув в карман зажигалку, которую все это время он бесцельно крутил в руках, Евгений одернул свитер и вышел из своего укрытия навстречу толпе.

Народ, уставший от обсуждения проекта или, вполне возможно, уже завершивший это обсуждение, решил сделать перекур.

– Вот ты где, Шевцов! – издалека закричала ему сметчица Лида. – У тебя там на столе телефон ползает и прыгает, как сумасшедший таракан! Уже три раза до края доползти успел, я его в самую последнюю секунду ловила!

Евгений молча кивнул в ответ. Он догадывался, что звонила Яна – она всегда ему звонит ближе к концу рабочего дня, узнать о планах на вечер.

О планах на вечер… Какие, к черту, могут быть у него планы на сегодняшний вечер? На сегодняшний, на завтрашний, на все последующие вечера? Разговаривать с Яной не хотелось, и он даже слегка обрадовался, что вышел из кабинета, не подумав прихватить с собой телефонную трубку. Скажет, что не слышал звонка, а перезвонить не смог, потому что был занят.

Но на дисплее, к его удивлению, высвечивался совершенно другой номер.

Пока его не было, двенадцать раз ему звонила Ленка.

Ленка Лисичкина.

Телефон завибрировал в руках, возвещая о приеме текстового сообщения.

«Позвони мне!!!! Позвони мне срочно и обязательно!!!!» – прочитал он два коротких предложения и медленно опустил трубку на стол.

Ноги вдруг стали ватными.

Он понял – что-то случилось. Волна страха разлилась по всему телу, заполнив собой каждый его уголок, и тело стало таким тяжелым, что невозможно было представить, как он теперь сможет сдвинуться с места.

Ленка не стала бы звонить просто так.

Ленка не стала бы звонить просто так двенадцать раз подряд.

Не стала бы писать ему сообщение, в котором количество отчаянных восклицательных знаков превышает количество слов. Ленка никогда не была истеричной барышней, у нее всегда был мальчишеский характер, за который он ее так любил.

Быстро нажав на клавишу повтора последнего номера, он долго слушал записанный на пленку голос: «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети…»

Сначала по-русски, потом по-английски. Снова по-русски и снова по-английски. А потом в трубке наступила оглушающая и страшная тишина.

Телефон едва не выскользнул из рук, потому что ладони стали влажными. Из последних сил пытаясь сохранить спокойствие, он отыскал в телефонной книге ее домашний номер и долго слушал длинные гудки.

«Вызов завершен», – мелькнуло на дисплее.

Он вдруг разозлился на себя. Возненавидел самого себя так остро и сильно, что от этой ненависти, кажется, раскалился и начал потрескивать воздух в кабинете.

Зачем он втянул во все это Ленку? Почему вовремя не подумал о том, что это опасно? Какого черта взвалил на нее свои проблемы? Какого черта он все время взваливает на нее свои проблемы, вот уже на протяжении стольких лет, никогда не заботясь о том, что она при этом чувствует?

Какой же сволочью нужно быть, чтобы вот так безоглядно использовать человека!

Каким же тупым бревном нужно было родиться на свет, чтобы вовремя не понять всю степень опасности ситуации! Выговориться ему захотелось, пожаловаться на свою жизнь ему захотелось! Макарон с котлетами ему захотелось! Рецепта на успокоительные таблетки ему захотелось!.. Эх!..

Он еще несколько раз набрал домашний номер, потом еще несколько раз набрал сотовый номер, швырнул трубку на стол и застонал, стиснув зубы.

Что теперь делать? Звонить в милицию? В ГАИ? В «Скорую помощь»? В морг?

С таким же успехом можно было звонить в бюро путешествий и экскурсий. Или в контору по установке оконных профилей. В газовую службу. В справочное бюро…

В справочное бюро, конечно!

Нужно успокоиться, позвонить в справочную и узнать номер этой чертовой психбольницы. Вполне может быть, что Ленка сейчас на работе. Живая и здоровая. Что она звонила ему двенадцать раз подряд для того, чтобы поговорить о погоде.

Номер «чертовой психбольницы» удалось узнать достаточно быстро. И трубка на том конце ожила почти сразу – низкий и хрипловатый голос дежурной недовольно сообщил ему, что Елены Михайловны на работе нет и сегодня не будет. Евгений не успел спросить, была ли она на работе и когда ушла, – трубка равнодушно отключилась. Перезвонив еще семь или восемь раз, он так и не дождался ответа – торопливые гудки возвещали о том, что телефон занят.

Выругавшись в пустое пространство, Евгений бросил трубку в карман, схватил со стола кожаный портфель с бумагами и выскочил из кабинета, на ходу придумывая какие-то невнятные оправдания своему бегству с рабочего места в рабочее время.

Но оправдываться не пришлось – кабинет начальства был на другом этаже, секретарша в приемной отсутствовала, а весь инженерный состав дружно курил на лестнице. Проклиная застывший на холоде двигатель «Нивы», он пытался сообразить, куда, собственно, нужно ехать. Где искать Ленку, если ее нет ни дома, ни на работе.

«Только бы успеть», – мелькнула отчаянная мысль.

Нажимая на педаль газа и медленно выводя машину с тротуара на проезжую часть, он вдруг понял, насколько неважным оказалось теперь для него все остальное.

Мертвый Слизень в гостиной. Страх в глазах Яны и ее убежденность в том, что это он совершил убийство. Пятна крови на куртке, которые он увидел так отчетливо…

«А ведь они там были, – сердито сказал он себе. – Были! Не пригрезились, не привиделись, были эти пятна на самом деле!»

Плавно переключив коробку передач, Евгений выехал на центральную полосу и нажал на педаль газа, выжимая из машины максимально возможную скорость.


– Я же сказал: не поедет троллейбус. Долго еще не поедет. Сломался! – высунувшись из кабины, уставшим голосом произнес водитель, сделав ударение на слове «долго».

Смотрел он при этом почему-то на Лену.

Хотя, кроме Лены, в троллейбусе решило остаться до победного конца еще не так уж мало народу.

Старушка в сером пальто, например. Извлекла откуда-то из недр своей авоськи вязальные спицы и принялась накручивать ярко-розовые петли, что-то напевая себе под нос.

Дедок в болоньевой куртке поднял воротник и склонил голову набок, прикрыл морщинистые веки, собираясь поспать.

И сзади еще сидят человека три.

И впереди чья-то зеленая в белый горошек спина маячит.

В самом деле, зачем так таращиться?!

– Очень долго, – безнадежно вздохнул водитель.

– Мы не торопимся, – пробурчала себе под нос Лена. И чего это он привязался? Долго, очень долго! Да хоть до скончания века ремонтируй свой троллейбус – те, кто торопится, давно уже из него вышли, поймали такси и едут себе домой, нервно поглядывая на часы и поминутно звоня домочадцам. А Лена из теплого троллейбуса уходить никуда не собиралась. По многим причинам.

Во-первых, у Лены не было денег на такси. Потому что с утра, пребывая в сомнамбулическом состоянии, она забыла дома кошелек. А мелочи, завалявшейся в карманах, не хватило бы даже еще на один троллейбусный билет.

Во-вторых, у Лены не было часов. И нервно поглядывать ей было просто не на что.

В-третьих, у Лены не было телефона. То есть был. Но мертвый. Батарея села как раз в тот момент, когда она, отправив Женьке сообщение, переполненное восклицательными знаками, увидела промелькнувший на экране отчет о доставке.

А главное, у Лены не было никаких домочадцев. Никто не ждал ее дома, нервно поглядывая на часы и поминутно набирая номер ее мобильника. Она могла сколько угодно, хоть до второго пришествия, хоть до третьего, сидеть в сломавшемся троллейбусе, прислонившись щекой к холодному стеклу. И думать всласть о своем одиночестве и жалеть себя, тихонько вздыхая, разглядывая сквозь пыльное стекло проезжающие мимо машины и ветки деревьев, гнущиеся от ветра.