Это был он – и как будто бы не он. То есть как будто бы его вообще не было. Была лишь оболочка, из которой Женьку выдавили, как зубную пасту из тюбика, и теперь внутри этого тюбика было совершенно пусто.

Более точное определение подобрать было трудно. Женька смотрел на нее улыбаясь, и казалось, что сейчас он протянет руку и щелкнет ее по носу, как делал это всегда, начиная едва ли не с первого дня их знакомства.

Он улыбался, но глаза были какими-то незнакомыми, темными, а в самой глубине этих глаз затаилась такая пустота, что от этого становилось страшно. Как будто за плечами у Женьки было не тридцать прожитых лет, а по крайней мере сто пятьдесят.

«Господи, неужели мы виделись вчера?» – подумала Лена.

– Привет, – сказал он искусственно бодрым голосом, перешагивая порог ее квартиры. – Заждалась, подружка? Извини, на работе дела задержали.

Лена кивнула в ответ и пробормотала, что извиняться не стоит.

Совершенно непонятно было, как с ним себя вести и что говорить. Да и надо ли вообще говорить что-то.

– Привет, – наконец выдавила она из себя и, приняв из Женькиных рук слабо пахнущую осенним ветром куртку, принялась вешать ее в шкаф.

Передышка длилась всего несколько секунд, а потом ей снова пришлось обернуться и встретиться с ним взглядом. Он с показной веселостью разглядывал ее прихожую, которая нисколько не изменилась с тех пор, как он был здесь последний раз уже больше десяти лет назад. Интересно, помнит ли он?

– Ну надо же, как будто только вчера отсюда ушел, – удивился он, будто бы прочитав ее мысли. – И зеркало то же самое, и висит там же, и стены по-прежнему в голубой цвет выкрашены… И репродукция эта… Это же Дали. Погоди, я сейчас точно вспомню, как называется… Незримые… Незримые конь, лев и спящая женщина! Верно?

Верно. – Лена обрадовалась, что он вспомнил голубой цвет стен и даже название картины. И тут же отругала себя за эту глупую радость. – Да ты проходи, что стены-то разглядывать? Не в музее же.

Больше всего на свете ей сейчас хотелось просто подойти, обхватить его руками за плечи, уткнуться губами в шею и просто шепнуть, что все будет хорошо. И наверное, на самом деле все стало бы хорошо, все изменилось бы в считанные секунды, если бы она только смогла заставить себя сделать шаг навстречу.

– Чай будешь? Или… кофе?

Он уселся в кресло, свободно вытянул ноги и посмотрел ей в глаза.

– Конечно, буду чай. Или кофе. Мне все равно, на твое усмотрение. А вообще, знаешь, не мешало бы чего-нибудь… посерьезнее чая.

– Водки, что ли? – почему-то удивилась Лена. – У меня только… коньяк. И шампанское еще.

Коньячными бутылками, насильственно принятыми из рук благодарных родственников пациентов, заставлена была целая полка в шкафу. Лена коньяк не пила, потому что не умела, и очень долго не могла найти ему применения, до тех пор, пока в старом, бабушкином еще, журнале «Крестьянка» не вычитала один рецепт для укрепления волос. Народная медицина советовала смешивать коньяк с желтком одного яйца и каплей растительного масла. Лена смутно догадывалась, конечно, что народная медицина вовсе не имела в виду коньяк стоимостью от шести тысяч рублей и выше. Но с другой стороны, не пропадать же добру?

В ответ Женька изобразил радостную улыбку.

– Какая водка, какой коньяк? Я, между прочим, с работы! И между прочим, с обеда ничего не ел. Извини, конечно… Ничего, что я такой откровенный?

– Ничего, – вздохнула она, улыбаясь в ответ на его улыбку. – Это ты меня извини за то, что я такая глупая. Не сообразила, что тебя покормить надо… У меня там котлеты есть и макароны по-флотски. Что будешь?

– А все и буду! И котлеты буду, и макароны! – Он энергично закивал в ответ.

Тихо рассмеявшись, Лена убежала в кухню разогревать ужин, ругая себя по дороге за то, что не сообразила сама предложить. Сейчас то первое жуткое впечатление уже казалось лишь плодом собственных фантазий – по всей видимости, Женька просто устал на работе, а она приняла эту усталость за…

Черт знает, за что приняла.

Через пять минут они уже сидели напротив за кухонным столом. Женька уплетал котлеты с макаронами, попутно отпуская шутки по поводу собственного аппетита.

«Да нет же, – думала Лена, глядя на его радостно раздувшиеся щеки. – Нет, ничего не случилось. То есть ничего страшного не случилось. Мне показалось. Послышалось в его голосе, привиделось в глазах…»

– А теперь я буду курить, – заявил Женька, отодвинув в сторону пустую тарелку и отхлебнув глоток черного обжигающего кофе. – У тебя, Лисичкина, в квартире курить можно или нельзя? Вот Сашка твой, он, например, где курит?

– Он вообще не курит. Нигде, – сказала Лена чистую правду и извлекла с верхней полки шкафа пепельницу. – Поэтому у меня курить нельзя. Но для тебя я сделаю исключение. Кури.

– За что я тебя люблю – за то, что ты, Лисичкина, добрая. И безотказная.

Слова прозвучали двусмысленно. Лена мысленно поежилась от этой двусмысленности, но возмущаться не стала – конечно же, ничего плохого Женька не имел в виду, когда говорил про ее безотказность и про то, что ее любит.

«Как мальчишку», – прозвучал в памяти его голос, который она помнила до сих пор.

Женька курил молча и сосредоточенно. Затягивался глубоко, и каждый раз было слышно, как потрескивает табак под тонким слоем папиросной бумаги, превращаясь в пепел. Докурив до половины, смял в пепельнице, судорожно сглотнув, – стало понятно, что табачный дым уже вызывает у него приступ тошноты и что за последние несколько часов это уже не первая выкуренная сигарета. Не первая, не десятая. И даже, может быть, не двадцатая.

– Жень, у тебя что случилось-то? Я же вижу, что ты какой-то не такой. Хоть и делаешь вид, что все в порядке. Но ведь ты не просто же так пришел.

Он усмехнулся в ответ, и усмешка эта показалась ей грустной.

– Прости, твоя правда. Получается, что просто так не пришел бы…

– Не пришел бы, – подтвердила Лена. – Если за столько лет – ни разу.

– Совсем жизнь замотала. Прости, подружка… Но я на самом деле не просто так пришел. Поговорить. Или, точнее, рассказать. В общем, Лисичкина, дело такое. У меня в квартире вчера вечером кто-то убил соседа.


…Рассказ был недолгим – вся драма, случившаяся накануне вечером, уместилась в несколько коротких предложений. Закончив, Женька шумно выдохнул и потянулся к пачке за сигаретой.

– Такие дела, Ленка Лисичкина.

Сигарета, извлеченная из пачки, тут же была отправлена обратно. Рассеянно оглядевшись вокруг, он снова как-то беспомощно улыбнулся и тихо добавил:

– Уж прости, что пришел к тебе с этим. Выговориться нужно было.

– Да что ты все время извиняешься? – пробормотала в ответ Лена. – Молодец, что пришел…

Перед глазами так и стояла гостиная в незнакомой Женькиной квартире. Розы в огромной вазе, шарики на стенах, свечи на столе и мертвец, вальяжно развалившийся в пропитавшемся темно-бурой липкой жидкостью кресле из нового гарнитура. Несмотря на то что рассказ был коротким, без лишних описаний, картинка получилась яркая и жутковатая. И эти пятна крови на спортивном костюме, которых не было вечером и которые появились утром…

Впрочем, с пятнами-то как раз было все совершенно понятно. То, что тревожило Женьку больше всего, Лене как раз и не внушало особого беспокойства. Реакция нервной системы на такой сильный стресс в большинстве случаев бывает непредсказуемой, и зрительные галлюцинации – явление вполне рядовое, объяснимое, устранимое. За долгое время врачебной практики ей приходилось неоднократно наблюдать нечто похожее у пациентов, переживших эмоциональный шок.

– Насчет своих видений не переживай, – озвучила она свои мысли. – Знаешь, в такой ситуации не только пятна крови могут привидеться, а вообще черт знает что…

– Думаешь, я все это придумал? – Женька нахмурил брови.

– Не придумал, – терпеливо объяснила Лена. – Нет, не придумал. Ты видел на самом деле. Но это был зрительный обман. И это нормально, пойми. У тебя был сильный стресс. На почве стресса такое часто случается.

– Да. – Он послушно кивнул в ответ, принимая ее объяснение, хотя видно было, что в глубине души совершенно с ней не согласен. Возможно, он даже обиделся на Лену немного, потому что после своего короткого «да» надолго замолчал и отвернулся, уставившись в противоположную стену.

– Жень… – позвала она. – Нужно ведь что-то делать.

– Что-то делать? – скривился в ответ Женька. – Ты что имеешь в виду? Что меня лечить надо? Согласен. И полностью вверяю себя тебе как отличному и опытному специалисту… Амбулаторно лечить будешь? Или случай настолько тяжелый, что без стационара не обойтись? Тогда лучше прямо сейчас. А то, глядишь, если болезнь будет прогрессировать, я просто так не дамся. Придется санитаров вызывать, смирительную рубашку надевать. Неприятно все это, знаешь…

– Брось. – Его юмор был неуместным и жалким. – Эти твои галлюцинации легкоизлечимы. Я тебе рецепт выпишу, у меня дома бланки с печатями есть… Купишь в аптеке успокаивающее средство, пропьешь двухнедельный курс и будешь как новенький. Я ведь не об этом сейчас. Я…

Она встала, прошлась по кухне и остановилась возле окна. Какая-то мысль не давала покоя, блуждала где-то на задворках сознания разорванным в клочья облаком. Было что-то важное, что необходимо было понять прямо сейчас.

– Жень, а сам-то ты что об этом думаешь? Как ты себе объясняешь то, что случилось? Кто это сделал, зачем… И почему именно в твоей квартире?

– А черт его знает. Если отбросить версию о том, что у меня на самом деле съехала крыша и все случившееся мне просто пригрезилось, то я, честно, не знаю даже, что и думать. Да и зачем?

– Что значит – зачем?

– Зачем думать-то? Ведь, по большому счету, все позади. Топор и этот чертов спортивный костюм, в крови перемазанный, я сегодня в лесопосадках зарыл. Лопату в кювет выкинул. От трупа, опять же, мы избавились еще вчера. Теперь надо жить и радоваться жизни… Ничего другого не остается.