Она тщательно подобрала наряд для роли, которую намеревалась исполнить. На ней было простое платье из белого муслина с высоким стоячим воротником и вышитыми под грудью маргаритками. В волосах у нее поблескивала нить жемчуга, на лбу и на висках трепетали изящные локоны.

– Жемчуг символизирует чистоту? – насмешливо проговорил он, как бы нехотя обнимая ее для танца. – Тебе идет. Признаться, ты производишь сегодня вечером восхитительное впечатление.

Она улыбнулась ему, памятуя о прикованных к ним взглядах, однако голос ее был суров:

– Сожалею, что уступаю в искусстве притворства тебе, Доминик Челленджер. Я вижу, Джейн понятия не имеет о событиях вчерашнего утра. Знает ли она о нас? Как ты объяснил ей свое отцовство при наличии жены?

Она почувствовала, как он напрягся, и увидела ярость, растопившую лед его взгляда. Ноздри его орлиного носа затрепетали. Она понимала, что он готов ее задушить; он походил сейчас на дикого леопарда, выбирающего момент, чтобы вцепиться ей в глотку. Предвидя все это, она умышленно завела рискованный разговор в многолюдном зале.

Он танцевал по-прежнему безупречно, его голос не выдавал волнения, однако она знала, каких усилий ему это стоило.

– Может быть, объяснишь, что у тебя на уме?

– Хочешь и дальше лицемерить? Хорошо, я не буду ходить вокруг да около. Не вызывает сомнений, что ты рассказал своей несчастной невесте только то, что счел нужным. Есть вещи, которые ты скрываешь от нее и от ее родителей. Для тебя изнасилование – пустяк, тем более что речь идет всего лишь о твоей бывшей жене, но как бы к этому отнеслась она?

Его каменные губы побелели – так отчаянно он боролся с собой.

– Ближе к делу, мадам!

– Суть в том, что… – Она споткнулась и зачастила, чтобы не пасть духом: – Я хочу увидеть Кристиана. И поговорить с Селмой Микер. Ведь его растит Селма Микер? Я должна… Впрочем, не важно. Тебе меня не запугать. Я должна увидеть ребенка, которого ты выдаешь за своего сына, и поговорить с Баб, то есть с Селмой. Я…

– Молчи! – с тихой угрозой проговорил он. Каждое его последующее слово было как удар молотка, загоняющего в гроб гвозди. – Будь ты проклята! Мне следовало сбросить тебя вчера с обрыва. Если бы я знал…

Она задрожала от страха, но заставила себя посмотреть в его полное ненависти лицо.

– Называй это как хочешь. Ты сам меня к этому принудил. Но у меня есть право…

– Право? – От него так и веяло яростью, налетевшей как вихрь, перед которым было почти невозможно устоять. – Поздно же ты спохватилась, что стала матерью! Думаешь, я забыл твои слова, когда ты клялась в ненависти ко мне и к ребенку в твоем чреве, потому что он мой? Тебе хотя бы раз захотелось узнать об участи ребенка, от которого ты отказалась, даже не пожелав на него взглянуть? Если бы не Селма…

– Боже! – тихо молвила Мариса. Сама того не ожидая, она вырвала у него ответ.

– Хорошо, – неожиданно произнес он, как будто ее присутствие стало для него невыносимым. – Только не разыгрывай больше обмороков. Джейн не поймет, если это случится во второй раз. Встретимся завтра в три часа дня перед магазином дамских шляп. Если хочешь, можешь захватить с собой Инес: не сомневаюсь, что она уже обо всем пронюхала. Учти, завтра мы поставим на этом точку. Мне нет дела до твоей ненависти ко мне, но если ты посмеешь навредить Кристиану, я прикончу тебя голыми руками. Ты поняла?

Ее хватило только на утвердительный кивок. К счастью, все ее усилия были сейчас направлены на то, чтобы не лишиться чувств. Время осмыслить страшную, невероятную истину, которую он выдал ей в гневе, придет позже.

Глава 44

Мариса не помнила, как дотянула остаток вечера, как передвигала ноги, разговаривала, даже улыбалась, вынужденная оставаться в одном зале с Домиником, который больше не заговаривал с ней и даже не смотрел в ее сторону.

– Сегодня ты произвела хорошее впечатление, – сказала ей Инес уже в карете. – Сама скромность и благожелательность! Единственное замечание поступило от одной пожилой дамы, упрекнувшей тебя в недостаточной живости. – Инес негромко рассмеялась.

Педро, сидевший напротив них со скрещенными на груди руками и укоризненным видом, проговорил:

– Вы были как марионетка на веревочках! Что бы такое предпринять, чтобы вернуть вас к жизни?

Он злоупотребил спиртным и неприлично сильно прижимал ее к себе во время танца, что она оставила без внимания, слишком занятая своими мыслями. Сейчас она тоже не удостоила ответом его оскорбительный намек.

Она отказывалась верить в случившееся. Ей и в голову не могло прийти, что ей солгали, сказав, что она произвела на свет мертвого младенца. Рок, воля Аллаха… Это и привело ее сюда, чтобы обрушить на нее, ни о чем не подозревавшую, горькую правду. Нет!.. Она не могла в это верить! Не могла оказаться отданной на растерзание болезненным воспоминаниям и угрызениям совести.

Сославшись на головную боль, она ушла к себе и сразу улеглась, но проворочалась до самого рассвета, прежде чем забылась тревожным, неглубоким сном.

Доминик Челленджер и вовсе не сомкнул глаз. Не помня себя от гнева и отвращения к себе самому, он поспешно простился с изумленной невестой и извинился перед ее родителями. Ему на выручку пришел друг и так называемый покровитель генерал Джеймс Уилкинсон, заявивший, что их ждет серьезный деловой разговор.

Прощаясь с Домиником, Уилкинсон загадочно улыбнулся:

– Надеюсь, свадьба не будет отложена? Как мне кажется, малютке Джейн все больше не терпится, чтобы ее уложили в постель. Уж не попалась ли тебе на глаза другая богатая наследница? Если так, то тебе придется сразиться за нее с моим другом Ортегой, а это серьезный противник. Ты слышал о его новом назначении?

Доминик, прекрасно знавший Уилкинсона, заскрежетал зубами, однако с беззаботной улыбкой ответил:

– Ни для кого не секрет, что я встречал Марису де Кастельянос в Европе, однако такую, как она, я бы представил себе скорее любовницей, чем женой.

– Кажется, она тайно обручена с Ортегой, а он в последнее время ходит туча тучей. Советую тебе проявлять осторожность.

– Разве я не осторожен? – ответил Доминик нарочито легкомысленно, давая понять, что разговор окончен. Старая лиса Уилкинсон оставил свои расспросы. Расставание вышло дружеским.

Доминик поскакал прямиком в элегантное заведение некоей мадам Эйвог, именовавшейся в городе «образцовой проституткой». Там он, поиграв в отдельном кабинете в карты, провел остаток ночи со златокудрой особой с примесью одной восьмой негритянской крови, недавно поступившей в заведение и изъяснявшейся по-английски с очаровательным французским акцентом. Впрочем, она напомнила ему бывшую жену, обладая той же соблазнительной невинностью и притягательностью, поэтому он встал с ее широкой мягкой постели в угрюмом настроении и с налитыми кровью глазами.

Прежде чем отправиться в маленькой наемной карете на встречу с ней, он успел принять ванну и побриться, однако это не повлияло на его настроение. Доминик Челленджер не привык давать спуску своим недругам, а эта чертовка относилась именно к ним. Достаточно того, что ему приходится тратить на нее столько времени! Ему было проще считать ее бессердечной мерзавкой, заслуживавшей хорошей трепки, чем признать, что она ему небезразлична, проще ненавидеть ее, чем признаться самому себе, что ей давно отведено самое укромное местечко у него в сердце. Если последнее верно, то ее следует немедленно оттуда изгнать!

Почему Мариса испытала такой удар, когда он открыл ей правду о Кристиане? Она наверняка знала об этом и раньше, не могла не знать! Теперь он был вынужден встречаться с ней, подвергая испытанию свое самообладание, и без того нестойкое после неудачной бессонной ночи.

Марису привезла на встречу не Инес, а Лали. Ей повезло: спустившись вниз, она узнала, что Инес отправилась в гости к друзьям; Педро нигде не появлялся.

Она уже объяснила вытаращившей глаза Лали, что той предстоит дожидаться возвращения хозяйки у дверей магазина, где, видимо, нередко проходили подобного рода встречи – о последнем говорил вопрос горничной, заплатила ли госпожа положенную сумму хозяйке. В обмен на плату хозяйка магазина шляпок была готова клясться на Библии, что мисс или миссис такая-то побывала в ее заведении – недаром ее карета стояла рядом. Теперь Мариса поняла, почему Доминик предложил встретиться именно здесь.

Она дала Лали денег на цветные ленты. Девушка поблагодарила ее, скромно потупившись.

– Лали, тебе хорошо? Я хочу сказать… – Как молодая образованная женщина может быть счастлива, даже просто довольна своим существованием, не принадлежа себе ни телом, ни душой? Мариса пожалела, что задала этот вопрос.

– Да, мэм, – поспешно ответила Лали. – Все хорошо.

Рядом с их каретой остановилась другая, более скромная. У Марисы учащенно забилось сердце, когда она увидела хмурого Доминика.

– Полезай. Я не могу бросить поводья: очень беспокойные лошади.

– Я скоро вернусь, – бросила Мариса Лали и повиновалась Доминику без лишних споров, чтобы не задерживать другие экипажи.

Он подал ей руку, чтобы помочь забраться в карету, и хлестнул лошадей, прежде чем она успела сесть. У нее побежали мурашки по спине. Находясь с ним рядом, она не могла подобрать нужных слов. Что она вообще могла сказать? Пуститься в объяснения, которым он все равно не поверит? Умолять понять ее? Когда-то они были женаты, но с тех пор оба постарались разорвать все связующие узы. Не считая маленького мальчика… Ему скоро исполнится два года. Но даже этот мальчик был теперь, как и его отец, совершенно чужим ей.

Ее молчание вынудило Доминика заговорить первым.

– Мой дом находится дальше по течению реки, – сказал он с ледяной вежливостью. – До него еще далеко. Думаю, сначала нам надо поговорить. Если по каким-то своим проклятым соображениям тебе понадобилось повидать Кристиана, то не забывай про Селму. Если ты забыла, то я напомню, что она весьма решительная особа. Она уже привыкла к мысли, что я женюсь на Джейн.