Видя, что она вот-вот лишится чувств, он неуклюже попытался ее успокоить:

– Даю слово сегодня же послать к нему врача. Пока они останутся здесь, их не будут больше выставлять на площади. Их собирались угнать уже завтра, но я прикажу полковнику Ортеге продержать их в Сан-Антонио до тех пор, пока они не поправятся, чтобы выдержать этот переход…

– То есть сделаете все, чтобы он дожил до дня повешения? – с горечью прошептала она сквозь рыдания. – И он поблагодарит меня за это? Мне невыносима сама мысль о его смерти! Что мне предпринять? Есть ли хоть что-то… кто-то другой, к кому я могла бы обратиться? – Она сползла с кресла и упала губернатору в ноги, сильно его обескуражив. – Прошу вас! Вы всегда были так добры ко мне, и я… Может быть, воззвать к верховной власти? К самой королеве Испании? Однажды я с ней встречалась… – Но, припомнив обстоятельства той встречи, она опять разрыдалась, утратив способность к связной речи.

Элгизабаль, не имея сил отказать себе в этом удовольствии, погладил ее по голове. Он помнил нежность, которую она проявляла те два-три раза, что он укладывал ее к себе в постель. Черт возьми, она ему далеко не безразлична! Эта очаровательная малышка была воистину неотразима, и он страдал, видя, какое мучение причиняет ей ее безнадежная страсть. Он бы не отказался утешить ее старым как мир способом, однако понимал, что это невозможно. Не сейчас и, разумеется, не здесь, на глазах у худосочной родственницы, наверняка подслушивающей за дверью и ловящей каждое словечко…

– До королевы Испании слишком далеко, голубка моя! Есть еще вице-король, но он в Мехико, то есть в нескольких месяцах пути, а это слишком долго. Да он вряд ли помог бы. Пойми, в условиях, когда на наши рубежи со всех сторон покушаются алчные орды, жаждущие лишить нас наших владений, мы не имеем права миловать нарушителей границ!

– Хотя бы оставьте его здесь на то время, которое понадобится мне на поездку в Мехико и обратно.

Он тяжело вздохнул, продолжая гладить ее по голове.

– Не могу, дорогая. Я всего лишь губернатор маленькой провинции, а он пленник полковника Ортеги, уже приговоренный к казни. Но пока он здесь, я сделаю все, что сумею. Довольно рыданий! Через некоторое время ты успокоишься. В тебя безумно влюблен молодой капитан, ты сама еще очень молода! Ведь когда ты считала этого человека мертвым, тебе удавалось мириться с этой мыслью? Возвращайся в монастырь. Отдохни, подумай о своем ребенке. Может быть, перевезти его сюда? Что бы ты ни говорила о генерале Уилкинсоне, он никогда не отказывал нам в помощи. Думаю, и в этот раз он не останется в стороне. Так что, как видишь, у тебя есть будущее. Скоро ты покоришься судьбе и забудешь это неприятное время.

Забыть? Нет, невозможно! Губернатор стиснул ей руку и мимоходом прикоснулся к ее груди. Она не сопротивлялась, понимая, что он делает все, что в его силах. Врач, пища, вода, отказ от публичного поругания на площади… Но, Господи, неужели это все? Она обязана предпринять невозможное и предотвратить неизбежное.

Губернатор Элгизабаль твердил, что надежда умерла, но она отказывалась с этим примириться. Выход из тупика должен, обязан существовать! Она припомнила свою встречу с вице-королем, оказанный им любезный прием. Как добиться его внимания – письмом? Монахини молятся за нее, они бесконечно терпеливы и добры, но какой в этом прок, если ей требуется не терпение, а чудо? Она и сама пыталась молиться, но слова молитвы упорно не шли в голову. «Пока он жив…» Но мысль о смерти окутывала ее мрачной пеленой, сковывала грудь. Ей уже не хотелось ни дышать, ни вообще жить.

Мариса неподвижно лежала на спине, глядя в потолок. При появлении сестры Марии-Беатрисы она не шелохнулась. В ее пустых золотистых глазах отражался огонек лампы.

– Донья Мариса! Дитя мое… – Шепот монахини слился с шелестом ее веревочных сандалий на соломенной циновке.

– Нужда приглядывать за мной отпала. Нож у меня отняли, так что я уже не смогу им воспользоваться. Я не могу есть и разучилась молиться. Почему бы вам не оставить меня в покое?

– За дверью дожидается посетитель. Мать-настоятельница твердила ему, что вы спите. Ведь уже восьмой час! Но он проявил настойчивость. Некий полковник Ортега. Говорит, вы захотели бы с ним переговорить, если бы знали, с чем он пожаловал.

Педро?

«Полковник Ортега дал честное слово, что не имел ни малейшего понятия о замыслах своей кузины. По его словам, в свое время он был с вами помолвлен согласно желанию вашего батюшки и долго горел желанием на вас жениться. Вы к нему несправедливы, дорогая! Он очень из-за вас переживает, на нем лица нет!»

Так звучали уговоры губернатора. Но она лучше знала цену Педро. С другой стороны, что ему понадобилось теперь? Что он собирается предложить? Боже, разве можно пренебречь хотя бы соломинкой, протянутой утопающему? Она пойдет на все…

Она не стала приводить себя в порядок, а только сунула ноги в веревочные сандалии, как у всех монахинь, и накинула поверх помятой блузки и юбки шаль. Уступая настояниям сестры Марии-Беатрисы, она провела расческой по спутанным волосам, но это мало что изменило. Зачем он пришел?

Педро Ортега предстал перед ней в свежем и тщательно отглаженном мундире, в начищенных сапогах. Взяв безжизненную кисть Марисы, он церемонно поклонился и облобызал ей пальчики.

– Как я ждал этой встречи! Владычица моего сердца, почему вы не признались мне во всем раньше? Что вы устроили вчера вечером!.. Но потом я услышал о событиях сегодняшнего дня и о вашем визите к губернатору. Вы уронили свою честь, умоляя его о помощи…

Мариса услышала, как закрывается дверь ее кельи, и вырвала у него руку.

– Хватит разыгрывать вежливость, сеньор! Соблаговолите объяснить причину своего появления.

Он глянул на нее с упреком, но в его темных глазах мерцал зловещий огонь, заставивший ее содрогнуться.

– Как вы могли? Теперь я понимаю, что вами двигала ненависть ко мне, но откуда мне было знать об этом тогда? Я сделал то, что сделал, из желания отомстить за вас, а также, разумеется, из ревности – буду с вами честен до конца. Ведь я всегда обходился с вами по-благородному, вы не станете этого отрицать. Если бы вы сказали мне, что в дело замешан ребенок, потому вы и повели себя так… Почему вы решили, что я не пойму? Теперь вы, насколько я понимаю, опять… в положении? Ах, dulce amor![38] Неудивительно, что вы так мучаетесь…

– Прекратите, Педро! Скажите лучше, что вам надо.

– Ваши огромные глаза полны слез, как у загнанной лани, – участливо проговорил он. – Не знаю, смогли бы вы так проливать слезы передо мной? Вы рыдали перед губернатором, чем очень его расстроили. Но теперь я лучше вас понимаю и нахожусь здесь по собственному желанию, чтобы предложить вам…

Он намеренно смолк, и она была вынуждена прошептать сквозь зубы:

– Что вы мне предлагаете?

– Достойный выход, разумеется. А вы что думали? Я исправлю все то зло, которое причинила вам моя кузина. Бедная Инес! – Он покачал головой, изображая удрученность. – Какая алчность! Сколько я ее ни предостерегал – все напрасно. Она так и не вняла моим мольбам. Я никогда не допустил бы этого, но вы прогнали меня своей холодностью.

– Переходите к сути, пожалуйста. Что вы хотите мне предложить?

– Я думал, это и так ясно. Я предлагаю вам брак. Губернатор знает об этом и всецело меня поддерживает. Он уже отправил гонца к генералу Уилкинсону и к кое-каким нашим ммм… друзьям в Натчиточесе. Ваш сын, о будущем которого вы, как мне известно, очень тревожитесь, будет доставлен сюда не позже чем через месяц. Ребенок, которого вы вынашиваете – ведь вы снова ждете ребенка? – будет законным. У нас получится прекрасная семья. – Он улыбнулся, обнажив зубы, и она отшатнулась.

– Нет! Вы с ума сошли? Вы сами говорили мне вчера, что…

– То было вчера, сокровище мое. Тогда я еще не знал всех обстоятельств. Неужели я мог бы позволить вам в одиночку выдержать весь этот скандал? К тому же вашему сыну потребуется мужчина-защитник. Сами знаете, на этой дикой границе может произойти что угодно: индейцы, всякие несчастья… Риск слишком велик. Как муж и жена мы сможем вернуться в Луизиану после того, как я исполню здесь свой долг, и отстроить «Конграсиа». Наши дети вырастут там…

Она крутила головой, не желая его понимать; невинные слова скрывали угрозу.

– Зачем я вам? Вы забыли, кто я такая? Рабыня, femme de couleur…[39]

– Чепуха! Неужели вы всему этому поверили? Та старуха – сумасшедшая, как и Инес. Я могу показать под присягой, что ваш бедняга-отец был так скручен лихорадкой, что подписал бы любую бумагу, какую она ему ни подсунула бы! Я провел собственное расследование, в котором мне помог генерал Уилкинсон. Верно, что его любовница, цветная рабыня, приходившаяся вашей матери сводной сестрой, родила от него ребенка, но никакого обмена детьми не было. Родившаяся девочка умерла на корабле по пути на Мартинику. Ее мать привязалась к вам, найдя в вас, видимо, замену собственной умершей дочери. К тому же вы обе пошли в отца, так что…

– Но могло быть иначе! Откуда вы знаете? Женщина, которую вы называете моей матерью, никогда меня не навещала в отличие от Дельфины. Она…

– А я вам говорю, что эти люди согласятся со мной и с моими показаниями. Помните, как они проглотили слова Инес? Они снова вас признают, когда вы станете моей женой, как уже один раз признали и приглашали на свои приемы в Нэтчезе. Чтобы они передумали, достаточно одного-единственного обстоятельства: Инес была неверной женой, желавшей завладеть чужим наследством. Старая история! – Он шагнул к ней, схватил за плечи, приблизив к ней свое смуглое лицо. – Я предлагаю вам блестящее будущее и хорошее имя. Меня выбрал вам в мужья ваш отец. Подумайте об этом и о будущем ваших детей, если вам нет дела до вашей собственной судьбы.

Мариса чувствовала себя в ловушке. Как поступить, что ответить? Она расслышала в его речи тщательно скрываемую угрозу. Сам он представлял собой явную опасность. К тому же Доминику грозила смерть…