они отвели Вирхинию в ее комнату?..

- Если она хочет, я могу проводить ее. Но, ты так ничего и не решила относительно врача. Мы

можем позвать другого.

- Доктор Андрес – единственный сведущий. Я поговорю по телефону с его медсестрой, чтобы

он непременно зашел в любое время. И сразу же вернусь.

Она оставила их одних. Хрупкая и ослабевшая, Вирхиния протягивает к нему руку.

- Джонни!..

- Тебе на самом деле лучше?.. Недомогание проходит?..

- Немножко лучше, но у меня сильная боль здесь, в груди, она будто душит меня… Это –

сердце, ты знаешь?.. Тетя Сара об этом не знает, и я не хочу, чтобы она узнала.

- У тебя больное сердце?..

- Не волнуйся, доктор Андрес это знает и лечит меня, никому не говоря об этом…

- Но!..

- Я узнала об этом случайно, и мы заключили договор, чтобы тетя Сара не узнала. Ничего не го

вори об этом…

- Хорошо…

- Не хочу, чтобы ты затаил злобу на дядю Теодоро и Веронику, когда я…

- Когда ты – что?..

- Ведь я не могу выдержать эту ужасную встречу…

- Не нужно устраивать ее, Вирхиния. Папа был прав. когда сказал, что это – не суд, и не слуша-

ние дела. Мы оставим все, как есть…

- Но дядя Теодоро не захочет…

- Я сейчас же, немедленно, поговорю с ним. В конце концов, если Вероника меня не любит и

прямо сказала мне об этом, я не должен продолжать ворошить ее прошлую жизнь, требовать отчеты о

некоторых событиях, ко мне не относящихся…

- Джонни… какой ты благородный и славный!..

- Я буду молчать и папа тоже.Уже не исправить. Если однажды этот человек вернется…

- Не вернется!..

61

- Почему?..

- У меня предчувствие, что он умер.

- Предчувствие?..

- Почти уверенность… даже больше, абсолютная уверенность.

- Что?..

- Есть газета, в которой появляются имена тех, кто умер в других странах.

- Вероника знает, что этот человек мертв?..

- Она сама сообщила мне об этом и показала мне газету, но ты никогда не говори об этом, она

разгневается на меня.

- Не волнуйся. Возможно, долгое время я не буду разговаривать с ней ни об этом, и ни о чем.

- Это как раз то, что я просила тебя сделать!.. Джонни, Джонни, ты – самый лучший человек на

земле, и я так тебя люблю… так…

Она схватила руку, которую он протянул к ней и покрыла пылкими поцелуями, в то время, как

Джонни, сжав губы, молча глотает свою боль и свою ярость.

- Для меня Вероника мертва!.. Это так… как будто она умерла!..

***

- Папа!..

- А-а, это ты?..

- Я пришел попросить тебя, чтобы ты меня простил. На несколько часов я совершенно потерял

контроль над самим собой,.. я, как будто, сошел с ума.

- Да, знаю,.. я это понял.

Теодоро де Кастело Бранко поднялся на ноги, отодвинув на деревянном письменном столе

стиля Возрождения, книгу, которую читал. Это, действительно, одна из тех глубокомысленных фило-

софских книг, в которых его дух находит спокойствие и умиротворение, чтобы хладнокровно проти-

востоять бурям. Он – аристократ не только по общественному положению. Его духовный ранг

передается каждым его жестом, сквозит в каждом движении, и, кажется, в этот момент его сыну

передаются жизненные нормы…

- Каждый может потерять опору в какой-то момент. Ты был не единственным, Джонни,.. я тоже

потерял ее, хотя обязан сдерживаться. Но я рад, что к нам обоим, кажется, вернулся разум.

- Да, папа.

- Это был тяжелый удар, учитывая ту глубокую привязанность, которую мы вдвоем испытывали

к Веронике.

- Испытывали?..

- Да. Мы привыкли видеть в ней кого-то очень близкого, своего, домашнего, неразрывно свя-

занного с нашими сердцами и нашим родом; но, нет, сын, она – независимый самостоятельный чело-

век, хозяйка своей судьбы. Мы не имеем права приказывать ей, даже если нам остается скрывать свои

чувства.

- Папа… в этом деле никто не чувствовал большей боли, никто не испытывал большего душев-

ного страдания, чем я. И тем не менее, я хотел просить тебя о небольшой снисходительности по отно-

шению к ней. Я…

- Нет… то, что она совершила не заслуживает нашей снисходительности.

- Теперь ты думаешь, что она действительно совершила это?..

- У меня было время не спеша обдумать многие вещи, чтобы, вспоминая и размышляя, сопоста-

вить и соединить даты и детали. Если то, что сказала Вирхиния – клевета, то она, по крайней мере

очень похожа на правду, хотя бы одним во всем этом деле – тем, что она тебя отвергла…

- Полагаю, это – то единственное, за что я должен быть ей благодарен, это – последний крик ее

совести.

- Это так, я взглянул на вещи трезво – разве женщина, если она не любит другого мужчину, мо-

жет тебя оттолкнуть?.. Если бедная девушка отвергает богатого, молодого, красивого и доброго

62

мужчину, на это должна быть очень веская причина… Любовь к другому мужчине, или слишком без-

образное пятно в ее прошлом.

- Папа, мне хотелось бы, чтобы ты оставил в покое эту тему, не расследовал ее больше… я хотел

бы забыть все это, суметь показать ей, что мне неважно то, что она меня не любит. Этим вечером я

перед всеми вел себя, как дурак, как круглый идиот. Оставь все, как было, мое безразличие и мое пре-

зрение – вот, что сохраняет мое достоинство!..

- Я так на это надеюсь.

- Кроме того, есть кое-что, о чем ты не знаешь… Вирхиния больна…

- Больна?..

- Да. То, что было с ней сегодня – не просто нервный срыв. Ее сердце в плохом состоянии.

- Откуда ты это знаешь?..

- Обнаружились симптомы, поразительно схожие с симптомами моего университетского прия-

теля, у которого болело сердце и он страдал от сердечных приступов. Он умер незадолго до того, как я

вернулся…

Теодоро серьезно посмотрел на сына своим суровым, непостижимым взглядом, который ино-

гда стирает с его благородного лица малейшую черточку снисходительности.

- Ну и ну! Это, без сомнения, было то, что Сара хотела дать мне понять.

- В таком случае, мама это знает?.. Вирхиния не хотела, чтобы она это узнала.

- Это дело их двоих и ее врача. Я никогда особо не вмешивался в дела Вирхинии. Сейчас ей

лучше?.. Боль прошла?

- Похоже на то. Я сам проводил ее в ее спальню. Мама и горничная находятся рядом с ней.

- А Вероника?..

- Она не выходила из своей комнаты с тех пор, как заперлась в ней. Кажется, она сказала гор-

ничной, что сразу же ляжет спать, чтобы завтра встать на рассвете.

- Вы едете верхом.

- Я не намерен ехать с ней. Она отлично может прокатиться одна вместе с Деметрио де Сан

Тельмо!.. Она, вероятно, тоже рассчитывает на него.

- Она пригласила его в моем присутствии… несмотря на то, как грубо он себя с ней вел. Она

окликнула его, когда он собрался уходить, напомнив о завтрашней прогулке.

- Похоже, низкопробные мужчины – ее излюбленные…

- Я никогда не поверил бы в это, но я отдал должное очевидному!.. Ты уже ложишься спать, сы-

нок?

- Нет, я собираюсь уйти, хочу отвлечься на время… Рио-де-Жанейро во всем мире имеет славу

развеселого и шумного города. Смешно и нелепо думать, что я нахожусь здесь два месяца и ни разу не

выходил.

- Этот ущерб ты можешь тут же исправить.

- Худшая судьба выпала на долю того, кто своей жизнью заплатил за наслаждение любить ее.

- Своей жизнью?..

- Да, этот соблазнитель погиб.

- Погиб?.. Ты говоришь, что он мертв?.. Откуда ты это знаешь?..

- Вирхиния знает это от нее, от самой Вероники.

- Ты хочешь сказать, что она продолжала переписываться непосредственно с ним?..

- Вроде бы, она прочитала об этом в одной из провинциальных газет, которые иногда передают

сведения о тех, кто отправляется в лесные лагеря. Она сохранила вырезку и показала ее Вирхинии.

Поэтому она испугалась.

- Чего она испугалась?

- Этого Вирхиния не сказала мне точно… Я подумал и понял, чего она боялась: осознав, что со-

вершенно свободна, она, возможно, не колебалась, чтобы сделать меня своей добычей, и, скажу тебе, отец, что это-то как раз мелочь. Мысль, что Вероника ни секунды не грустила, не пролила ни единой

слезинки из-за человека, который погиб, стараясь скопить богатство, которое считал необходимым, чтобы быть достойным ее, – вот что очень горько разочаровало меня в ней.

63

- Сын!..

- Я мог бы простить ей то, что она пала ради любви, мог бы простить ее страх бедности, но то, что у нее нет сердца…

- Я понял, сын… понял. Никто не может понять тебя лучше меня. Но нужно, чтобы ты крепился, овладел собой; то, что ты собираешься развлечься этой ночью – самая лучшая идея… Ступай… иди.

Подумай, что мир велик и огромен, что в нем предостачно женщин, что ложь – это не вся жизнь, и что

человек родился, чтобы властвовать над своими чувствами, а не для того, чтобы сделаться их рабом.