жать свою клятву, что не удержишь только в себе то, что я тебе рассказала; я в отчаянии, видя твои

страдания из-за нее… Я знала, что этот ужасный случай должен был произойти… Теперь об этом

узнают все, узнает тетя Сара… и Вероника никогда меня не простит!.. Как я не должна была прощать

тебя, Джонни, потому что ты поклялся мне молчать, ты поклялся мне в этом… О. Господи… Боже

58

мой!..

- Тебе незачем так убиваться, Вирхиния. И незачем упрекать Джонни, ведь у него и так уже

предостаточно на душе. А также я дал ему слово кабальеро, и я первый воспротивлюсь тому, чтобы

Сара узнала что-нибудь об этом скандале…

- Понятно… Ты хочешь защитить Веронику. Ты – очень славный, дядечка… тетя Сара очень

прямая и справедливая и никогда не пребывала в совершеннейшем заблуждении. Твоя любимица не

могла ее обмануть…

- Я никому не отдаю предпочтения!.. И я не согласен с тем, что есть кто-то более прямой и

справедливый, чем я. Однако, именно для того, чтобы быть справедливым и прямым, всегда необходи-

мо знать правду и детали, на которых базируются обвинения…

- Я не обвиняла… Я никому не предъявляла обвинений… Если вы не хотите мне верить – не

верьте. Если думаете, что я солгала, я уйду из этого дома… просить милостыню, работать слу-

жанкой…

Она закрыла лицо руками и, похоже, непроизвольная дрожь сотрясает ее. Глубоко потрясен-

ный, Джонни вплотную приближается к отцу…

- Ты – самый справедливый в мире, это – моя вина… Она не хотела говорить,.. я заставил ее.

- Тебе не нужно никого ни охранять, ни защищать. Это – семья, а не суд. Домашний очаг был до

сих пор чистым, незапятнанным, честным, и всем нам одинаково важно, чтобы тень позора и бесче-

стья не упала на наше незапятнанное имя. Ведь только что обнаруженные гниль и моральная проказа

не могут быть раскрыты ни друзьями, ни слугами. А в твоем поведении, Вирхиния, больше всего за-

служивает упрека то, что ты до сих пор не говорила, а только молчала. Ты должна была сообщить мне

о том, что произошло, тогда, когда еще было время… Я должен был предотвратить эту пагубную дурь, я поженил бы Рикардо и Веронику, потворствуя им в их слабости и исправив их безрассудство…

Папа…

- Я говорю вам о них все это, потому что никто не уйдет из этого дома опозоренным, что не бу-

дет ни одного разговора, который может оскорбить, или запятнать нас, одним словом, никто из вас не

подвергается материальному риску… Но, чтобы мне в будущем урегулировать моральное поведение, чтобы по сути наметить правила, мне необходимо знать ветреная ли женщина Вероника, или ты ни-

чтожная клеветница!

- Нет, дядя Теодоро!.. Нет!..

- Правда не просочится за пределы четырех стен этой комнаты, но здесь она необходима, и я

требую ее. Пойди, поищи Веронику, Джонни…

- Что ты предлагаешь?

- Дядечка, миленький!..

- Пусть немедленно придет сюда, но без твоей матери, невзирая ни на что. И перед ней, слово в

слово, ты повторишь то, что сказала Джонни!..

- Дядечка душа моя… Я уже поклялась тебе, что это – правда… что я своими глазами видела

этого мужчину, влезающего в окно комнаты, что много раз слышала, как он выходит в дверь, что за-

ставала их целующимися в парке, на верховой прогулке… Зачем я стала говорить об этом?.. Чтó, я вы-

думала столь ужасающую вещь?.. Я никогда не рассказала бы об этом, вот только ради избавления

Джонни от этой женщины, недостойной его… Клянусь тебе в этом своей жизнью!.. Памятью моих ро-

дителей…

- Ну, хватит, довольно!.. Отец, ты не веришь и после того, как выслушал ее?.. Но, если ты со-

мневаешься, то я уверен, абсолютно уверен. Чтобы поверить ей, мне больше совершенно ничего не

нужно!..

Джонни встал напротив отца, а между тем Вирхиния готовится рискнуть, поставив все на

кон… Скорчившись, она упала на диван…

- Этот нервный срыв очень кстати!

- Ты уж совсем потерял рассудок от тревоги, папа!.. Кроме того, вспомни, что ты не имеешь

права использовать то, что Вирхиния тебе доверила. Она не виновата, Я заставил ее говорить, и

сказал тебе об этом сотню раз… Вирхиния!.. Вирхиния!.. Сделай же что-нибудь, папа, помоги мне!..

59

Но вот голос доньи Сары прозвучал с другой стороны двери…

- Откройте дверь… Открывайте..

- Это единственное, чего нам не хватало!.. Дверь открыта. Входи, Сара!..

- Джонни, Теодоро! Что происходит?.. Ох, Вирхиния!.. Доченька душа моя… Но что же это?..

- Не переполоши всех, у нее просто разыгрались нервы.

- Я отлично знаю, что это такое, потому что я говорила с врачом!.. Ты не знаешь, что с ней, и

тебя это не интересует, ты никогда не любил ее так, как следует, а вот я – да, я любила… Единствен-

ное, что ты должен сделать – вызвать врача, ты меня слышал?..

- Есть десяток слуг, которые могут это сделать… Оставьте меня в покое!..

- Вызови ты, Джонни, позови доктора Андреса немедленно!.. Поторопись, Джонни, прошу те

бя!..

- Я иду сейчас же, мама, успокойся. Я поеду сам на машине.

Глава седьмая.

Удобно примостившись на диване среди подушек в комнате Джонни, пока слуги и горничные

суетятся вокруг нее, выполняя распоряжения доньи Сары, Вирхиния приоткрывает глаза, слабо прояв-

ляя возвращение к жизни.

- Где я, тетя Сара?..

- Ты в комнате Джонни… ты пришла справиться о нем, а сейчас ты приболела. Ты огорчена,

правда?.. Верно, из-за Теодоро… Это случилось из-за него!..

- Ах, тетя Сара, родненькая!.. Дядя Теодоро меня не любит, а я его так люблю…

- Доченька, милая!.. Что тебе сделал этот вспыльчивый старик?..

- Ничего, ничего… Ведь это же не его вина, как всегда, виновата я… я очень неловкая!.. Теперь

я знаю, что в его присутствии мы не можем обсуждать ни малейшую проделку Вероники…

- Ах, это произошло из-за Вероники?..

- Я поступила очень плохо, я не должна была даже называть ее… Дядя просто озверел, и то, что

я сказала было глупостью, но я поступила очень плохо… Ах, Боже мой, и когда я научусь?..

- Тебе не нужно ничему учиться, и больше не плачь из-за этого!.. Это было бы замечательно!..

Сейчас я поговорю с Теодоро о том, что творится в доме.

- Нет, тетя Сара, пожалуйста!.. Не спорь с ним, он почувствует ко мне еще бóльшую неприязнь, чем сейчас. А я никого не хочу сердить, не хочу, чтобы кто-нибудь раздражался…

- Ради тебя я приму на себя все неприятности, какие понадобятся!..

- Нет, тетя Сара, я прошу тебя!.. А где Джонни?..

- Он поехал за врачом.

- Он… сам лично? Он так встревожился из-за меня? Он был так добр?..

- Ты этого заслуживаешь и достойна всего. Джонни это понимает. Мне показалось, он очень не-

доволен своим отцом… Но закрой глаза и не двигайся, я не хочу, чтобы у тебя снова закружилась го-

лова…

- У меня такая слабость… словно я вот-вот умру,.. сердце почти не бьется… Я не смогла бы пе-

ренести еще один спор, другую ссору… Одно грубое слово безвозвратно и непоправимо убило бы

меня…

- Никто не скажет тебе ничего, что тебе неприятно. Сейчас, когда ты с Хенаро и Эстебаном, я

чувствую себя спокойно; пусть, когда приедет Джонни…

- Он уже здесь!..

И действительно, входит Джонни, мрачный и угрюмый, но в его благородном лице отражается

сочувствие и жалость.

- Как Вирхиния?

- Лучше, сынок, гораздо лучше. А доктор Андрес?..

- В эти часы я не нашел его ни в консультации, ни дома. Он, должно быть, пошел в какое-то

60

другое место, на какой-то праздник… Я вернулся сообщить тебе это и спросить, сможем ли мы по-

звать другого врача, пока доктор Андрес идет к нам, поскольку в этих двух местах я оставил ему по-

слание, и его пытаются отыскать по телефону…

- Джонни!..

- Вирхиния, тебе лучше, детка?.. Все прошло?..

- Мне лучше… Но я чувствую себя такой вялой и слабой… Ай!

- Ты до сих пор все еще плакала…

- Твой отец – одержимый, что он ей сказал?

- Мама!..

- Он считал своим долгом скверно упрекнуть ее, я отлично его знаю.

- Я уже сказала тете Саре, что вина была исключительно моя… Я – дура. Дядя Теодоро очень

хороший… Пусть она не ссорится с ним, пусть ничего не говорит… Ты тоже попроси ее ничего не

рассказывать, Джонни… Умоляю тебя, ведь если ты тоже попросишь ее…

- Я ничего не скажу об этом, если ты не хочешь, но зачем быть такой терпеливой и доброй, ко-

гда некоторые обращаются с тобой не так, как должны были бы. Что происходит, Джонни?..

- Ерунда, глупости… ничего серьезного, правда, Джонни?..

- Действительно… папа рассердился и… и Вирхиния испугалась его вида.

- Где сейчас дядя?.. Куда он пошел?

- Заперся в своем кабинете.

- Один, или с Вероникой?..

- Совсем один.

- Значит, он там, там спускает свою злость!.. Больше не волнуйся… Сейчас он начнет читать

греческих философов и выйдет оттуда, отрастив щетину. Джонни, ты не хочешь позвать слуг, чтобы