Трейси Уоррен - Ловушка для влюбленных

«Я люблю тебя, Кит».

Слова дрожали у нее на губах, готовые слететь, когда внезапно она заметила перемену в нем, чуть заметное охлаждение кожи, новое напряжение, которое натянуло мышцы шеи и плеч.

Выдохнув, он приподнялся с ее тела и перекатился на спину с ней рядом.

– О Боже! – простонал он, прикрыв рукой глаза. – Что мы натворили?!

Ее кожа покрылась мурашками, а жизнерадостное сияние счастья угасло, словно потухшая свеча. Она нахмурилась. Неужели она слышит сожаление в его голосе? Неужели он уже жалеет, что они занимались любовью? Должно быть, она все-таки ошибается.

В комнате повисла тишина, слышалось лишь тихое шипение и потрескивание дров в камине, сопровождаемое мягким тиканьем напольных часов розового дерева, стоящих в дальнем углу.

Приподнявшись, Кит всунул края рубашки в брюки. Застегнул ширинку и сел.

Вот тогда-то она и поняла, что не ошиблась.

Внезапно и грубо Элиза увидела себя со стороны. Она лежала, распластавшись, на твердом полу, как какая-то развратница, с задранной до талии рубашкой и голой, выставленной напоказ грудью. Потянуло легким сквозняком, и ее соски сморщились, но на этот раз от холода, не от желания.

Она поспешила прикрыться, одергивая рубашку и стягивая распахнутые полы пеньюара.

– Давай я, – пробормотал Кит.

С раздражением, совершенно ей несвойственным, Элиза с трудом подавила желание ударить его по рукам и позволила помочь ей сесть, только тогда заметив пятна крови на бедрах, резко контрастирующие с белизной рубашки.

Она уставилась на эти пятна.

Ее утраченная девственность. Отданная в любви. Оскверненная раскаянием.

Явно не догадываясь о ее мыслях, Кит опустил ее рубашку вниз, скрывая свидетельство их недавней страсти. Когда он хотел было поправить ее одежду сверху, она ссутулила плечи и отвернулась:

– Я сама.

Он замер, потом уронил руки:

– Как хочешь.

Не обращая внимания на то, что пальцы не гнулись и плохо слушались, она застегнула все до единой пуговицы под самый подбородок, затем сделала то же самое с пеньюаром.

Встав, он протянул ей руку и помог подняться. Но вместо того чтобы отпустить, привлек к своей груди и коснулся поцелуем лба, нежным и почти бесполым, словно успокаивал ребенка.

– Прости меня, – проговорил он с угрюмым лицом и голосом таким мрачным и серьезным, каким не говорил никогда прежде. – Сегодня я совершенно потерял голову. Но ответственность лежит полностью на мне, и тебе не нужно беспокоиться. Я полностью готов поступить так, как того требует честь.

Честь? О чем он говорит?

– Уже очень поздно или очень рано – смотря как посмотреть. В любом случае сейчас тебе следует отправиться в постель и спать. Завтра у нас будет достаточно времени, чтобы обсудить наши планы.

У нее между бровей залегла морщинка.

– О чем ты говоришь? Боюсь, я не понимаю.

– Ну разумеется, ты слишком наивна, даже сейчас, – Он вздохнул и пропустил ее волосы сквозь пальцы. – Мы должны пожениться, Элиза. Долг не оставляет нам выбора в этом вопросе.

Пожениться? Он хочет жениться на ней? Но нет, дошло до нее, не хочет. Он сказал о долге и чести, и еще обязанности, говоря, что у них нет выбора. Глубокая, щемящая боль разлилась в груди.

– Я обращусь за специальной лицензией, и мы сможем сделать это дело уже в этот уик-энд, в том случае, разумеется, если архиепископ даст нам разрешение. Учитывая обстоятельства, уверен, он не станет возражать.

Дело! Так вот чем будет брак с ней? Задачей, которая должна быть выполнена, какой бы нежелательной ни была? Своего рода наказанием, которого он не может избежать? Идея их союза прозвучала у него так же по-деловому, как поход к зубному врачу.

Боль ледяным осколком воткнулась в грудь. Может, именно это имеют в виду, когда говорят, что сердце разбито?

– Нет, – сказала она низким, ровным голосом. Услышав это слово, он замер.

– Нет? Что ты имеешь в виду?

– Я не выйду за тебя замуж.

В первое мгновение она сама не могла поверить, что сказала это. Неужели она на самом деле отвергла предложение Кита? Ведь, каким бы жалким оно ни было, это все-таки предложение.

Разве не этого она всегда хотела? Разве не об этом мечтала все долгие годы? О возможности стать женой Кита, жить с ним одной жизнью, рожать ему детей. И да, спать в его постели. Несмотря на неблагоприятные обстоятельства, она должна была бы ухватиться за эту возможность и с радостью принять его на любых условиях.

Но она не может сделать это, когда знает, что он только желает ее, но не более.

Когда знает, что он не любит ее.

А когда желание со временем угаснет, как наверняка случится, что останется ей, кроме горечи и печали?

Нет, решила Элиза, она не свяжет их узами неравного брака. Брака, которого он явно не желает. Брака, который постепенно будет отрывать от ее души по кусочку, пока от нее ничего не останется.

Лучше бы она приняла предложение лорда Маплвуда. По крайней мере с ним она чувствовала бы себя на равных, а не обузой, навязанной из-за одного опрометчивого поступка.

Как бы сильно ни любила она Кита, она заслуживает лучшего. И он тоже.

Кит сверлил ее сердитым взглядом.

– Ты должна выйти за меня. Она покачала головой:

– Не должна. А сейчас, как ты сказал, уже слишком поздно, и я устала. Это был длинный… насыщенный день.

– Насыщенный? Так ты называешь потерю своей девственности?

Его вопрос вызвал вспышку жара на ее холодных щеках. Он сжал руками ее плечи, придав голосу мягкий тембр:

– Я взял твою невинность, Элиза. Я скомпрометировал тебя и теперь должен исправить ошибку.

Если до этого она не была до конца уверена в правильности своего решения, то теперь ее решимость окрепла.

– Я благодарна тебе за твою жертву, но в ней нет нужды. Ты не единственный, кто принимал участие в том, что произошло сегодня. Я хотела тебя так же сильно, как ты хотел меня, возможно, даже больше. После всех этих наших уроков мое любопытство разыгралось не на шутку. Должна признаться, что ты более чем удовлетворил мои самые безумные фантазии. Ты лучше любой книги, даже пикантной. – Она сделала вдох, чтобы продолжить изображать легкомыслие. – Так что, как видишь, проявлять благородство нет нужды. Со мной все будет в порядке.

– Но, Элиза…

Она приложила палец к губам.

– Пожалуйста, не настаивай. Ты не хочешь жениться на мне, а я, – она сглотнула, – не хочу выходить за тебя. Давай оставим все как есть.

В его золотисто-зеленых глазах застыло беспокойство.

– А вдруг ты забеременела? Такое возможно, ты же знаешь. Ее глаза расширились. Нет, подумала Элиза, она не верит, что это возможно всего лишь после одного раза.

Она покачала головой:

– Я чувствую, что нет.

– Но такое может быть, и если…

– Если это произойдет, я дам тебе знать.

Он вздохнул, от расстройства ли, от облегчения ли, она не могла сказать.

Внезапно почувствовав потребность в еще одном прикосновении, она взяла его лицо в ладони и притянула для последнего поцелуя. Последнего, чудесного, ослепительно сладкого поцелуя, который потряс ее до кончиков пальцев.

– Благодарю за восхитительный вечер, – прошептала она. – Я знаю, что не забуду его до конца своих дней.

После чего, с истекающим кровью сердцем, она повернулась и вышла.

Некоторое время спустя Кит направлялся в свою спальню с вновь наполненным стаканом бренди в руке. Сделав большой глоток, он продолжил свой путь в сторону семейных покоев, бесшумно ступая по мягким, пушистым коврам.

Поравнявшись с комнатой Элизы, Кит остановился перед ее дверью.

Интересно, спит ли она? – подумал он. Видит ли сон? И если да, то о чем? О нем? Об их любви? Или о чем-то еще? Или ее мозг мирно отдыхает, не растревоженный никакими сновидениями?

Он стиснул руку в кулак и сделал еще один глоток бренди. Желание обожгло его кровь так же сильно, как и спиртное. Несмотря на то, что они недавно предавались любви, Кит честно признался самому себе, что снова хочет Элизу. Даже будучи девственницей, она была великолепной возлюбленной – теплой, пылкой и зовущей.

Несколько поцелуев ее сладких атласных губ, пара ласк ее изящных рук, и он вмиг лишился рассудка и здравомыслия. По сути дела, он зашел так далеко, что овладел ею прямо на полу, как какой-то варвар. Что она должна думать о нем? Хотя, насколько он помнил, она не возражала, приветствуя, даже подогревая его страсть.

Впрочем, ему нет оправданий, бичевал он себя за слабость и невоздержанность. Ведь он же человек опытный, владеющий собой, «учитель», который должен был найти способ остановиться, каким бы неукротимым ни было его или ее желание.

А когда все закончилось и его тело затопило сексуальное удовлетворение, важность содеянного разом обрушилась на него. С отчетливой ясностью он осознал, что сделал то, чего не должен делать ни один настоящий джентльмен за пределами супружеской постели. Он взял девственность Элизы, украл ту добродетель, которая по праву должна принадлежать единственному мужчине, за которого она однажды выйдет замуж.

И в следующий миг он понял, что этим мужчиной должен быть он.

Но когда он предложил ей выйти за него, она отказалась. Он все еще никак не мог оправиться от потрясения, вспоминая ее слова.

Как она сказала? «Ты не хочешь жениться на мне, а я не хочу выходить за тебя. Давай оставим все как есть».

Но как он мог оставить? Как он мог с чистой совестью сделать так, как она сказала, и просто забыть? Вести себя так, будто прошедшая ночь не имеет для него никакого значения? Словно их любовь была не чем иным, как безумной, импульсивной, страстной ошибкой?

А может, все именно так и есть? Ночь любовной игры, зашедшей слишком далеко?

Наверное, ему следовало бы испытывать облегчение. В конце концов, она освободила его от обязательств, вернула ему свободу. Многие мужчины радовались бы, втайне поздравляя себя со счастливым избавлением.