В этой сумятице тревоги, сомнений и чувства вины и крылась причина того, что он разоткровенничался. Он хотел перед ней извиниться. И что-то дать ей взамен. Дать ей что-то...

Однако все получилось нелепо. Он ведь и так давал ей что-то. Пятнадцать тысяч фунтов, если быть точным. Не было у него никаких причин ощущать, что он получает большую выгоду от их сделки. И не было никаких поводов в дальнейшем мучиться воспоминаниями.

Успокоив себя этими разумными рассуждениями, пусть и не до конца, Коннор решительно отбросил мысли об этом. Его внимания требовали более неотложные дела.

Немного отъехав от дома Аделаиды, он придержал коней и осторожно направил их на ровную обочину, поросшую высокой травой и окаймленную вечнозелеными кустами. Там он остановил свой экипаж, спрыгнул наземь и, прислонившись к переднему колесу, стал дожидаться.

Прошло немного времени, идо его слуха донесся хруст опавших листьев под чьими-то ногами. Вскоре из-за деревьев показался молодой человек с внешностью простолюдина. Коннор знал, что Грэму Сефтону двадцать четыре года, что рост его без малого шесть футов и что в настоящее время он самая полезная ему личность. Грэм уже три месяца служил на побегушках у сэра Роберта и шесть месяцев у Коннора.

Каких только любопытных личностей не встретишь в тюрьме!

Коннор приветствовал его кивком.

— Что расскажешь своему хозяину?

Грэм остановился около него и почесал нос, явно не раз сломанный. По непонятным Коннору причинам женщины в деревне находили и этот нос, и самого Грэма неотразимым.

— Это будет зависеть... — проговорил Грэм голосом, носившим все признаки его низкого происхождения, впрочем, смягченного позднейшим образованием. — Хотите ли вы, чтобы он трепыхался, как рыбка на крючке, или извивался, как наживка?

— А есть разница?

— Есть! — ухмыльнулся Грэм, прищурив карие глаза, сверкавшие на смуглом лице. — Дайте мне монету на пинту пива, и я все объясню.

Коннор вытащил монету, но отвел руку в сторону.

— Сначала объясни, а потом посмотрим.

Грэм на миг задумался, потом пожал плечами:

— Наживка понимает, что все кончено, едва ее проколет крючок. И ее беспорядочное движение — это всего лишь предсмертные судороги. А вот рыбка не сразу и не всегда понимает, что ее поймали и это конец. Она думает, что ее прыжки на леске дадут ей свободу. В конце концов, что такое кусочек металла, проколовший губу? Так что изображать?

Представить себе, как дергается и извивается сэр Роберт, было очень заманчиво. Однако Коннор понимал, что рисковать не стоит. Сэр Роберт был непредсказуем, и возможность того, что он выместит свою досаду на Аделаиде, была вполне реальна.

— Я хочу, чтобы он был в себе уверен. Расскажи ему, что видел, как мы спорили.

— И по какому поводу вы спорили?

— Ты находился слишком далеко, чтобы услышать. Скажи, что это выглядело так, словно я попытался поухаживать за ней, а леди дала мне отпор.

— Это просто, — кивнул Грэм, протягивая руку и шевеля пальцами. — Так получу я монету?

— Ты жалкий предатель, — промолвил Коннор, швыряя ему монету.

— Угу, — согласился Грэм, — но верный.


Аделаида не сразу вошла в дом. Как только Коннор уехал, она повернулась прочь от входной двери и направилась в относительное уединение прилегающего сада. Она шагала по каменной дорожке, почти исчезнувшей под натиском грязи и сорняков.

Ее внимание привлекла пышно расцветшая яркая гортензия, и Аделаида приостановилась полюбоваться ею. Она посадила ее еще до смерти родителей, и теперь из года в год та росла и цвела, несмотря на малый уход. Отважное и счастливое растение не сдавалось в негостеприимном мире, куда его так небрежно забросили.

Ей вдруг захотелось растоптать его, хоть однажды стать причиной разрушения, а не жертвой. Однако она поспешно отвернулась и пошла прочь прежде, чем нелепое желание восторжествовало.

Если она и вправду жаждала разрушения, ей лучше нанести визит сэру Роберту.

Какой же дурочкой она была!

Аделаида прекрасно помнила тот день, когда встретила барона. Было утро, и она направлялась в город за хлебом, когда по дороге поравнялась с ним. Его лошадь захромала, — это он сказал ей после того, как представился и предложил сопровождать в город.

Она знала, кто он. Их маленький уголок Шотландии не был переполнен баронами настолько, чтобы она не знала того, кто жил в нескольких милях от ее дома. Но они вращались в разных кругах, разных мирах и никогда не разговаривали до того дня.

Позднее он назвал тот день замечательным подарком судьбы, прекрасной случайностью. Аделаиде эти слова показались очень милыми. Она даже почувствовала себя виноватой, что не смогла откликнуться на них с тем же энтузиазмом.

«Какой счастливый случай, какая удача», — говорил он. Замечательный дар судьбы. Чудо провидения.

Какая куча лжи! Сэр Роберт ее подкараулил.

Аделаида не совсем поверила истории Коннора о том, что он ее хотел. Она вообще не склонна была верить никаким его россказням. Однако он явно не врал насчет того, что заинтересовался ею, будучи в заключении, и что его этим дразнили. Это было слишком легко проверить... или опровергнуть.

Стоило задать всего несколько вопросов в тюрьме. А сэру Роберту и ходить в тюрьму не требовалось: купленные им тюремщики наверняка сами доставили ему эти сведения. И на это им не понадобились никакие месяцы.

Судя по всему, у сэра Роберта ушел месяц или два на то, чтобы использовать интерес Коннора к своей выгоде, но ведь он был идиот. Мерзкий лживый трусливый идиот.

Все они были такими. Аделаида злилась на всех них. На сэра Роберта из-за его лжи. На собственного брата из-за его лжи. На Коннора из-за его лжи... И его правды.

Да, да. На это она злилась тоже. Это было неразумно, несправедливо и попросту неправильно, однако в тот момент ей было все равно. Она с радостью пристрелила бы вестника. Она готова была на все, лишь бы как-то смягчить эту унизительную мучительную правду... Она стала предметом не одного, а двух фальшивых ухаживаний.

Господи Боже! У нее что, нет ни капли соображения?! Неужели в ее окружении нет ни одного мужчины, о ком бы она судила верно?

— Идиот, — прошептала она, не слишком сознавая в эту минуту, кому адресует ругательство.

Впрочем, это не имело никакого значения. Оно подходило к ним ко всем!

Аделаида потерла лицо ладонями, пытаясь успокоиться и прояснить мысли. «По шажку, по шажку! — напомнила она себе. — Делать один выбор в минуту».

Только у нее не осталось никакого выбора. Все ее шаги были уже предопределены.

«Пусть так и будет», — мрачно подумала Аделаида, направляя шаги к дому. Больше никаких отсрочек. Никаких извинений. Она сегодня же отправит письмо сэру Роберту. Прямо сейчас. А когда Коннор вернется из Эдинбурга, она даст ему именно тот ответ, которого он хочет.

Она выйдет за него замуж и превратит его жизнь в сущий ад.

Отворив входную дверь, Аделаида заглянула в гостиную и увидела там Изабеллу, спавшую на старом бабушкином диване. Ее рука была подложена под голову и почти скрывалась под пышной гривой белокурых кудрей. На лице было написано невинное удовлетворение. Она являла собой картину покоя и гармонии, и это ужасно раздосадовало Аделаиду. Никто из взрослых членов семейства Уорд не имел права наслаждаться подобным мирным покоем.

— Мы разбогатеем! — прокричала Аделаида и хлопнула дверью.

Изабелла так резко вскочила, проснувшись, что чуть не свалилась с дивана.

— Что? Что такое? — повторяла она спросонья.

Слегка умиротворенная таким быстрым откликом, Аделаида рывком развязала ленты своей шляпки.

— Пятнадцать тысяч фунтов в год. Таким будет мое содержание.

— Пятнадцать тысяч... Что ты говоришь?..

— А жить мы будем в Эшбери-Холле.

— Эшбери-Холле?

— Ты что, попугай?

Остатки сна исчезли с лица Изабеллы. Она встала на ноги, не сводя настороженных глаз с сестры.

— У тебя какое-то странное настроение.

Настроение у Аделаиды было ужасным.

— Ну, ведь не каждый день леди приходится пренебрегать ухаживаниями труса ради огромного состояния негодяя.

«Притворными ухаживаниями», — мысленно поправила она себя.

— Понимаю, — отозвалась Изабелла, поощряя ее улыбкой. — Значит, ты выбрала мистера Брайса. Не так ли? Должна сказать, я рада тому, что ты решила отвергнуть дракона...

— Я не хотела ничего решать! — Аделаида швырнула шляпу на столик в прихожей. — Скажи, Изабелла, почему решения всегда обязана принимать я? Почему все жертвы тоже должна приносить я? — Она не хотела то и дело выбирать. Она не хотела все время оправдывать ожидания. — Я не принцесса этого королевства. Я здесь мальчик для битья. Это нелепое жалкое занятие...

— Нет! Нет! Нет!

Сердитый вопль Джорджа прервал речь Аделаиды на полуслове. Она с ужасом посмотрела на площадку лестницы второго этажа, откуда сквозь перила на нее уставились два больших голубых глаза, сверкавших гневом и растерянностью. Чувство вины стиснуло ей сердце.

— О, Джорджи! Мне так жаль! — Перепрыгивая через ступеньку, она взбежала на второй этаж. — Мне так жаль. Ты абсолютно прав. Больше никаких криков.

— Я только-только уложила его отдохнуть, — сказала Изабелла. — Я думала, он уже заснул.

Аделаида подхватила Джорджа на руки и усадила к себе на бедро: Он был таким теплым и мягким, таким уютным привычным грузом.

— Дорогой, я тебя испугала? Я не хотела этого. Тетя Аделаида очень плохая... и очень сожалеет об этом.

Она откинула его темные кудри со лба и поцеловала в носик. Этого вполне хватило, чтобы малыш успокоился. Глаза его прояснились, он ответил ей небрежным поцелуем и тут же забился в ее объятиях.