Времени размышлять и осматриваться у Майсгрейва не было. К тому же лошадь, которую ему дали – тонконогая золотисто-рыжая красавица южных кровей, быстрая и нервная, – неожиданно стала выказывать норов, и ему пришлось сосредоточиться на ее управлении. В конце концов ему удалось справиться со строптивицей при помощи шпор и удил, и он направил ее туда, где заметил алые с белыми крестами стяги Суррея.

Отряды Стэнли находились несколько в стороне от выстроившихся линией войск командующего. И Дэвиду, чтобы добраться к Суррею, пришлось направить лошадь за ручей Паллинз-берн, разлившийся заводями после недавних дождей, и какой бы резвой ни была его лошадка, он не мог двигаться так быстро, как рассчитывал. А потом неожиданно раздался неимоверный грохот, и в первый миг Дэвиду почудилось, что это раскат грома. Но в следующее мгновение небеса и земля содрогнулись вновь, и грохот, который заметно усилился, теперь, казалось, летел с небес и отражался от земли. Спустя совсем немного времени раздался то ли громкий свист, то ли стон и недалеко от Дэвида пронеслось нечто огромное. Оно тяжело рухнуло, вспахав берег ручья, подняв вверх фонтаны брызг и пласты земли. На Дэвида стеной полетели взметнувшиеся комья, ударяя по каске, по плечам, и он невольно пригнулся к холке лошади, которая тоже почти рухнула, но в следующий миг, пока всадник, оглушенный и обескураженный, еще не собрался с мыслями, вдруг с диким ржанием взвилась на дыбы, едва не опрокинувшись на спину. Майсгрейв удержался на ней каким-то чудом, вцепившись в гриву, вжавшись, распластавшись на спине бьющегося под ним животного. Мгновение спустя лошадь совершила дикий скачок и рванулась вперед. Дэвид даже не пытался сдерживать ее, ибо сбоку опять пронеслось что-то огромное, и снова летела земля, и все вокруг колебалось и разлеталось, тысячи комьев били по спине, лицу, ослепляя и засыпая.

Тонконогая южная кобылка, в отличие от крепкой местной лошади, умело бегающей по рытвинам и провалам, неслась, рискуя сломать себе ноги, обезумевшая и ослепленная одним паническим желанием – умчаться из этого ада. Дэвида подбрасывало на ней, он потерял стремена и, стараясь изо всех сил удержаться, ругался и проклинал все на свете. Он понял, что оказался под обстрелом, там, куда с небес падали тяжелые пушечные ядра, и это вселило в него панику, с которой в первый миг он не мог совладать. Еще бы! Ведь прямо перед ним пролетали огромные чугунные ядра, сметающие старые дубы, как какой-то тростник, а вода и земля вздымались огромными волнами.

Лишь немного позже, когда обезумевшая лошадь унесла его в сторону, Дэвид все же умудрился поймать повод и попытался управлять животным. Ему удалось направить кобылу на живую изгородь из бузины и терна, и она, ворвавшись в заросли и круша их, вскоре потеряла обзор, а затем, не видя, куда бежать, остановилась, продолжая храпеть и мотать головой.

Дэвид перевел дух и вытер лоб под полями каски. Смог наконец вдеть ноги в стремена и стал похлопывать животное по холке, успокаивая. Хорошо бы, если бы кто-нибудь помог успокоиться и ему самому… Понадобилось несколько томительных минут, прежде чем он начал понемногу соображать. Дэвид понял, что лишь чудом остался жив, но теперь ему следовало возвращаться назад, туда, где царила смерть и земля была разрыта и разбита на пропаханные ядрами колеи и глубокие ямы. Пушки мастера Бортвика сказали свое слово… а по сути ничего не сделали, ибо стрельба велась впустую.

Дэвид понял это, когда выбрался из зарослей и наконец смог осмотреться.

Солнце снова скрылось за тучами, лагерь шотландцев наверху был затянут дымом после обстрела, но ряды англичан остались на месте и не были повержены. Он видел, как попáдавшие было рыцари и латники теперь поднимаются, начинают успокаивать мечущихся лошадей, постепенно понимая, что весь этот грохот и содрогание земли не нанесли им никакого урона. Надо было только справиться с тем испугом, какой они испытали, когда все началось.

Дэвид, только что побывавший в аду, понимал их страх, но теперь, оглядевшись, даже рассмеялся.

Орудия мастера Бортвика, его великолепные «Семь сестер» и остальные кулеврины били с высоты холма, но их ядра пролетали над низиной, где стояли англичане, не причиняя им вреда. Это Дэвиду не повезло, когда он, объезжая позиции Суррея, оказался за ручьем Паллинз-берн, куда и падали ядра. Однако он уцелел! Пресветлая Владычица Небесная, он уцелел! И Дэвид снова расхохотался. В эту минуту Майсгрейв походил на человека, который только что вернулся из ада: он еще пребывал в душевном смятении, его трясло от пережитого, но он осознавал, что беда миновала.

Смех зазвучал и в рядах англичан, тоже сообразивших, что пушки шотландцев посылают ядра гораздо далее того места, где они стоят. А потом из низины раздался залп небольших флотских орудий – непрерывный, многоголосый, слитный. Не такой оглушающий, как звук от больших кулеврин шотландцев, но куда более действенный…


На холме оглушенный грохотом король Яков попытался помотать головой в шлеме. Тщетно – сталь не позволила ему сделать, казалось бы, обычное движение, в голове по-прежнему стоял гул. «Я стоял слишком близко от орудий», – подумал Яков, с потаенным трепетом вспомнив, как некогда от разрыва орудия погиб его дед Яков II[69]. Однако такие мысли не к лицу его преемнику, собиравшемуся одержать сегодня одну из величайших побед. Да и пушки тогда делали из железных листов, скрепленных обручами, с какими часто случались недоразумения, а его орудия сплошь литые, выполненные по последнему образцу воинского искусства. К тому же Яков и ранее слышал громоподобный глас «Семи сестер».

– Ну, как наши дела? – как можно беспечнее осведомился он у окружающих. – Англичане еще не бегут?

Но пока еще невозможно было ничего рассмотреть из-за густого дыма. А потом к королю пробился озабоченный мастер Бортвик.

– Ваше величество, у нас незадача.

– Что такое? – холодно осведомился Яков.

Под металлическим козырьком шлема лицо Бортвика выглядело расстроенным, он все указывал куда-то вниз, но так ничего и не сказал, лишь сокрушенно махнул рукой.

– Я жду объяснений, – потребовал король.

– Англичане подошли слишком близко к холму, – со вздохом произнес Бортвик. – Мои красавицы кулеврины выполняют свою работу как надо, однако дальность полета ядер оказалась большей. Они пролетели над ратью англичан и упали вон там, за ручьем.

Яков еще ничего не успел разглядеть из-за клубившегося дыма, но канонир, с самого начала следивший за полетом снарядов, уже понял, что расположение орудий и направление жерл пушек таково, что выстрелы из них не причиняют неприятелю вреда. Он попытался объяснить, что из-за плохой видимости этой ночью они установили орудия так, как, казалось, будет надежнее всего, однако все переменилось, англичане подошли ближе, чем он рассчитывал, и теперь…

– Клянусь святым Нинианом! – вскинулся Яков, помянув любимого небесного покровителя. – Вы издеваетесь, Бортвик? Вы столько возились с вашими пушками, а теперь… Не хотите ли вы теперь сказать, что все было зря?

Бортвик моргал, топтался на месте, разводил руками. Стоявший неподалеку Аргайл буркнул, что он изначально не верил в эти пушки. Да и в швейцарские пики, добавил он, бросив косой взгляд на француза д’Асси. И, возможно, будет лучше сражаться проверенным способом, вступив в схватку, где каждый знает, как рубить врага. Пока же противник невредим и только его горцы напуганы и никак не придут в себя из-за этого грохота.

Слова Аргайла у многих вызвали одобрение, а Бортвик продолжал пояснять:

– Если бы англичане отошли за ручей, мы могли бы с большим успехом повторить залп.

Яков заскрипел зубами. Столько усилий понадобилось, чтобы доставить сюда эти орудия, столько денег вложено в них…

– Мастер Бортвик, – повернулся король к канониру, – сколько времени вам потребуется, чтобы переместить орудия на более выгодную позицию?

Но, уже задав вопрос, он понял, что это лишнее. Король сам видел, что быстро развернуть на север огромные кулеврины сейчас не представляется возможным. И Яков спросил о другом: если пушки расположены так высоко, то, вероятно, нужно снять их с лафетов или наклонить жерлами вниз, чтобы снаряды не перелетали войско неприятеля?

Бортвик еще больше побледнел. Стал говорить, что если опустить стволы орудий, то ядра будут выкатываться из дул. И нет надежды, что они смогут стрелять под таким наклоном. Вот если бы… Он умолк, так как не мог пока предложить ничего существенного.

– Надо продолжать стрелять так, как до этого, – подал голос кто-то из приближенных короля Якова. – В конце концов, этот грохот собьет пыл с англичан и заставит их попятиться.

Хотелось бы на это надеяться. И Яков приказал повторить залп. Но произнес он это неуверенно. Он знал: чтобы перезарядить огромную кулеврину, очистить ее и вновь затолкать в жерло огромное ядро, понадобится немало времени. Около часа или немногим меньше.

Дым внизу почти полностью рассеялся. Стало видно какое-то движение в рядах неприятеля, однако никаких особых следов поражения от обстрела заметно не было. Это вызвало досаду у шотландцев, раздались негодующие возгласы, а мастер Бортвик поспешил ретироваться к своим орудиям.

– Думаю, нам следует начать атаку, – заявил Яков, повернувшись к соратникам. – Все знают, что наступление сверху всегда более выгодно, к тому же, когда наши шилтроны – да еще с пиками наперевес! – двинутся на врага, мы откинем их и добьемся победы!

Короля радостно поддержал его сын епископ Александр Стюарт:

– Ведите нас, отец! Я буду рядом с вами и докажу, что могу не только молиться, но и совершать мессу острым мечом!

Однако в отличие от юного епископа большинство лордов высказались за то, чтобы не спешить. Гордец граф Хантли, суровый Босуэлл и даже любезный Хоум единогласно заявили, что тут, наверху, они неуязвимы, их стояние на холме им на руку, в то время как измученные переходом и плохим снабжением англичане долго не продержатся. И либо решатся на атаку при подъеме в гору, весьма невыгодную для них, либо отступят, и тогда можно будет вновь использовать артиллерию. На этот раз, безусловно, удачно.