Опираясь на его руку и поддерживая пышные юбки, Мойра спустилась с королем к столу. Она старалась не смотреть на расступавшихся перед ней лордов, все еще гадая, мог ли узнать в ней самозванку граф Ангус или нет. И невольно закусила губу, проходя мимо правителя Хайленда графа Хантли. Вот он мог бы узнать ее, если бы вспомнил, как несколько лет назад она приезжала к его двору вместе с Гектором Роем. Но Хантли только скользнул по ней взглядом и любезно склонил голову, когда она с королем прошествовала мимо него. Мойра заставила себя успокоиться. Все же после их встречи прошло несколько лет, и тогда она прибыла к его двору в замке Инверлохи в берете горцев на распущенных волосах, в клетчатом пледе через плечо, и Хантли говорил вождю Маккензи, что тот подобрал себе в горах очаровательную дикарку. Поэтому он вряд ли решит, что эта английская леди в модном у южан гейбле и та любовница Гектора Роя – одно и то же лицо. Было бы хуже, если бы в окружении монарха оказался сам Гектор Маккензи. Но, как она вскоре поняла, к вождям горцев Яков относился несколько пренебрежительно.

Это случилось, когда Мойра расслышала доносившийся откуда-то извне звук волынок. Она невольно замерла, повернув голову в сторону открытого окна.

– Это играют в лагере, – сказал Яков. – Наши храбрецы с Нагорья отдыхают после утомительного похода. Хотя, учитывая, сколько добра эти парни тащат на себе, захватывая все, что им приглянется, они скорее устали от ноши, чем от стычек с вашими соотечественниками, миледи.

– Я слышала, что горцы – разбойники, каких следует опасаться, – заметила Мойра, принимая у короля собственноручно налитый им бокал.

– Я ведь сказал, что со мной вам никого не стоит бояться, прекрасная дама. И хотя в моем войске есть голоногие парни из Хайленда, они не составляют большинство в нашей армии.

– Ваша армия очень велика.

– Это так, клянусь святым Нинианом! Никогда еще Шотландия не вступала в пределы соседнего государства с такими силами. И мы будем идти, покоряя каждый замок, но проявим милость к любому, кто сдастся и признает мою власть. Вы лично готовы признать меня своим королем, леди Элизабет?

– Разве у меня есть выбор, ваше величество?

Яков засмеялся.

– Нет! Видит Бог, нет.

– Я ваша пленница, – склонила голову Мойра.

Король смотрел на ее длинные ресницы, точеный носик, длинную шейку, такую гибкую и манящую. «Наверное, сладко целовать такую кожу», – подумал он.

– Ах, миледи, хотел бы я, чтобы наша встреча произошла при более благоприятных обстоятельствах. В славном городе Эдинбурге, к примеру, если бы кто-то из моих людей был достаточно умен, чтобы сообщить, что Элизабет Герон стоит того, чтобы даже венценосец забыл ради нее свои дела.

– К чему эти куртуазные речи, государь? – произнесла Мойра, отстраняясь от склонившегося к ней монарха. Она не была наивна и угадала явное вожделение в его глазах. – Или вы думаете, что ваша слава сердцееда заставит меня позабыть, что я супруга достойного человека, пусть и принявшего на себя наказание за преступление, в котором он не повинен?

– Зато повинен его брат-бастард! – жестко произнес король. – И пока Бастард Герон не будет пойман, я не отменю своего решения.

Он сказал это резко, но уже через миг улыбался.

– Вы упомянули мою славу сердцееда. Неужели это все, что известно английским женщинам о Якове Стюарте по эту сторону границы?

– Женщин всегда волнует слава мужчины, перед которым они не могут устоять.

– А вы могли бы передо мной не устоять? Я нравлюсь вам?

Мойра с легкой улыбкой взглянула на Якова. У него были резкие, но не лишенные приятности черты, его губы были мягкими и сочными, а карие глаза озорно блестели.

– Вы очень привлекательны, государь. Но я верная жена, и моя честь порукой тому, что я не отвечу на призыв ваших глаз.

Она говорила это достаточно твердо, но ее глаза улыбались. «И что мне теперь делать? – ломала она голову. – Переспать со Стюартом? Что тогда подумает обо мне Дэвид Майсгрейв? Поймет ли он, что я была не вольна поступать так, как хочу, или же… О, тогда он просто отречется от меня. А этого я страшусь больше всего на свете!»

Мойра умела кружить головы мужчинам, но на свете был только один, кого она любила. А для влюбленной женщины нет ничего важнее, как оставаться незапятнанной в глазах любимого. И неожиданно для себя Мойра расплакалась.

Этим она удивила Якова. Ведь он был почти уверен, что эта женщина милостиво приняла его ухаживания. И он стал говорить ей, что никогда не обижал тех, кто доверился ему. И никогда не прекращал покровительствовать любившим его женщинам и их детям. Видит ли леди Элизабет того красивого юношу в конце стола? На нем блестящая кольчуга и лилового бархата пелерина епископа. Это его сын Александр Стюарт, его первенец от Мэри Бойд, родственницы Дугласов. Яков сделал все, чтобы его мальчик занял высокое положение, а его мать нынче замужем за одним из самых именитых лордов королевства. А еще Яков любил прекрасную Маргарет Драммонд, причем любил настолько сильно, что собирался обвенчаться с ней, несмотря на то что знать настаивала на его браке с иноземной принцессой. Но Маргарет умерла, мир ее праху.

Рассказывая, Яков пил вино, его язык стал заплетаться, на глаза навернулись слезы. Он упомянул и Дженет Кеннеди, и рыжеволосую красавицу Изабеллу Бьюкен.

– А какие у вас волосы, прекрасная леди Элизабет? – неожиданно спросил он, ласково коснувшись чела Мойры. – Готов поспорить, что вы блондинка, учитывая ваши прекрасные светлые глаза. Ох, я не могу отделаться от ощущения, что мне уже доводилось их видеть… наверное, в моих мечтах или снах…

– Милорд, мои волосы может видеть только мой супруг, – сурово ответила Мойра, делая попытку уйти.

Но король удержал ее. Стал говорить, что ей не следует думать о нем дурно, ибо с тех пор, как он обвенчался с Маргаритой Тюдор, он не изменял своей законной супруге. Это могут подтвердить все собравшиеся – и, подняв бокал, Яков велел своим сподвижникам выпить за королеву Шотландии.

Мойра не знала, как покинуть это застолье, за которым она была единственной женщиной, и ей тяжело было видеть насмешливые взгляды наблюдавших за ней и королем мужчин.

И тут граф Ангус Кошачий Колокольчик поднялся. Лицо его было хмурым.

– Как я понял, сегодня не может быть и речи об обсуждении дальнейшей военной кампании. – И обратился к собравшимся: – Когда Стюарт видит пригожую леди, он забывает обо всем. Даже об обещании вашей королеве, напыщенный сеньор Ла Мотт, – добавил он, бросив недобрый взгляд в сторону одного из французских командиров в войске Якова.

– Как вы смеете называть меня напыщенным! – резко поднялся с места француз. – Уж у кого напыщенности, как воды в реках этого края, так это у вас, Кошачий Звон!

В гневе он перешел на французский и, видимо, сказал что-то обидное для старого Ангуса, раз тот вдруг запустил в гостя бокалом с вином. Это было оскорбление, гости вскочили, схватившись за оружие, король закричал, приказывая им угомониться. Мойра поспешила выскользнуть из-за стола, но, когда уже взбегала по лестнице, ее обхватили сильные руки Якова. Теперь он смеялся.

– Не убегайте, моя пугливая дикая лань. Они скоро угомонятся. Просто немного вина, какое так разжигает пыл мужчин. Мой же пыл разгорелся, едва я увидел вас. О, не вырывайтесь! И если не хотите вернуться к столу… Видите, мои лорды уже успокаиваются. Но давайте оставим их. Где ваша комната? – Яков пошатнулся так сильно, что Мойре пришлось его поддержать.

– Я не собираюсь в свои покои, – твердила она, увлекая короля в другой конец галереи. – Я хочу выйти на воздух, подняться на стены.

– Прекрасная идея. Я тоже хотел вдохнуть этого туманного воздуха в покоренном мной Нортумберленде!

Они вышли на укрепленную мощными зубцами парапета куртину стены. От порыва ветра заполоскалось ниспадающее с гейбла покрывало Мойры, взметнулись длинные волосы Якова. Вечерняя прохлада немного освежила голову короля. Отпустив женщину, он смотрел со стены Форд-Касла на обширный лагерь, раскинувшийся на холме перед замком, на огни костров, на подрагивавшие под ветром пологи палаток предводителей отрядов.

При отдаленных отсветах огней хорошо было видно лицо Стюарта с застывшим на нем гордым выражением. Он уже видел себя победителем этой страны. И единственное, что позволило бы ему чувствовать себя полностью удовлетворенным, – это возможность присовокупить к военным победам еще и любовь красивой женщины, стоявшей рядом.

– Вы ведь хотите, чтобы я освободил вашего супруга? – неожиданно произнес он, поворачиваясь. – Это зависит только от вас, милая.

– Вы ставите такую цену вашему великодушию? – гордо выпрямилась Мойра. Она понятия не имела, как бы повела себя на ее месте настоящая жена пленного Уильяма Герона, но не сомневалась, что самому Уильяму было бы мало чести, если бы он узнал, как получил свободу. Поэтому Мойра сказала: – Вы упоминали женщин, какие возвысились, став вашими усладами в минуту страсти. Но я венчанная жена Уилла Герона, главы рода из Форд-Касла, а вы женаты на английской принцессе. И то, что вы предлагаете мне, является одним из смертных грехов. Хотите ли вы, чтобы ваши воины знали, что вы начали военную кампанию с прелюбодеяния?

– Ну, моим воинам все равно, – хохотнул Яков. – Большинство из них даже поймут меня. О, моя прекрасная Элизабет! – Он пылко обнял ее, но не стал удерживать, когда Мойра вырвалась и поднялась на несколько ступеней по ведущей на смотровую площадку лестнице.

– Да, женщины становятся трофеем во время военной кампании, – склонила она голову. – И вы вольны взять меня силой. Но тогда вы получите только мое тело. Но разве вам не хочется узнать, какова я в любви? – Теперь она улыбалась, очаровательно поводя плечами. – Вы ведь говорили, что не обижаете своих женщин, а я не отдаюсь мужчинам, если не пожелаю этого сама!

Яков бурно дышал, глядя на нее.

– Я не обижу вас, моя красавица. Да, я не изменял супруге с момента нашего с ней брака. Но от вас я потерял голову. Я хочу вас.