Позже, когда он подсадил ее на круп коня и осторожно повел его в поводу, она спросила:

– Скажи, отчего ты так уверен, что эти люди из Форд-Касла захотят принять меня в свою семью?

Он негромко ответил:

– Героны из Форда – очень дружная семья. Даже одного из них, объявленного вне закона бастарда Джона Герона, из-за которого у них было столько неприятностей, они не бросили на произвол судьбы, хотя он, разумеется, и не может появляться у них открыто. Некогда это был могучий род в Пограничном краю, но сейчас их осталось мало. Я уверен, что они обрадуются появлению дочери пропавшей Элеоноры. К тому же теперь в Форде всем заправляет старая леди Ависия Герон, твоя бабушка, – Элеонора была ее дочерью. Я знаю, как эта старая леди сокрушалась о ней, как долго выясняла, что могло случиться с Элен, как требовала найти ее, живую или мертвую…

Через минуту-другую Мойра снова спросила:

– Дэвид, я ведь не просто так вернулась. Я беременна… и без супруга. Не самое достойное положение для вновь обретенной родственницы знатного рода. Как я понимаю, ты вряд ли сможешь сказать им, что я твоя.

Ответом ей был вздох.

– Не смогу, милая. Возможно, со временем… Пока же главное – чтобы ты попала в Форд. Но, похоже, в ближайшее время этого не случится. Ибо теперь наш путь пролегает не через те места, по которым нам было бы удобно попасть во владения Геронов. Мы не смогли переправиться близ Келсо, и поэтому я доставлю тебя в свой замок, в Нейуорт, – это как раз по пути. Там ты передохнешь, придешь в себя, и тогда… Но учти, никто в Нейуорте не должен догадываться, что ты моя женщина.

– Я понимаю. Там твоя жена, – несколько сухо отозвалась Мойра.

Дэвид ничего не ответил, он сел на коня и двинулся куда-то по одному ему ведомой тропе. Постепенно туманная мгла немного рассеялась, луна поднялась выше, осветив округу, но тени и свет чередовались так контрастно, что Мойра не могла понять, как Дэвиду удается определять дорогу. Но двигался он уверенно: сперва спуск – и почва стала заболоченной, потом пошел подъем на очередную возвышенность – и Дэвид, велев Мойре покрепче держаться за него, пришпорил мерина.

Этот гнедой конек, крепкий, коренастый, с пушистой черной гривой и мохнатыми бабками ног, был местной пограничной породы. Такие лошади славились своей неутомимостью и резвостью, и уж гнедой показал, на что способен. Час за часом они скакали по сложной пересеченной местности, то по узкой стежке, порой вообще пропадавшей, то по каменистому грунту. Везя на спине двоих седоков, конь преодолевал головокружительные спуски и подъемы, скакал вдоль кромки обрывов, где, казалось, было достаточно одного неверного шага, чтобы получить увечье или погибнуть. Тонкий месяц «брел вброд по тучам», как говорили в этой местности, то исчезая в них, то появляясь вновь и разливая вокруг тусклый обманчивый свет, а тени горных вершин, местами нависавших над путниками, погружали дорогу в полную темноту.

Мойра порой подремывала, когда конь переходил на мерный шаг, а потом вновь озиралась, если его аллюр ускорялся. Она видела, что они приближаются к гребню высокого пустынного хребта, который тянулся почти неуклонно с запада на восток, поднимаясь длинными откосами с обеих сторон. Это были Чевиотские горы, и, когда бледные лучи рассвета забрезжили на горизонте, стала видна дикая безлюдность этих мест.

Под утро вновь заклубился густой белесый туман, затягивавший все вокруг размытой пеленой. Но Дэвид узнавал эти места. Длинное ущелье выводило к болоту, расположенному на высоком плоскогорье, за которым уже начинались границы владений Майсгрейва. Но сперва надо было проехать по болоту. Это было непросто, однако Дэвид хорошо видел тропинку среди зеленой трясины и уверенно направил по ней коня.

Передвигались они неспешно, и по тому, как устало приникла к нему Мойра, по ее ровному дыханию Дэвид понял, что она уснула. Он положил ладонь на обнимавшие его руки, скрещенные у него на торсе – левая поверх правой, как обычно и получается у левшей. Весь путь она крепко держалась за него, но сейчас прикосновение ее рук заметно ослабело. Дэвид повернул голову и увидел, что ее стриженая головка покоится у него на плече, а глаза закрыты. Бедная девочка! Ей пришлось проделать такой долгий, трудный путь!

Сейчас они продвигались медленно и осторожно по топким заболоченным землям, посещаемым разве что водяными птицами. Здесь, по местным поверьям, можно встретить болотных фей, капризных и не всегда мирно настроенных к людям, или, того хуже, местного духа богла – говорили, что это пучеглазое страшилище поднимается из заводей по ночам и может схватить заплутавшего путника. Потому эти болота были так пустынны – их дурная слава отпугивала людей, и только риверы могли шастать по гатям и топким переходам, спасаясь от преследования. А еще тут, в глубине болот, на островке, некогда жила женщина, родившая Дэвиду сына… К несчастью, и она, и парнишка стали жертвами разбойной жизни в этом краю. Дэвид вспомнил, с какой болью он воспринял весть об их гибели, и тяжело вздохнул.

В одном месте мерин оступился и громко фыркнул. Мойра очнулась и огляделась.

– О небо! Что это за место?

Темные кочки, выступающие из болота, и редкие остовы сухих деревьев, видимые в рассветной мгле сквозь клочья тумана, вызвали у нее страх. Однако Дэвид успокаивающе похлопал ее по руке.

– Еще совсем немного, и нам нечего будет опасаться.

Дэвид вглядывался в окружавшую мглу. Показалось ему или нет, но мгновение назад он как будто слышал отдаленное ржание лошади. Однако пока он не хотел пугать спутницу и лишь спросил:

– Ты сильно утомлена?

– Да, я сильно утомлена, – отозвалась она.

Дэвид улыбнулся, заметив, что, хотя Мойра перешла на местный нортумберлендский говор, она складывает слова по-гэльски: не отвечает просто «да» или «нет», а продолжает предложение полной фразой.

Он волновался, что такая утомительная дорога могла повредить их малышу. Когда он спросил об этом, Мойра лукаво посмотрела на него:

– Нашему малышу? А если это будет малышка?

Дэвид улыбнулся:

– Я буду рад и ей. Но, знаешь ли… Я бы хотел сына.

– Который будет твоим бастардом, – подытожила Мойра несколько сурово.

Он ничего не ответил. Ему горько было говорить об этом, особенно в местах, где когда-то жил и погиб его бастард, которому он подарил брошь в виде раскинувшего крылья орла.

И в этот миг он уже отчетливо различил ржание лошади за туманной завесой. По звуку трудно было определить, кто мог скрываться во мгле. Учитывая, что они находились на окраинах его владений, Дэвиду хотелось верить, что это его люди, несшие охрану в этих местах, – он сам велел устроить несколько постов вдоль кромки болота. Однако вскоре долетавшие со стороны звуки стали тревожить его сильнее: теперь сквозь туман можно было различить обрывки речи и топот коней. Судя по всему, то был целый отряд, а Дэвид не припоминал, чтобы его люди ездили по этим заболоченным местам большой ватагой.

И тут, как назло, подул ветер, туман заколебался, и там, откуда доносились звуки, стало заметно какое-то движение. Да, это были всадники. И хотя они находились еще далеко, Дэвид понял, что это отнюдь не люди из Нейуорта.

Мойра тоже увидела всадников.

– Кто это, Дэйв?

– Тсс, милая. Это риверы, лихие люди. И желательно, чтобы мы добрались вон до тех утесов, прежде чем нас заметят.

Упомянутые им утесы были уже хорошо видны в конце тропы, там начиналась хорошо проторенная дорога к ближайшему лесу в низине, и если они успеют добраться… Но пока им приходилось передвигаться по топям, а открытое пространство болот – плохое укрытие для путников. Вскоре Дэвид понял, что их с Мойрой заметили. Риверы сначала как будто придержали своих коней, потом двинулись дальше, решив объехать болотные заводи. Путников спасало то, что риверы не могли проехать к ним напрямую – дорогу им преграждали поросшие вереском болотные кочки, между которыми темнела болотная жижа. Но и тропка, по которой направлял своего коня Дэвид, была крайне зыбкой и опасной, чтобы он мог перевести коня на более быстрый шаг. Приходилось, как и раньше, быть крайне осторожным, и Дэвид молился, чтобы они смогли добраться до двух выступающих утесов скорее, чем это успеют сделать разбойники.

Небо услышало его молитвы, ибо риверам дважды или трижды преграждали путь узкие заводи, и они замедляли ход, а путники все ближе подъезжали к сухой земле. Дэвид с надеждой поглядывал на утесы: вполне вероятно, что там несут дозор его люди. Однако пока ничто не указывало на то, что наверху, за навалом каменных глыб, находятся охранники, которые могли бы с высоты обстрелять риверов. В таком случае разбойники не стали бы атаковать – они не любят вступать в настоящую схватку, предпочитая более легкий способ налета на стада или одиноких путников.

Наконец под копытами гнедого застучала каменная крошка, он резко пошел вверх, и Дэвид был готов пустить его вскачь, но неожиданно передумал. Их конь проделал немалый путь за день и прошедшую ночь, он нес двоих всадников и, как бы его ни понукали, не сможет увезти их от конного отряда.

И Майсгрейв решился. Соскочив с коня, он сказал Мойре:

– Я знаю, что ты не очень хорошая наездница, но, ради самого Спасителя и его благоверного Креста, скачи вперед по этому проходу, пока не окажешься под сенью деревьев. Там ты спешишься и укроешься в зарослях, а коня пустишь дальше. Он отвлечет от тебя наших преследователей, и ты сможешь спастись. А потом найди пристанище в окрестных селах и сообщи, что тебя привез рыцарь Майсгрейв.

– А ты, Дэвид, как же ты? – в отчаянии воскликнула Мойра.

– С тобой я буду более уязвим. Уезжай, я сказал!

Он сильно ударил гнедого по крупу и несколько мгновений наблюдал, как Мойра скачет между каменистых откосов, прильнув к холке животного. И подумал: хорошо все-таки, что она не стала рыдать и настаивать, что останется с ним. Дэвиду от этого стало легче. Он вынул тесак и вернулся к проходу между утесами возле болота. Отсюда он хорошо видел приближавшихся всадников. Их было человек пятнадцать или даже больше. Дэвид рассматривал их. Обычно риверы, даже отправляясь в набег, стараются выглядеть щеголями: чистая каска, хорошее оружие, добротная сбруя. Неплохо бы понять, из какого клана эти люди. Тогда его положение не так уж безнадежно: местным риверам будет выгодно захватить в плен владельца Нейуорта, чтобы потом получить за него выкуп. Другое дело, если это обычные разбойники, «джеки», как их называли в Пограничье из-за их стеганых курток, носивших такое же название. Эти о щегольстве не думают, они грабят всех, кто подвернется, и убивают, чтобы на них потом не донесли. И чем больше Дэвид вглядывался в приближавшихся всадников, тем мрачнее становился. Это явно были «джеки» – грязные, обряженные кто во что, на неказистых лошадях.