Майсгрейв смотрел на Маргариту, лицо его выражало такое участие и сострадание, что она решилась продолжить:

– Вы не представляете, как хитро французы используют рыцарскую натуру моего супруга!.. Сама королева Анна Бретонская, молодая и красивая, прислала ему послание. О, мне сообщили, что в нем было! Королева Анна писала, что много думает о храбром и прекрасном короле Шотландии, который в ее глазах является воплощением истинного рыцаря. Она слышала, какие турниры он устраивает в Эдинбурге, как храбро выезжает на ристалище, часто даже инкогнито, чтобы никто не проведал, кто перед ними. И при этом Яков неизменно выходит победителем. Поэтому королева Анна желает стать дамой его сердца и в знак куртуазной связи передает ему свой локон… Ну а к нему подвески несметной ценности и перстень с большим рубином! Хитрый намек, и я указывала на это его величеству. Однако он не послушал меня и с готовностью согласился стать рыцарем прекрасной королевы Франции! Какие-то романтические бредни, надо сказать, и я бы посмеялась над ними, если бы Анна не написала еще одно послание, в котором просила своего верного паладина Якова Стюарта стать ее защитником, ибо войска английского короля высадились во Франции. Она отчаянно просит рыцаря помочь даме, попавшей в беду! Вы слышали? А когда я высказалась против, он посчитал это обычной женской ревностью. Он уверен, что я должна понимать, где куртуазные игры, а где супружеская верность. Но в итоге эта дама нынче имеет на Якова большее влияние, чем его законная жена! О, как это все несправедливо! Разве я была ему плохой супругой? Я оживила его двор, я рожаю ему детей[41], я просила его и плакала… А он… он… Он считается только с мольбами королевы Анны! Да еще и уверяет, что это почетно для него. При этом твердит, что по-прежнему любит меня нежной супружеской любовью, однако, подобно рыцарям прошлых веков, готов стать на защиту прекрасной Анны Бретонской. И он уверен, что в его силах принести большую радость и Анне, и себе, разгромив англичан, извечных врагов Шотландии!

Дэвид, слушая эти излияния, с трудом скрывал удивление. Оказывается, эта одиноко проводящая вечера в Эдинбургском замке королева не столько обижена на супруга за предстоящую войну с ее родиной, сколько гневается на его любезности с другой женщиной.

Ему даже стало смешно. Он отвел взгляд от бурно дышавшей королевы, пышная грудь которой то вздымалась, то опадала за жестким корсажем, а расшитые жемчугом рукава постукивали от движения, когда она заламывала руки.

– Миледи, досточтимая королева, все сказанное вами и умно… и неверно, позвольте сказать.

Он даже осмелился взять ее руку в свои, и она не стала отнимать ее.

– Во-первых, вы не должны считать, что Анна Бретонская смогла очаровать вашего мужа. Ибо она не молода и прекрасна, как вас уверяют, а дама в почтенном возрасте, к тому же весьма хитрая особа. Сколько ей? Да уже под сорок. Не очень подходящий возраст, чтобы заводить романтические игры с заморским рыцарем. К тому же… Посудите сами, как ваш супруг может называться рыцарем, сражающимся за королеву Анну, если даже открыто не вызвал ее врага на бой? Не объявил о своем решении напасть, а собирается действовать тайно, как какие-то катераны-горцы. О, я думаю, на него влияют коварные французы, к которым он прислушивается. Однако… Рыцарственно ли так поступать?

Маргарита ахнула, всплеснув руками. Ее длинный рукав зацепился за завиток подлокотника, и одна из жемчужин оторвалась и упала на ковер. Но королева даже не заметила этого.

– Как вы правы, сэр Дэвид! Мой Яков… и такое коварное нападение! Это несовместимо с рыцарской честью! И я непременно укажу ему на это. Он обязан сообщить о своих намерениях моему брату, пусть ему и придется послать гонца во Францию!

Дэвиду захотелось расцеловать ее: Маргарита с легкостью восприняла то, что он и намеревался внушить ей. Причем королева, похоже, готова была тут же написать супругу. Однако писать ей не пришлось.

Они еще разговаривали, когда какие-то звуки стали доноситься извне – гудение трубы, топот бегущих ног, громкие голоса. Дэвид сразу обратил на это внимание, Маргарита же сказала, что это просто сменяется стража, прежде чем закроют ворота и опустят решетки… Но через миг и она всполошилась:

– О Пречистая Дева! Неужели это король? Он давно не приезжал ко мне в столь позднее время.

И подозрительно взглянула на Дэвида:

– Не ваше ли присутствие заставило его явиться ко мне с поздним визитом?

– Я слишком мелкая сошка, миледи, чтобы его величество тревожился ради какого-то посетителя, пусть и из Пограничного края. Но все равно, если он меня тут застанет…

– О, я бы не желала иметь из-за этого неприятности! Боже правый! Что подумает Яков, если застанет вас тут? Некогда он так ревновал меня к вам, когда я вспоминала, как вы сопровождали меня в Шотландию!..

– Тогда мне лучше удалиться, миледи, – произнес Дэвид, вставая и отвешивая поклон.

Но Маргарита схватила его за руку. Она смотрела на высокие застекленные окна, за которыми во мраке ночи мелькал свет факелов и слышались приближающиеся голоса.

– Поздно! Вы сейчас столкнетесь с Яковом или его людьми на выходе. О, моя милая Лейн, – обратилась королева к почтенной даме, – ради всего святого, спрячьте сэра Дэвида куда-нибудь!..

Дэвид сам шагнул к расположенной сбоку от камина небольшой двери, но обе дамы замахали руками, удерживая его, – не хватало еще, чтобы посетителя обнаружили во внутренних апартаментах. Тогда леди Лейн попросту взяла его за руку, подвела к группе собравшихся в другом конце зала придворных и усадила среди них. Она спешно задула несколько свечей, чтобы в этом конце зала царил полумрак, в котором трудно разглядеть лица собравшихся, а потом даже выхватила у одного пажа лютню и заставила Дэвида ее взять.

– Наигрывайте что-нибудь!..

Если бы он умел!.. И вообще, сидя на низком пуфе с лютней в окружении всполошившихся фрейлин, рыцарь понимал, что выглядит нелепо с этим музыкальным инструментом. Но менять что-то было поздно. Стукнула дверь, и король Яков буквально вбежал в Большой зал.

– О, моя дорогая!.. – кинулся он к супруге. – Да пребудет с нами небо! Ибо ты не представляешь, что сейчас произошло со мной в Холирудском соборе!

Яков даже не взглянул в сторону придворных, поднявшихся и отвешивающих поклоны при его появлении, и Дэвид невольно перевел дыхание. Теперь надо бы попытаться незаметно выйти… Но за королем следовали несколько вельмож, которые остановились прямо у прохода, загородив Майсгрейву путь к отступлению. Одного из них, знатного вельможу с короткими седыми волосами и такой же седой широкой бородой, Дэвид узнал: Дуглас Кошачий Колокольчик.

Дуглас тоже мог узнать Дэвида – они виделись во время приезда Маргариты в город Бервик на англо-шотландской границе и даже беседовали, причем старый граф уважительно отозвался об отце Дэвида Филиппе Майсгрейве. В любом случае Дэвид не желал быть узнанным и остался сидеть на проклятом низком пуфе, прижимая к себе лютню и склонившись к ней, словно только она его и интересовала. Но на деле ему было любопытно другое – как пройдет встреча Якова с Маргаритой. Сможет ли королева убедить венценосного супруга отправить послание с официальным объявлением войны ее брату во Францию. Ибо если он это сделает, то вынужден будет задержать выступление в ожидании ответного письма, а это даст англичанам время подготовиться к обороне.

Однако пока венценосные супруги говорили отнюдь не о войне. Яков взял руки королевы в свои, что-то рассказывал ей и бурно дышал. В конец зала их голоса долетали неясным гулом, и тут леди Лейн осмелилась спросить у седого Дугласа, чем так встревожен его величество.

– Какое-то наваждение, клянусь преисподней! – глухим рыком отозвался сэр Арчибальд. – Хотя и весьма выгодное для нас наваждение. Я даже буду надеяться, что Яков внемлет тому, что произошло ради блага его самого и Шотландии.

И он поведал странную историю. После вечерней мессы государь захотел остаться в храме и помолиться в одиночестве. Король молился в часовне своего любимого святого Ниниана, когда почувствовал, что в храме он не один. При свете одинокой лампады у изваяния святого он различил силуэт в светлом балахоне и капюшоне наподобие монашеского. Хотя позже сам Дуглас и люди из окружения короля клялись, что в соборе никого не могло быть, ибо они стояли у входа и мимо них никто не мог пройти.

– Причем король уверяет, что рассмотрел под капюшоном прекрасное ангельское лицо и светлые волосы. И вот этот призрак вдруг сказал… что, мол, Яков совершает не богоугодное дело, развязав эту войну…

Тут Дуглас замолчал и повернулся к камину, где Яков, повысив голос, почти кричал королеве:

– Поверь, он сказал, чтобы я не поступал так, как намерен поступить! Сказал, что мое выступление обернется злом как для меня, так и для всякого, кто пойдет со мной! И если я не послушаю его совета, то буду повергнут и обречен на вечный позор!

Дэвид невольно повернулся в сторону короля, впрочем, как и все присутствующие. Яков стоял перед супругой, и в свете огня было видно, как сильно он нервничает. Рослый, атлетически сложенный, с длинными рыжеватыми волосами, он вдруг присел у ног супруги, словно ребенок, пришедший искать защиты у той, кому доверял.

Дэвид услышал, как Маргарита стала говорить, что, дескать, это видение было неспроста, что, наверное, сам ангел небесный явился Якову, дабы отговорить его от грозящих бед. Да и зачем ему воевать? Разве они плохо жили без войны?

Однако эти увещевания внезапно разозлили Якова.

– А может, это был ваш человек, Маргарита? – неожиданно вскинулся он. – Я знаю, насколько вы против того, чтобы я следовал своему договору с Францией!

Королева поняла, что поспешила, так охотно поддержав то, что предрекло видение. Но почему Яков считает, что это ее проделки? Она ведь все время тут, в замке на скале Кастел-Рок, и как бы она могла… К тому же кто из ее людей мог сыграть роль такого видения? Возможно, Якову стоит подумать об этом и все-таки признать, что перед ним был посланец небес? Король говорит, что ангел был очень красив? По-ангельски красив?