Ненадолго наступила тишина, а затем Рейф хрипло сказал:

— Ты даже не представляешь, что я почувствовал, когда увидел тебя на палубе, которая кишела пиратами.

Аиша прямо встретила его взгляд.

— Возможно, то же самое, что почувствовала я, увидев тебя сражающимся одновременно с тремя-четырьмя пиратами. А ведь ещё вчера ты едва делал шесть кругов по палубе!

Прикрыв на мгновение глаза, Рейф открыл их и выдавил сквозь стиснутые зубы:

— Не обо мне речь. Я солдат! Я могу сражаться с закрытыми глазами. Ты же женщина!

— Ты больше не солдат. И ты был болен и находился под моим присмотром большую часть прошлой недели. Ну а теперь… у тебя рубашка испачкана кровью. Твоей кровью?

Он гневно отмахнулся от неё:

— Парочка небольших царапин. Проклятие, женщина, взгляни на себя! Ты вся в крови!

Аиша покачала головой:

— Это кровь пиратов, не моя.

— В пылу сражения люди не всегда сразу понимают, что они ранены.

— О. Тогда дай мне тебя осмотреть…

— Я не нуждаюсь в услугах чёртовой няньки! — заревел он.

— Не будь глупцом. Я просто хочу убедиться, что ты не пострадал, — Аиша шагнула к нему.

Рейф отступил.

— Не подходи ко мне! — его голос дрожал от ярости. — Я не в том состоянии, чтобы терпеть чьи-либо прикосновения.

— Я видела тебя и прикасалась к тебе, когда твоё состояние было намного хуже нынешнего, — Аиша ухватила его за рубашку.

Рейф рванулся в сторону. Раздался громкий треск. Сквозь образовавшуюся прореху виднелась тонкая кровоточащая линия.

— Ты ранен!

Рейф нетерпеливо отмахнулся:

— Просто царапина. Проверь, ты не пострадала?

Аиша пропустила его слова мимо ушей:

— Даже царапина нуждается в том, чтобы её обработали. Я должна осмотреть тебя всего, чтобы убедиться, что других ран нет.

Рейф злобно уставился на неё:

— Собираешься трястись надо мной, да?

— Называй это как хочешь, — сказала Аиша, — но за последний час не один человек пытался убить тебя, и ты сам только что сказал, что люди не всегда понимают, что они ранены. Поэтому…

— Я говорил о тебе, пропади оно всё пропадом!

Аиша не ответила и спокойно встретила его взгляд.

— Господи, что за упрямая женщина! — внезапно Рейф сорвал с себя рубашку, смял её и выкинул в иллюминатор. — Видишь? — бушевал он. — Ничего серьезного. Что насчёт тебя? Ты скрываешь какие-нибудь раны под этой грязной, окровавленной, уже ни на что негодной тряпкой, которая некогда была твоим любимым платьем? — он схватил за наиболее испачканный кровью кусок ткани на её груди и рванул. Разорвавшийся корсаж повис двумя половинками.

Внезапно наступила ошеломлённая тишина.

Аиша отступила. Не двигаясь, только тяжело дыша, ещё долгое время они смотрели друг на друга.

Наконец она медленно отвернулась и позволила тому, что осталось от её платья и порванной, пропитанной кровью сорочки, соскользнуть с неё и горкой лечь вокруг ног. Шагнув в сторону, Аиша подняла загубленную одежду и с решительным видом пошла к иллюминатору, одетая лишь в мешковатые турецкие панталоны до колен. Выбросив в окошко платье и рубашку, она повернулась к Рейфу и, вся дрожа, сложила руки на груди.

— Никаких ран. Удовлетворён?

Сглотнув, Рейф провел руками по лицу:

— Господи, Аиша, когда я увидел тебя на этой палубе… Никогда в жизни я не был так напуган, — прибавил он хрипло.

— Я думала, мы оба погибнем, — с заметной дрожью в голосе ответила Аиша. — И я не могла вынести мысли, что мы никогда не сделаем этого! — и она бросилась ему на грудь.

Кинувшись к нему, Аиша обхватила руками его за шею, а ногами стиснула бёдра.

Поймав её и сжав в стальных объятиях, Рейф покачнулся, задел кровать и упал на неё спиной.

А затем он слепо и отчаянно целовал её, и Аиша отвечала ему в безумном, диком исступлении.

Ярость, желание, страх и облегчение — противоречивые эмоции накатывали на неё огромными волнами. Она никак не могла прижаться к нему достаточно крепко. Ей хотелось забраться внутрь его, внутрь его груди. Хотелось держать его и тем самым прогнать яркий пугающий образ того, как он, окруженный злобными хищниками, сражался с ними, как сверкала его сабля, а глаза сияли и горели голубым ледяным пламенем.

Аиша покрывала всего его беспорядочными, суматошными поцелуями — лицо, рот, глаза, шершавый подбородок, выпуклые мышцы плеч — одним словом, все те места, до которых она только могла дотянуться. Целуя, пробуя его на вкус, она словно излечивала его, защищала его, дарила ему всё то, чем владела — дарила саму себя.

И будь что будет.

Она была на волосок от смерти. До сих пор слышала, как сабля со свистом рассекла воздух всего в нескольких дюймах над её головой. Но она была цела, цела и невредима и находилась в объятиях мужчины, который заставлял её чувствовать себя более живой, чем она чувствовала когда-либо прежде.

Аиша задела бёдра Рейфа и ощутила под бриджами из оленьей шкуры вздыбленную горячую твёрдую плоть. Его мощное тело неистово содрогнулось. Рейф застонал, и от этого звука дикое ликование с безудержной силой забурлило в ней.

Рейф обхватил её ладошки своими большими руками и заставил остановиться на несколько лихорадочных мгновений. Его широкая, сильная грудь тяжело вздымалась, дыхание вырывалось горячими, прерывистыми вздохами. Голубые глаза внимательно всматривались в её лицо.

— Ты уверена в этом, Аиша? Потому что если ты скажешь да, пути назад уже не будет.

— Да! — нагнувшись, она поцеловала его. — Я хочу тебя. Хочу этого. Хочу сейчас, — она не знала, о каком «этом» говорит, но мощная сила глубоко внутри вела её вперед.

Она была жива. Жива. И нуждалась в нём. Страстно желала его. Её тело знало, что происходит, оно дрожало, болело и действовало, руководствуясь инстинктом древним, как мир. А она доверяла своим инстинктам.

— Если ты уверена… — выдохнул Рейф глубоким и сиплым голосом. Медленно его взгляд спустился к её обнаженной груди, находившейся всего в нескольких дюймах над его лицом.

Аиша почувствовала, как её щёки залились жарким румянцем. Прижимаясь к нему, она не помнила о своей наготе. Никогда раньше ни один мужчина не видел её обнажённой, и его откровенный взгляд наполнил её и неловкостью, и гордостью.

— Как красиво, — прошептал Рейф. — Словно лунный свет. Какое же это преступление было перетягивать их все эти годы.

Приподняв голову, он поцеловал оба холмика, и ощущение его горячего рта на прохладной, нежной коже… о, если ей суждено умереть сейчас…

Но она не умирает, и Рейф жив, и… о… ощущение его шершавого подбородка, прикасающегося к её нежной груди…

Он едва не сводил с ума, проводя губами по её груди легкими, но пылкими прикосновениями, держа её над собой так, что она не могла пошевелиться, не могла прижаться к его груди, не могла попробовать его на вкус, прикоснуться к нему в ответ, как ей того неистово хотелось.

Его рот, язык, подбородок ласкали Аишу, пока каждая жилка в её теле не запылала.

Наконец Рейф ослабил свою хватку. Он обхватил ладонями её лицо и начал приближать её губы к своим, но так медленно, намеренно медленно… что когда их губы наконец встретились, Аиша дрожала от предвкушения.

И она целовала его в ответ, целовала лихорадочно, отчаянно, неуклюже, не зная, что именно надо делать, но желая довести его до этого причиняющего боль помрачения рассудка, до какого он довел её.

Но она знала, что должно было последовать. И когда Аиша потянулась к застежке его бридж, руки её дрожали. Дрожали от того, что она спешила, а не от того, что нервничала.

Ну, немного всё-таки нервничала.

Она знала все сокровенные уголки его тела. После многочисленных обтираний прошлой недели, никаких сюрпризов быть не должно.

Но что он делал своим ртом… лишал её… рассудка… и она хотела… нуждалась…

Рейф опустил ладонь на её руку и, прижав девичью ладошку к тяжелой горячей выпуклости, не дал Аише расстегнуть его бриджи.

— Помедленнее, кошечка, — простонал он.

Она уставилась на него, прерывисто дыша:

— Я не хочу медленнее.

Рейф оставался неподвижным, и тогда она изогнулась и легонько куснула его за плечо.

Он рассмеялся.

— Дикая кошечка, — сказал он и перевернулся так, что Аиша оказался лежащей на спине, под ним. — Поверь мне, — продолжил он, — лучше всё делать медленно.

— Лучше для кого? — раздражённо зарычала она.

— Для тебя, — он улыбнулся, и его глаза засверкали ещё ярче. — А значит и для меня, — и он сновал целовал её, глубоко, проникая своим нежным, словно бархат, языком в её ротик, лаская её в настойчивом ритме, позволяя их языкам сливаться, соединяться, пока Аиша не ослабела от желания. А затем Рейф начал осыпать неторопливыми поцелуями её подбородок и шею, спускаясь к груди.

— Чистая земляника, — прошептал он, обхватывая губами её сосок. Легонько прикусив его, прошёлся по верхушке языком, глубоко втянул в рот, снова куснул, поласкал зубами и языком, и всё это время Аиша беспомощно изгибалась под ним, пронизаемая стрелами удовольствия, заставляющими пульсировать её плоть.

Его большие, тёплые, огрубевшие руки скользили по её телу, обхватывая, сжимая, лаская. Казалось, он совершенно точно знал, что нужно делать, чтобы довести её до самозабвения. Аиша хотела ответить ему тем же, но она не могла думать, не могла пошевелиться, не могла ничего делать, только дрожать и изгибаться в муках беспомощного удовольствия.

Когда Рейф обхватил рукой мягкий холмик меж её бёдер и начал поглаживать его через хлопок её турецких панталон, Аиша затрепетала. Издалека она услышала:

— Эта штучка тебе дорога?

— Штучка? — её глаза открылись, и мир, пусть и мечтательно неясный, отчасти вернулся на своё место. Она слышала прерывистое дыхание, своё и Рейфа. Его сверкающие глаза пристально всматривались в её.