Напоив его вечерней порцией ивового чая и скользнув в постель рядом, она отчаянно помолилась, чтобы Господь сохранил жизнь Рейфу. Аиша лежала, прижавшись к нему и держа руку на его сердце, ловила каждый хриплый вдох и выдох. Она была слишком напугана, чтобы спать.

Но в предрассветный час его сердцебиение и размеренное дыхание помимо воли ненадолго убаюкали её.

А когда наступил рассвет, Аиша проснулась от холода.

Она резко села на постели с криком «Не-е-ет!».

И тут Рейф пошевелился.

Аиша удивлённо моргнула. Её сорочка была мокрой.

Ей стало холодно, потому что её сорочка промокла, и бриз, проникавший через открытый иллюминатор, охлаждал её.

А сорочка промокла потому, что Рейф был мокрым. Он потел. Аиша потрогала его лоб. Он был прохладным.

О Господи, Рейф нормально спал, его дыхание было глубоким и ровным. Она прижала ладонь к его сердцу и почувствовала сильное и устойчивое сердцебиение.

Жар спал. По её щекам хлынули слёзы. Он будет жить. Лихорадка отступила.


Рейф проспал бóльшую часть дня, и когда было далеко за полдень, Аиша, бросив на него взгляд, заметила, что он за ней наблюдает. Теперь его голубые глаза были ясными, как небо, без единого признака лихорадки. И даже слегка… недовольными?

— Что вы здесь делаете? — спросил он.

— Всё хорошо, вы были больны, — она поспешила к кровати и дотронулась до его лба. К счастью, прохладному.

Рейф поднял на неё взгляд и, нахмурившись, поймал за руку:

— Что вы делаете?

— Проверяю, нет ли температуры. Но её нет. Теперь вы пойдёте на поправку.

Он попытался сесть, но упал назад на подушки.

— Боже! Я слаб, как котёнок.

— Да, вам нужен отдых, потребуется какое-то время, чтобы восстановить силы. Вы очень сильно болели. Я… я думала, что вы умрёте, — добавила она печально.

— Вздор! Я здоров как бык, — заявил Рейф и снова попробовал принять сидячее положение, на этот раз преуспев, хотя и с видимым усилием.

— Нет, вы упрямы как бык, — поправила она его. — А теперь оставайтесь-ка, пожалуйста, на месте. Мне необходимо вас вымыть.

— Вымыть меня? — тёмные брови сошлись на переносице. — Вы не сделаете ничего подобного!

— Не будьте глупцом, вам необходимо помыться. В случае если вы не заметили, от вас воняет. Когда лихорадка спáла, вы весь изошли потом, и теперь мне надо вас вымыть, чтобы вам было приятнее выздоравливать.

Насупившись, он заглянул под простыню, и на краткий миг глаза его расширились, когда он увидел, что обнажён. Он взглянул на неё, затем осторожно понюхал себя… и резко отдёрнул голову.

— Фу!

Аиша засмеялась.

— Я же говорила. С пóтом из вас вышла болезнь. Теперь вы позволите выкупать себя?

Он натянул простыню до подбородка.

— Теперь я расположен к этому ещё меньше, после того, что увидел. Чёрт возьми, Аиша, вы не должны даже находиться здесь, со мной, когда я в таком состоянии. — Он подоткнул вокруг себя простыню. — Где Хиггинс?

— Снаружи.

— Тогда позовите его. Он может мне помочь.

— Нет, не может, — тихо ответила она. — И не сможет в течение ещё десяти дней.

— Что вы имеете в виду — ещё десять дней? Мне казалось, вы сказали, что он снаружи? Он отправился куда-то?

— Нет, он всё ещё на судне, — ответила Аиша. — Но есть вероятность, что я заразна, поэтому, чтобы знать наверняка, капитан поместил меня под карантин ещё на десять дней.

— Если вы на карантине, то что вы делаете в моей каюте?

— Это и есть карантин, — ответила она. — Я же сказала, что вы были больны. Мы подумали, что это может быть чума.

— Чума?

— Но это не она, и теперь вы выздоравливаете от своей болезни. Но я могла заразиться от вас, и нам придётся остаться здесь ещё на некоторое время.

— Некоторое… — Рейф откинулся на подушки. — Я не понял и половины из того, что вы сказали. Но… — он остановил её жестом, — не объясняйте ничего снова. Думаю, что сначала я вздремну, и надеюсь, что во всём этом появится смысл, когда я проснусь.

— Что ж, только не спите слишком долго, — сказала Аиша. — Мне надо вас искупать и сменить простыни перед сном.

Он покачал головой.

— Нет, вы до меня не дотронетесь, чёрт побери. Я могу и потерпеть.

— Что ж, а я не могу, — последовал ответ. — Если вы думаете, будто я стану спать на грязных простынях с мужчиной, от которого несёт, как от помойной ямы, то вам предстоит кое-что узнать.

— Никто и не просит вас спать на грязных простынях с таким мужчиной! — резко возразил он. — Ступайте. Спите в своей собственной постели.

Она ничего не ответила.

Рейф сдвинул брови, когда до него дошёл смысл сказанного Аишей, и обвёл взглядом комнату. Никакой другой постели.

— Уж не хотите ли вы сказать, что проклятый капитан запер вас здесь со мной, не предоставив даже кровати? — с возрастающей яростью произнёс он.

— Нет, — устало объяснила она. — Я сама заперлась здесь с вами, и я спала тут… — она указала на его кровать, — последние три ночи.

— Со мной?

Она пожала плечами.

— Вы были больны и без сознания. И здесь полно места, это большая кровать.

Долгую минуту Рейф не сводил с неё взгляда, а затем застонал:

— У меня голова раскалывается. Я не в состоянии мыслить ясно. Позвольте мне полежать немного, пока я всё обдумываю.

Он лёг и закрыл глаза.

Аиша тотчас же подхватила поильник[Поильник (поилка) — это специальная чашка с полузакрытым верхом и длинным носиком, похожая на заварочный чайник. Этот предмет имеет очень древнюю историю. Ещё в Месопотамии использовались такие поильники, причём в них имелась решётчатая перегородка для задержания твёрдых взвесей отваров и настоев, которыми поили больных.] и приложила носик к его губам.

— Чт… что за… — запинался он, отталкивая чашку. — Что это? Мне совсем не надо, чтобы вы надо мной тряслись.

— Это чай из коры ивы, — сердито ответила Аиша. Вот уж воистину трясётся над ним! Да она бы с удовольствием опрокинула этот чай на его большую, глупую голову! — Он поможет вам от головной боли. На вкус он отвратителен, я знаю — так вам и надо. А что до того, что я трясусь, так вы пили его трижды в день за последние три дня, и он вам очень помог.

Рейф застонал и нырнул с головой под простыню. Через несколько секунд оттуда прозвучало:

— От меня ведь и правда пахнет, да?

Аиша кивнула.

— Как от свиньи. И слабительное вам нужно так же, как и ванна.

— Слабительное? Во мне не осталось ничего для слабительного. Я не буду пить никакого чёртова слабительного! — зарычал он, а затем посмотрел на Аишу: — А зачем мне слабительное?

— Если с потом могут выйти ваши болезни, я надеюсь, что слабительное избавит вас от дурного чувства юмора, с котором вы проснулись, — ответила она ему сладчайшим голосом. — Я не собираюсь терпеть его в течение ещё десяти дней!

Такие вещи обычно говорят перед тем, как величественно выйти за дверь, подумала Аиша, но та была заперта, так что всё, что оставалось делать, это повернуться к нему спиной.

Она дрожала от ярости и, может быть, ещё и чуть-чуть из-за слабости от облегчения, что с ним действительно всё в порядке. И, возможно, слёзы подступили к глазам по той же причине, но она не будет перед ним рыдать. Вонючий дурак.

Как можно день и ночь бороться, чтобы спасти жизнь человека, а затем, когда спасёшь его, желать придушить его?

Она устала, в этом всё дело. Она почти не спала последние ночи. Аиша протопала к кровати, не взглянув на него, и подняла два одеяла, которые он в какой-то момент скинул.

Она свернула одно из них в длину втрое, затем пополам и положила на пол как можно дальше от кровати. Оно послужит прекрасным ковриком для сна. Взяв с кровати подушку, Аиша бросила её в конец своего ложа.

— Что вы делаете? — требовательно спросил он.

Не обращая на него внимания, она завернулась в другое одеяло и улеглась на импровизированный коврик.

— Вы не можете спать на полу. Вот, займите кровать, а я буду спать на полу.

— Кровать пропахла потом и болезнью, также как и вы. Я спала на открытом воздухе на булыжниках в течение последних шести лет. Я могу спать где угодно, — и она закрыла глаза.

— Ещё слишком рано, чтобы спать.

Она села и смерила его сердитым взглядом.

— Послушайте, я почти не спала в течение прошедших нескольких ночей, поэтому я собираюсь отоспаться сейчас. Если повезёт, я просплю десять дней, и тогда мне совсем не придётся с вами разговаривать. А вам не придётся терпеть, как я над вами трясусь, — и она снова легла.

После непродолжительной тишины он сказал:

— Извините меня. Я был груб и расстроил вас. Я просто не зн… я немного сбит с толку, в этом всё дело. Кажется, у меня из памяти выпало несколько дней жизни, и я совсем не понимаю, как так получилось.

— Вы были больны, а теперь вам лучше, вы очнулись в плохом настроении, и от вас пахнет, — устало сказала она, добавив: — И я тоже в плохом настроении, но я, по крайней мере, вымылась и сменила одежду, поэтому чувствую себя лучше. Я объясню всё позже, мне надо поспать.

И она закрыла глаза и уснула.


Рейф сидел, откинувшись на подушки, и смотрел на Аишу. Она и вправду тотчас же заснула. В первое мгновение он подумал, будто она просто пытается доказать свою точку зрения. Точку зрения, которую он никак не мог постичь.

Но теперь, когда его мозг начал работать, он понял, что девушка выглядит бледной, уставшей и какой-то хрупкой. Она и в самом деле была изнурена.

Он прикрыл глаза и попытался думать. Последнее, что он смог вспомнить был… крик женщины? Женщины… но не Аиши. Но почему она кричала… Каким бы не было воспоминание, оно ускользало, как часто ускользают сны. Или кошмары.