Это не может быть тот же самый рисунок… или может?

Нет, тот англичанин забрал рисунок с собой, когда уезжал в Китай, а она слишком стеснялась, чтобы попросить его для себя.

Каким образом рисунок мог попасть в руки этого мужчины? И даже если попал, зачем его понадобилось привозить в Египет?

Почему он всем показывал его? И предлагал деньги за изображенную на нём девочку?

Она могла бы быть твоей младшей сестрёнкой…

Этот рисунок может разрушить её жизнь.

Она смотрела на высокого иностранца, словно пытаясь каким-то образом прочесть ответы на его лице. Рядом с ней в лавке специй продавец жарил кунжут, кориандр и семена тмина с орехами, чтобы сделать дукку[Dukkah — дукка — египетская пряность, сухая смесь жареных орехов, семян и специй (хотя, говорят, уличные продавцы в Египте не клали в дукку орехи вообще). Немного присоленная смесь может использоваться для приправы к тушёному мясу, или смешанная с оливковым маслом, как намазка на белый хлеб.]. Её живот заурчал от восхитительного аромата, но она не отвела взгляда от англичанина. Как будто почувствовав её внимание, он изменил направление и двинулся к переулку, где она скрывалась.

Толпа расступалась перед ним, словно волны, и не только потому, что он был высокого роста и чужеземцем. Было что-то в самом этом человеке. Он двигался, как паша, как султан, как король с естественной уверенностью и врождённой властностью — и толпа реагировала соответствующим образом.

Он выглядел как человек, который привык ходить, где пожелает. Человек, который привык получать то, что хотел и кого хотел.

«Не на сей раз, — поклялась она тихо. — Не меня».

— Говорят, что он английский паша, — сказал Али. — У него много золота, он может купить всё, что захочет, у него денег, что песка в пустыне. Но зачем он хочет купить девочку здесь? Разве в Англии нет девочек?

Аиша фыркнула.

— Есть, конечно. Дурак и золото вместе надолго не задержатся.

Храбрые слова совсем не соответствовали противным спазмам у неё в желудке.

— Гади сказал, что если бы ты была моложе, он переодел бы тебя девочкой и продал этому Рамзесу, заработав кучу денег, — Али весело рассмеялся двусмысленной шутке. Во всём Каире только он и Лейла знали, что Аиша не была мальчиком.

У Аиши перехватило горло. Она должна завладеть этим рисунком и уничтожить его. Гади считал, что она похожа на девочку с рисунка… но Гади был глупым молодым человеком. Он ничего не знает, но если он будет твердить всем, что они похожи…

Желчь подступила к её горлу.

Дядя Гади был одним из тех, кто преследовал её в прежние годы. Если он увидит сейчас рисунок… если Гади расскажет ему…

Он был гораздо умнее своего племянника, и он знал, как она выглядела прежде.

Как только люди представят её в виде девушки — даже в шутку — кто-нибудь сможет догадаться…

Дяди Гади не единственный, кто когда-то охотился за ней.

— Гади говорит много глупостей, — сказала она Али.

Али покачал головой.

— Нет, Гади много чего знает.

Аиша промолчала. Десятилетний сирота имел склонность выбирать себе в кумиры неподходящих мужчин.

Почему мальчик не может выбрать для подражания какого-нибудь приличного человека?

Надо признать, большого выбора у мальчика не было. Задворки Каира не изобиловали приличными мужчинами. Бедность и жизнь в трущобах, как правило, не воспитывали благородных чувств. Кто мог знать об этом лучше, чем она?

Она отошла дальше в тень переулка и ждала, когда англичанин подойдёт, и расстояние между ними сократится. Ей хотелось увидеть его как можно ближе, достаточно близко, чтобы заглянуть в его глаза. Это было опасно, но ей необходимо увидеть самой, с каким человеком ей придётся иметь дело.

Изучи своего врага.

Он шагал сквозь беспорядочно движущуюся толпу, безразличный к шуму, суете и грязи. Никогда прежде ни одного мужчину она не считала красивым, но этот обладал яркой мужественной красотой, на которую ей хотелось смотреть и смотреть.

Он походил на кого-то из рассказов её матери — красивый, но опасный. Мама всегда рассказывала удивительные, захватывающие истории, некоторые из них казались правдивыми, другие же — чистой выдумкой. Трудность заключалась в том, чтобы отделить правду от вымысла …

Но Аиша больше не была наивным легковерным ребёнком, и она не станет лёгкой добычей для мужчины. Шесть лет, проведённые на улице, превратили её совсем в другого человека. Она искусна, умна и хитра, как лисица.

Англичанин остановился, сдвинул шляпу на затылок и начал медленно поворачивать голову из стороны в сторону, словно в поисках ветерка в застывшем пыльном воздухе. Аиша находилась достаточно близко к нему, чтобы разглядеть его лицо — скульптурную линию волевого подбородка, прямой надменный нос, широкий лоб.

Его гладкую и слегка загорелую, без всяких пятен и оспин кожу возле рта пересекал небольшой серебристый шрам. Шрам привлёк её внимание к его губам… что за губы! Твёрдые, точёные и в данной момент плотно сжатые. Ей захотелось провести по ним влажным пальцем и посмотреть, смягчатся ли они.

Но больше всего её привлекали его глаза: с тяжёлыми веками и миндалевидным разрезом, они выглядели сонными.

Сонными? Холодная дрожь пробежала по её телу. Сонными, как у кобры. От их взгляда ничего не ускользало.

И вдруг Аиша поняла, что он смотрит прямо на неё.

Он не может как следует разглядеть её, напомнила она себе, — не когда яркое солнце светит ему прямо в глаза, а сама Аиша укрыта в полумраке узкого переулка. Она очень тщательно выбирала это место. Лавка специй располагалась в самом тенистом месте. Специи не терпят света.

Тем не менее, он не уходил. Его глаза уже не выглядели сонными, и он пристально вглядывался в переулок, как будто мог видеть её. Ей казалось, что его взгляд пронзает её, как копье. Аиша замерла, словно мышь под взглядом питона, уставясь в его глаза, и неприятный пугающий холодок пробежал по её спине.

Его глаза не походили ни на одни, которые ей доводилось видеть — холодные, бледно-голубые, словно небо перед рассветом, когда у людей остаётся меньше всего надежд, и души покидают землю. В них не было ни тепла, ни надежды, ни жалости. Человек, которому давно стало безразличным жить или умереть. Неудивительно, что толпа расступалась перед ним.

Она тесно прижалась к кирпичной стене, слившись с тенью. Он не мог её видеть, но направление его взгляда тревожило её.

Продавец специй стал смешивать дукку с солью.

Если англичанин сделает хотя бы малейшее движение в её направлении, она убежит. Из переулка ведёт около дюжины запасных выходов, и она знала этот город, каждый переулок, каждую лавку и канал. Её никому не поймать. Она ждала, затаив дыхание и напружинившись всем телом.

Запах размолотых и поджаренных специй наполнил её ноздри, вызывая угрозу удушья.

Его тёмные брови нахмурились, глаза сузились, а крылья носа затрепетали, как будто он учуял дичь. Английским лордам нравится охотиться на лис. Папа рассказывал ей об этом, обещая, что однажды возьмет её с собой в Англию, и они вместе отправятся на охоту.

Папа тоже был хорошим рассказчиком. Она верила каждому его слову, разве кто-нибудь хоть самую малость мог сомневаться в её папе?

Но папа умер, и его рассказы оказались не более правдивыми, чем выдуманные истории мамы. Аиша никогда не увидит Англию, зелёную и милую страну из рассказов отца.

И даже если ей доведется попасть туда, никакой английский лорд не заставит её участвовать в охоте на лис.

На неё саму слишком часто охотились, чтобы находить в этом удовольствие.

Тем не менее, это был первый английский лорд, появившийся в Каире. Неужели ему надоели английские лисы, и он явился сюда, чтобы охотиться… на девочек?

Внезапный шум и крики раздались с другой стороны рынка — возникла ссора в лавке продавца апельсинов — и безжалостные голубые глаза на мгновение сместились в том направлении. В мгновение ока Аиша покинула переулок и нырнула под ближайший прилавок.

Она наблюдала сквозь щель между тканями, как взгляд незнакомца вернулся от прилавка с апельсинами к переулку, точно к тому месту, где она только что находилась.

Слегка нахмурив брови, он огляделся вокруг. Посмотрел на прилавок с тканями, при этом глаза у него сузились, словно он знал, что она находится там, скрючившись под прилавком за розово-оранжевой полосатой тканью. Но он не мог знать, это невозможно, разве только он не был волшебником или джинном.

Аиша не верила в волшебство. Суеверные люди, среди которых она жила последние шесть лет, могли верить в джиннов, ифритов и других злых духов, но не Аиша. Она была образована — немного. Могла читать и писать на нескольких языках — немного. И, кроме того, была христианкой. Дурной глаз, что за ерунда!

На всякий случай она перекрестилась.

Внезапно он двинулся с места и пошёл дальше своей дорогой, зашагав прямо через рынок, ничего не упуская из виду своих внимательных, прикрытых тяжёлыми веками, голубых глаз.

Аиша с облегчением вздохнула.

Нет, он совсем не походил на тех, кто приходил за ней прежде. Он был гораздо более опасным.

Она подождала, пока англичанин достиг дальнего конца рынка, повернул и исчез за углом, потом выскользнула из-под прилавка и обнаружила Али, деловито направившегося в ту же сторону. Она схватила его за шиворот и оттащила назад.

— Эй, что за…

— Ты не станешь следить за этим человеком, — сказала она ему строгим голосом. — Он опасен…

Али фыркнул:

— Но я могу…

— Я не шучу, Али, — она сильно сжала его тощие плечи. — Не ходи за ним, не заговаривай с ним — тебе ясно?

Мальчишка заёрзал под её взглядом.

— Но, Эш, я хочу посмотреть на картинку, похожа ли она на тебя, как говорит Гади…