Катрин протянула руку.

– Дайте мне письмо, мадам, я клянусь, что оно дойдет по назначению!

Иоланда подошла к молодой женщине, взяла ее лицо руками и поцеловала в лоб.

– Спасибо, дитя мое. Вы сторицей вернули бы мне ту малость, что я делаю для вас! Можете не тревожиться, я вытащу вашего Арно из этого затруднительного положения, и ему не придется даже ехать сюда. Может случиться, что он помирится с королем, почти не покидая своего дома.

– Я не понимаю вас…

– Король вскоре уедет из этих мест и отправится в путешествие по Гиени, Лангедоку и Провансу. Он заставил долго упрашивать себя, так как не любит путешествий. Король будет проезжать Овернь. Продолжение кажется мне ясным. Теперь поезжайте, – заключила она, протягивая руку Катрин, которая уже склонилась в глубоком реверансе, – я напишу письмо и прикажу его отнести этой же ночью к мэтру Керу! Завтра я увижу вас, мой друг, – обратилась она к негоцианту. – Мы вместе составим счет этих праздников…

Катрин и ее провожатый ушли так же быстро, как и пришли. По дороге Жак заваливал свою спутницу советами.

– У вас будет оружие и два ваших верных спутника. Но у меня есть большое желание дать вам эскорт… Путешествие может быть опасным.

Она вздрогнула и посмотрела на него так, словно очнулась ото сна. На самом деле она его слушала, но слово «эскорт» ее потрясло.

– Эскорт? К чему? Гораздо легче проехать незамеченными втроем, чем вдесятером. Не бойтесь, я сумею быть осторожной…

Она замолчала. В руке Катрин крепко сжимала пропуск, который ей Иоланда вручила для Арно. Вот что было важно! Вот зачем она приезжала! Теперь она могла с легким сердцем заняться приготовлениями к отъезду. Доверие к Иоланде, благодарность полностью овладели ее душой.

Жак, чувствуя ревность от того, что она снова от него ускользает, а Арно де Монсальви опять торжествует, смотрел на Катрин с глухим отчаянием. Ее глаза блестели, как звезды, только потому, что она спасла жизнь мужчине, который, не задумываясь, может ввергнуть свою жену и семью в несчастья. А завтра она уедет, чтобы пересечь страну в надежде в последний раз обнять свою мать.

Но она была такова: ради тех, кого любила, готовая на все.

«Если бы хоть один-единственный день она могла бы меня любить так же! Я был бы человеком, самым счастливым в мире! Но она любит другого, и я ему завидую, я его ненавижу… Я хочу видеть его мертвым!»

Укрытый ночью, Жак Кер передернул плечами. Это было правдой, он ненавидел Арно де Монсальви… но на следующий день он разошлет своих многочисленных агентов по всему королевству с целью его найти. Хотя бы ради того, чтобы не видеть, как плачет Катрин…

Топор и факел

Лес пылал. На черном небосводе расползалась красная туча, которую прорезывали длинные языки пламени. Густой дым окутывал еще не тронутые верхушки деревьев, которые пригибал поднявшийся ветер.

Эта ночь была созданием дьявола! Воздух, заполненный искрами, был удушающим, с едким запахом жженой древесины и горелого мяса.

Где-то там, в самой сердцевине пожара, еще были слышны крики. Это были долгие прерывистые жалобы, стоны, исторгаемые из страдающих тел, у которых больше не оставалось сил кричать. Время от времени слышались угрожающие раскаты грома, но они только на мгновение покрывали ужасный шум, вырывающийся из разоренной деревни…

Притаившись в густых зарослях, Катрин и ее спутники не решались пошевелиться, старались даже задерживать дыхание, словно разбойники могли их услышать. Молодая женщина закрыла глаза и прижала ладони к ушам, чтобы больше не видеть, не слышать, укрыться от страха и усталости. Она не представляла, что это утомительное путешествие с бешеной скачкой окончится сошествием в преисподнюю, устрашающим падением в самую глубину ужаса.

Кошмар начался, как только они переехали Луару, в Жиене. До тех пор путешествие по пескам и равнинным лесам было монотонным. Но потом… Опустошенные земли, разоренные, сожженные деревни, истребленный урожай, обугленные развалины, полуразложившиеся трупы, оставленные без погребения, заброшенные монастыри, снесенные замки, в том случае, если их стены не были достаточно сильны, чтобы оказать сопротивление банде, оскверненные колодцы, распираемые сваленными туда трупами, все беды были следами тех, кого называли живодерами.

Они были еще более жестокими, чем когда-то Большие Компании, появившиеся несколько недель спустя после подписания Аррасского договора, который положил конец войне Франции с Бургундией.

Это были люди войны, находящиеся на службе у того или другого военачальника. Мир для них означал спокойствие и размеренную жизнь, которой они не желали. Вкус к приключениям, невозможность найти другие способы к существованию, привычка к жизни за счет разбоя и грабежа превратили наемные войска в безжалостных бандитов, разбойников с большой дороги.

Это были французы, немцы, испанцы, фламандцы или шотландцы, но все они разбойничали вместе, и королевство, которое уже так пострадало от войны, теперь страдало еще больше от мира.

Аррасский договор был для них всего лишь клочком бумаги. С жадным аппетитом они бросились на бургундские земли, громко заявляя как бы для очистки совести, что этим Аррасским договором король обворован. Но был и лучший предлог: у англичан еще оставались некоторые крепости, и якобы с целью их атаковать они опустошали страну.

Но бургундская сторона имела своих живодеров.

Наученная опытом, Катрин старалась избегать опасных мест, которые хорошо знала. Помимо нескольких передышек в больших аббатствах или укрепленных городах, она выбирала кружные или заброшенные дороги.

Самыми опасными были леса. В них скрывались несчастные крестьяне, покинувшие сожженные дома и лишенные всех средств к существованию. Они вели дикую жизнь, становясь волками еще в большей степени, чем те животные, у которых они оспаривали пропитание.

Дважды Катрин и ее спутники были обязаны жизнью быстроте их лошадей. Третий раз Готье пришлось выбросить за собой мешок с собственной провизией под ноги группе заросших волосами и покрытых лохмотьями полулюдей, полупризраков, которые бросились их догонять.

– Иначе пришлось бы обнажить меч, – пояснил он Катрин. – Я заметил детей среди этих бедняг…

Не раз молодой человек умолял Катрин повернуть обратно. Но Катрин ничего не хотела слышать.

Споря, прячась, выискивая укрепленный город, в котором можно было немного передохнуть, они добрались наконец до Шатийонского леса. Им оставалось покрыть всего три лье, когда разразилась драма.

Трое путешественников ехали через лес вдоль маленькой речки, которую Катрин хорошо знала. Это был Ожин, чьи воды заполняли рвы замка Эрменгарды. Спускалась ночь, но было решено, что в этот вечер они остановятся только в замке.

– Мы так близко теперь, что было бы жаль терять время! Заночуем в замке…

– Мы близко, но погода портится, – сказал Готье. – Вот уже дважды я слышал вдали гром, и мне кажется, я вижу там довольно темную тучу.

Весь день жарило, как в печке. Не раз они останавливались на берегу ручья, чтобы освежиться.

Катрин пожала плечами:

– Гроза неизбежна, Готье, но я ее даже желала бы. Мне кажется, что хороший ливень был бы кстати.

– Ну и что ж, пусть будет ливень! – заключил добродушно Готье. – Я чувствую, что настолько высох, что могу вспыхнуть, если ко мне поднести факел на расстояние фута.

Именно тогда они увидели в прозрачных водах реки зловещий кровавый след и оперение стрелы, торчавшей из воды так прямо, что сомнений не было – она торчала из тела.

Может быть, успев привыкнуть к такого рода зрелищам, они бы и проехали мимо, если бы не услышали стон, а затем и шум битвы.

Готье придержал лошадь, спрыгнул на землю, спустился к берегу реки и двинулся к тростниковым зарослям.

– Помоги мне, – крикнул он Беранже. – Здесь человек, он еще жив.

Пока Катрин заводила лошадей в лес, чтобы привязать там к дереву, Беранже бросился на зов друга.

Вдвоем им удалось вытянуть на берег крупного мужчину, одетого в широкую блузу и штаны из грубой ткани, с которых потоками стекала вода. Из его груди торчала стрела, лицо было искажено страданием. Розоватая пена покрывала обескровленные губы, из которых вырывался слабый стон.

Катрин опустилась перед раненым на колени и платком вытерла его губы.

– Он умрет?

– Стрела вошла слишком глубоко, чтобы я мог ее вырвать, – произнес Готье, осматривавший рану. – Если бы у него был шанс, я срезал бы оперение и протолкнул ее вглубь, чтобы вытянуть из спины. Но смерть уже делает свое дело…

Действительно, лицо человека стало приобретать свинцовый оттенок. Катрин торопливо достала из своего мешочка, висевшего на поясе, маленький флакон, который поднесла к губам умирающего. Это была смесь из кипрского вина, всевозможных ароматических трав, знаменитого «жгучего раствора господина Арно», которым Жак Кер снабдил ее среди прочих вещей.

Горячая влага потекла по губам раненого. По его телу пробежала дрожь, и он открыл глаза. Его карие глаза казались подернутыми туманом. Он двинулся, потом обратил лицо к молодой женщине и вытянулся. Его руки били воздух, губы двигались, но беззвучно.

– Похоже, он хочет что-то сказать! – прошептал Беранже.

Катрин дала ему еще каплю эликсира. Тогда раненый пробормотал:

– Бегите… Нельзя… туда идти! Жи… водеры! Дворянчик из Коммерси… Его называют… капитан Гром. Уезжайте… отсюда!

Он всхлипнул, запрокинулся назад в предсмертном спазме, из его рта хлынула кровь, и он замер.

– Он мертв, – сказал Беранже дрожащим голосом, и Катрин закрыла ему глаза.

– Гром! – проворчал Готье. – Капитан Гром! А это еще кто такой?

– Грома я не знаю, – сказала Катрин. – Но могу вам сказать, кто такой Дворянчик. Он прекрасен, как женщина, знатен, как принц, доблестен, как Цезарь, молод… как вы, Готье, и жесток, как монгольский воин! Его зовут Роберт де Сарбрюк граф де Коммерси, архангел с глазами невинной девушки и душой демона. Однако смотрите… слушайте…