— Да. — Маркус тоже подошел к камину и посмотрел на портрет. Художнику удалось передать характер его отца: выражение лица казалось суровым, но глаза смеялись.

— Вы его любили?

— Да, очень. — Маркус действительно любил отца и никогда не сомневался в том, что эта любовь взаимна. Конечно, он поставил своего сына в весьма затруднительное положение, но Маркус знал: отец всегда желал ему только добра. — А вы, мисс Таунсенд, любили своего отца?

— К сожалению, я слишком плохо его знала, — пробормотала Твен, все еще глядя на портрет. — Он хотел сыновей, а у него были только дочери — огромное разочарование для него. Он отослал меня в школу, когда я была совсем маленькой, и мы с ним встречались лишь изредка. Увы, я не могу сказать, что очень любила его.

— Вы сказали, только дочери. Значит, у вас есть сестры?

— Одна сестра. Она вышла замуж против воли отца и уехала с мужем странствовать по свету в поисках приключений. Я ее почти не знала. — Гвен снова приложилась к стакану. — Но она умерла. Кажется, ее съели людоеды.

— О Господи… Неужели людоеды?

— Да, что-то в этом роде. Не имеет значения. — Гвен пожала плечами. — В общем, она умерла, и я осталась совсем одна.

Маркус с удивлением посмотрел на стоявшую рядом с ним девушку. У нее был такой невозмутимый вид, словно иметь сестру, которую съели людоеды или «что-то в этом роде», мать, умершую при родах, и отца, которому не было до нее дела, — словно все это в порядке вещей.

— Нет, вы не одна, — проговорил он вполголоса. — Теперь у вас есть я.

Гвен рассмеялась:

— Но нужна ли я вам? — Она внимательно посмотрела на него. — Не могу поверить, что брак с женщиной, которую вы совсем не знаете, придется вам по душе.

Он поднес к губам ее руку.

— Моя дорогая мисс Таунсенд, вы пришлись мне по душе.

Она снова рассмеялась:

— Потому что у вас нет выбора?

— Нет, я не совсем правильно выразился. Выбор у меня был. Я мог бы оставить без внимания волю отца и лишиться своего состояния. Я мог бы сам проложить себе дорогу в жизни. Это было бы нелегко, но не сомневаюсь, что я справился бы. Вы ведь поступили именно так?

— И в этом не было ничего хорошего. — Она высвободила руку. — Мне пришлось взяться за работу, к которой я была совершенно не готова. Я была чуть ли не прислугой и всецело зависела от капризов тех, у кого работала. Платили же мне ничтожно мало. Поверьте, вам такое жалованье показалось бы оскорблением. — Уголки ее губ чуть приподнялись. — Бедность, мой дорогой лорд Пеннингтон, плохо пахнет.

— В таком случае мы будем ее избегать. — Маркус рассмеялся, и Гвен присоединилась к нему. Это было странное мгновение согласия, и он вдруг подумал: «А может, мы уже сделали первый шаг к совместной жизни?»

— Что ж… — Она подошла к дивану и снова уселась. — Давайте дальше обсуждать условия. Вдобавок к моему доходу у меня есть маленький домик в деревне, который будет принадлежать только мне.

Ощущение общности тут же исчезло.

— Должен ли я понимать так, что все ваше — это ваше, а мое — тоже ваше?

Она немного подумала, потом кивнула:

— Именно так.

— Но это же несправедливо…

— Я подарю вам детей. Сыновей. — Она едва заметно поморщилась, и теперь, после ее истории, Маркус прекрасно понял почему. — Так что согласитесь, наш договор представляется вполне справедливым.

— Справедливо это или нет, но в обязанности графини Пеннингтон входит не только воспитание детей. — Маркус снова присел на край стола. — Я надеюсь, что вы займетесь моим хозяйством. Разумеется, вы будете получать соответствующие средства на ведение хозяйства и личные траты — туалеты и прочее… К тому же положение обязывает меня принимать время от времени гостей, и об этом вам тоже придется позаботиться. В общем, вы должны быть образцовой супругой.

— Не беспокойтесь, я не буду огорчать вашего Годфри.

— Годфри меня не интересует. И еще… Поскольку цель этого брака — продолжение моей родословной, до того времени, как появятся наследники, я ожидаю от вас полной супружеской верности.

— И я тоже, — заявила Гвен.

Он посмотрел на нее с удивлением:

— Но женщины, как правило, не требуют этого от своих мужей.

— Значит, такие женщины — дуры.

— Очень может быть, — пробормотал Маркус. — Хорошо, договорились?

— Но при этом я сохраняю за собой право приходить и уходить, когда мне захочется. Разумеется, в пределах разумного.

Он пожал плечами.

— Против этого я не стану возражать, пока вы будете хранить мне верность. Честно говоря, мне никогда не хотелось иметь жену, которая не обладала бы, до некоторой степени независимым характером.

— Значит, лорд Пеннингтон, мы в конце концов неплохо поладим. — Она улыбнулась, и он снова залюбовался ее улыбкой. — Что ж, мне кажется, на сегодняшний вечер с делами покончено.

— Не совсем. — Он соскочил со стола и шагнул к дивану. — Мне не по душе, что моя невеста называет меня по титулу. Каковы бы ни были обстоятельства нашего союза, это все-таки союз, причем на всю жизнь. Я бы предпочел, чтобы вы называли меня по имени.

— Очень хорошо, Маркус. А вы можете называть меня… — она бросила на него явно насмешливым взгляд, — мисс Таунсенд.

— Как хотите, мисс Таунсенд. — Маркус засмеялся, взял у нее стакан — он снова был пуст — и поставил его на маленький столик у дивана. Потом, протянув руку, помог ей подняться. Гвен покачнулась, и он подхватил ее. — Дорогая мисс Таунсенд, вы действительно пьяны.

— Ничего подобного! — Она попыталась изобразить возмущение. Потом вдруг улыбнулась и сказала: — Я чувствую себя… очень даже неплохо. Но я ничуть не пьяна.

— А вы когда-нибудь были пьяной?

— Я выпила достаточно вина за свою жизнь. И я прекрасно знаю, что такое опьянение. — Она самодовольно улыбнулась. — Но сейчас я совсем не пьяна.

«Так вот почему бренди не свалило ее с ног», — подумал Маркус. Его это обрадовало и вместе с тем немного разочаровало. Впрочем, он не посмел бы воспользоваться опьянением Гвендолин.

— Думаю, теперь вы должны поцеловать меня. — Она закрыла глаза и чуть приоткрыла губы.

— Вот как?

— Конечно, должны. — Она немного подождала, потом открыла глаза. — Так что же?

— Вы о чем?

Она вздохнула:

— Мне кажется, вы говорили, что я пойму, когда вам захочется меня поцеловать.

— А мне хочется?

— Да, хочется. — Она лукаво улыбнулась.

— Что ж, в таком случае… — Он усмехнулся и приблизил губы к ее губам.

— Меня никогда еще не целовали так, как я хотела, — проговорила Гвен, и Маркусу показалось, что голос ее дрогнул. Положив ладони ему на плечи, она добавила: — То есть не целовали, когда мне этого хотелось.

— А сейчас вам этого хочется? — Он коснулся губами ее губ.

— Наверное… да, — прошептала она так тихо, что он едва расслышал ее слова.

— Ну… тогда все в порядке, — пробормотал Маркус.

Тут он привлек ее к себе и на сей раз поцеловал по-настоящему. Она тотчас же расслабилась и прижалась к нему.

У губ ее был вкус бренди, и они оказались теплые, мягкие и податливые. Внезапно он почувствовал, что его неудержимо влечет к этой незнакомке, к женщине, с которой ему предстояло провести всю жизнь. Он желал ее здесь и сейчас, и ему казалось, что он действительно мог бы прожить с ней всю жизнь.

Она застонала чувственно и гортанно, и тотчас же ее руки скользнули вверх и обвили его шею. По спине Маркуса пробежала дрожь, и его наполнила боль вожделений. Он крепко прижал Гвен к груди и на мгновение затаил дыхание.

Третий раз в жизни он оказался на краю обрыва и не знал, хватит ли у него духа сделать решающий шаг или осторожность возьмет верх. Внутренний голос кричал: «Следует соблюдать осторожность, ты ведь совсем ее не знаешь». Он, конечно, мог переспать с ней, но, пожалуй, для этого еще не настало время. Нельзя было отдавать ей свое сердце так же легко, как он отдавал свое имя. Пока что у него на это не хватало духа.

Он медленно поднял голову, и их взгляды встретились. Она едва заметно улыбнулась и прошептала:

— Я полагаю, Маркус… Полагаю, что теперь меня поцеловали именно так, как мне хотелось.

— Я это сделал с величайшим удовольствием, мисс Таунсенд. — Томительная страсть все еще звучала в его голосе.

Маркус прекрасно понимал, что если не отпустит ее сейчас, то поцелует опять и опять и еще до конца вечера она будет принадлежать ему. Он почти не сомневался, что она не отказала бы ему. Но Маркусу казалось, что с этой девушкой не следовало поступать таким образом. Кроме того, на нее, очевидно, повлияло бренди.

Он отступил на несколько шагов. Она же тихонько вздохнула и снова опустилась на диван. Потом посмотрела на него и прошептала:

— Боже мой…

— Должен сказать, что никогда еще мой поцелуй не производил на женщин такого впечатления.

— А вы целовали многих? Он проигнорировал вопрос:

— Впрочем, я подозреваю, что на вас подействовало бренди. Я вас предупреждал.

— Но я… так уверена в себе. Кажется, сейчас я всемогуща. И ничуть не пьяна. Вы знаете, как я волновалась, когда шла сюда?

— Неужели? — Она кивнула.

— Я еще никогда не говорила мужчине, что выйду за iero замуж. — Она немного помолчала и добавила: — Хотя мне предлагали… один раз.

— Предлагали?

— Да. Впрочем, это не имеет значения. — Она взмахнула рукой, как бы давая понять, что не желает говорить на эту тему.

Маркус задумался. Действительно ли предыдущее предложение не имело для нее значения? Или она просто не хотела признаваться?.. А может, она любит этого человека?

— Полагаю, что мне пора идти, — пробормотала Гвендолин. Она встала — и тут же, упав обратно на диван, захихикала. — О, мне ужасно стыдно…

— А вы когда-нибудь теряли самообладание, мисс Таунсенд?

— Нет, насколько я помню. И я никогда не… хихикала. — Она нахмурилась. — Хотя временами я не могла контролировать… ну, скажем, то, как поворачивалась жизнь.