В комнате воцарилось гнетущее молчание. Маркус в смущении поглядывал на девушку; он понятия не имел, о чем теперь говорить. Гвен также сделалось не по себе.

— Не хотите ли бренди? — выпалил он.

— Да, пожалуй. — Она вздохнула с облегчением. Маркус подошел к столу, взял с серебряного подноса чистый стакан и наполнил его. Потом налил себе. Он был рад этому занятию и отсрочке разговора.

Тут Гвен сняла шляпу и, пригладив волосы, проговорила:

— О Боже, я надеюсь, вы не собираетесь снова упрекать меня за несоблюдение приличий. Как я уже сказала вам вчера, я всегда придерживалась чрезвычайно благопристойных взглядов. Однако… — Она очаровательным образом наморщила носик, отчего стала казаться слишком молодой и слишком невинной. — Я знаю, что шляпы — неизбежное зло, знаю, что без них никак нельзя… и все такое. Но я терпеть не могу шляп. — Она опустилась на диван и с улыбкой взглянула на Маркуса. Он тоже улыбнулся:

— Значит, у нас есть нечто общее. Я и сам не очень-то люблю носить шляпы. И потом, этот дом скоро станет вашим домом. Вы должны чувствовать себя здесь свободно и вольны поступать, как вам хочется. Разумеется, в пределах разумного.

Она склонила голову к плечу.

— В пределах разумного?

— Мне не хотелось бы смущать Годфри. — Маркус шагнул к дивану и подал гостье стакан. — Это очень хорошее бренди. Надеюсь, вам понравится.

— Я в этом уверена. — Гвен посмотрела на стакан со скептической улыбкой. — Хотя я никогда еще не пробовала бренди. — Она сделала глоток и ахнула. — Очень… крепкое.

— Да, наверное. — Маркус усмехнулся.

На глазах Гвен появились слезы, и она схватилась за горло.

— И необычайно… горячее.

— Да, — верно.

— И все же… — Она сделала еще один глоток. — Вкус довольно приятный.

— Да, пожалуй.

Гвен облизала губы и с задумчивым видом проговорила:

— Да, действительно, очень приятный. Вам не кажется?

— Конечно, кажется. — Маркус наклонился и прикоснулся губами к ее губам. — Необыкновенно приятный.

Она уставилась на него в изумлении.

— Почему вы это сделали? Он пожал плечами.

— Сам не знаю. Я не часто поддаюсь порывам, но…

— Но вы не оказывались раньше в таком положении, не так ли?

— В каком именно? — Он с восхищением смотрел на ее губы.

Гвен немного помедлила, потом проговорила:

— Вы ведь прежде не собирались жениться, верно?

— Да, разумеется. — Он поднес свой стакан к ее стакану. — Но все же мне следует перед вами извиниться.

— Потому что поцеловали меня? — Она посмотрела на него с любопытством.

— Да, поэтому, — кивнул Маркус. И добавил с усмешкой: — Мы познакомились только вчера, но мне кажется, что я только и делаю, что прошу прощения за свое поведение.

— Не нужно просить прощения. — Она едва заметно улыбнулась. — За это — не нужно.

— Но я… — Ему вдруг захотелось поцеловать ее еще раз. Захотелось заключить ее в объятия и зацеловать до бесчувствия. И самому потерять сознание. — Я вовсе не это имел в виду. Видите ли, я… Да, ну вот… — Он в смущении умолк и отошел от дивана.

— Да, ну вот… — Она издала короткий смешок и сделала глоток бренди.

Маркус внимательно посмотрел на нее и сказал:

— Осторожнее с бренди, мисс Таунсенд. Оно действует очень сильно на тех, кто к нему не привык. — Он снова овладел собой и попытался улыбнуться.

Гвен ответила ему вежливой улыбкой и сделала очередной глоток.

— Благодарю вас за предупреждение, лорд Пеннингтон. Вы очень любезны. Но вероятно, нам теперь следует обсудить условия нашего договора, не так ли?

— Нашего супружества, мисс Таунсенд, а не просто договора, — заявил Маркус. — Эту будет супружество, предполагающее множество… условий. Так что нам действительно следует кое-что обсудить.

— Да-да, несомненно, лорд Пеннингтон. — Она внимательно посмотрела на него и добавила: — Итак, я вас слушаю, можете начинать.

— Я могу начинать? — Маркус покачал головой. — Ведь это вы заговорили об условиях нашего брака, а я просто согласился с вами. — Он поставил стакан на письменный стол и скрестил на груди руки. — Полагаю, вам и следует начинать.

— Что ж, прекрасно. — Она снова пригубила из своего бокала. — Прежде всего хочу напомнить: когда мы обвенчаемся, я получу скромное личное состояние.

— Какое именно, мисс Таунсенд? Она медлила с ответом.

— Не беспокойтесь, я не претендую на ваши деньги. Она допила бренди и сказала:

— Сто тысяч фунтов. Маркус присвистнул:

— Да, весьма скромное.

— Мои деньги должны принадлежать мне и только мне.

— Когда мы обвенчаемся, мисс Таунсенд, все ваше станет моим, — с улыбкой проговорил Маркус. — Таков закон, так устроен мир.

— Меня это не интересует. — Она взглянула на него с вызовом. — Вы не должны распоряжаться моими деньгами, и я не стану давать вам отчет. Ни теперь, ни когда-либо. И еще я хочу, чтобы мистер Уайтинг составил соглашение касательно этого вопроса.

— А если я против?

— Тогда брак не состоится, — заявила она без колебаний.

Маркус пожал плечами.

— Что ж, прекрасно. Поскольку этот брак обеспечит стабильность моего собственного состояния, мне не понадобится ваша сотня тысяч фунтов. Уверяю вас, ваши деньги — ничто по сравнению с моими возможностями.

Она взглянула на него с удивлением:

— Неужели?

— Да. И вы, как моя жена, конечно же, будете пользоваться моими средствами. Даже если вы не позволите мне пользоваться вашими.

Маркиз с улыбкой наблюдал за сменой выражений на ее лице — было очевидно, что она испытывала облегчение. Что ж, ничего удивительного. Ведь ей слишком долго приходилось жить на скудный заработок. Да, она, наверное, впервые в жизни почувствовала себя счастливой…

— Даже не верится, — пробормотала Гвен. Она поднесла к губам стакан и обнаружила, что он пуст.

Маркус взял графин, пересек комнату и наполнил ее стакан, хотя внутренний голос и говорил ему, что этого не следует делать — совсем ни к чему, чтобы она опьянела.

— Благодарю вас, — пробормотала Гвен. — Бренди и в самом деле необыкновенно вкусный напиток. — Она посмотрела на Маркуса. — Мне кажется, теперь ваша очередь. Итак, ваши условия…

— Ах да… — Он отошел от дивана и уселся на краешек письменного стола.

Разумеется, Маркус уже обдумал условия договора, но это произошло еще до того, как он встретил Гвендолин. Он ожидал, что это будет брак по расчету для них обоих: она должна была обеспечить его наследниками, а затем каждый мог бы жить своей жизнью. Но теперь Маркус уже не знал, чего именно ему хочется. И все же он решил начать с наследников:

— Нам нужно договориться о детях.

— Разумеется. — Она кивнула, и в глазах ее промелькнуло какое-то странное выражение. — Вы хотите сыновей, не так ли?

— Совершенно верно. Двоих.

— Понятно. — Она отпила из своего стакана. — А когда?

Маркус невольно вздрогнул.

— Об этом я еще не думал. Наверное, поскорее…

— А девочки?

— Что… девочки? — Он внимательно посмотрел на нее, но никаких признаков опьянения не заметил. «Впрочем, не исключено, что бренди делает свое дело», — подумал Маркус.

Она вздохнула и проговорила:

— Что, если у нас будут девочки?

— Говоря откровенно, мисс Таунсенд, об этом я тоже еще не думал. Меня беспокоят наследники.

Она прищурилась:

— Вам не нравятся девочки, да?

— Понятия не имею. — Маркус пожал плечами.

— Ну, разумеется… — Она встала и пристально посмотрела на него. — Но ведь я тоже… в каком-то смысле девочка.

— Да, разумеется. — Маркус усмехнулся.

— Так я вам нравлюсь? — спросила она.

— Боюсь, что да.

Она по-прежнему не сводила с него глаз.

— В самом деле боитесь? Он кивнул:

— Да, в самом деле.

— Но почему? Мне кажется, это я должна вас бояться.

— Возможно. А вы боитесь?

Она отрицательно покачала головой:

— Нисколько. Он рассмеялся:

— Почему же?

— Ну… — Она немного помолчала. — Наверное, потому, что вы взрослый. И я считаю себя равной вам.

— Вы действительно так считаете?

— Да, считаю.

— Полагаю, вы ничего на свете не боитесь, мисс Таунсенд.

— Ошибаетесь, лорд Пеннингтон. — Гвен глотнула бренди и в задумчивости посмотрела на Маркуса. — Я всегда боялась детей.

— Ничего удивительного, мисс Таунсенд. Мне кажется, многие женщины боятся вынашивать детей.

— Ах, да я говорю вовсе не об этом. — Гвен поморщилась. — Хотя и это не очень-то приятно. Моя мать умерла при родах. Да, а я говорила вам, что была гувернанткой? — спросила она неожиданно.

Маркус кивнул:

— Да, говорили.

— Правда, я была не очень хорошей гувернанткой. — Она криво усмехнулась. — Детям я не нравлюсь. Даже мои пле… подопечные не любили меня. Мне кажется, они догадывались, что я их боюсь. Возможно, просто чувствовали.

— С какой же стати вам бояться детей?

— Я и сама пыталась это понять. — Она пожала плечами. — Мне кажется, есть лишь одно объяснение… Видите ли, я сама была почти ребенком, когда впервые нанялась в гувернантки. И у меня не было никакого опыта, я понятия не имела, что нужно делать с детьми. Вероятно, мой страх выражался в том, что я была с ними слишком строгой. — Она бросила на Маркуса вопросительный взгляд. — Есть в моем объяснении какой-нибудь смысл?

— Да, пожалуй.

Она немного помолчала, потом вновь заговорила:

— Знаете, я только недавно поняла: если обращаться с детьми как с разумными существами, а не как со странными зверюшками, это даст лучший результат.

Маркус кивнул:

— Думаю, вы правы. Хотя я не очень-то часто имел дело с детьми.

— Жаль, что вы не любите девочек. Это все осложняет… — Она вздохнула и направилась к камину. Над ним висел потемневший от времени портрет седьмого графа Пеннингтона. — Это ваш отец?