ГЛАВА 29

Вот уже больше двух недель я живу у Вари. Её родители уже начали коситься, несмотря на мои старания быть очень любезной и главное, тихой. Я не выходила из комнаты подружки без надобности, а в качестве компенсации за то, что они были вынуждены терпеть мое присутствие, как могла, помогала по дому, убирала, гладила, готовила. Только чувствовалось, что я всё больше и больше обременяю людей. Они не понимали моего стремительного возвращения с бухты-барахты, после почти четырехгодичного полного безвестия, не понимали молчания и общих, не дающих никакой информации ответов по поводу моей жизни за время отсутствия. Евдокимовские пятьсот рублей я нехотя отдала Варьке, только разве они могут покрыть расходы на еще одного человека в доме. Что такое сегодня пятьсот рублей, один раз в магазин сходить за самым необходимым.

На улицу я боялась выбираться, поскольку одна машина, практически постоянно стоящая во дворе, казалась мне очень подозрительной.

Нельзя обременять людей еще больше. Наверное, нужно позвонить брату, попросить денег. Только одно останавливало, Данькин телефон могли прослушивать люди Моргунова. Что же делать, Лина, что же делать? Я не хотела возвращаться к Глебу Георгиевичу и понимала — стоит мне шаг ступить и завертится нечто совершенно непредсказуемое, причем последствия этого верчения могут ударить по самым близким для меня людям. Заметалась по комнате подружки. Ты ничего не высидишь, Лина, надо на что-то решаться! В теле, за эти почти две недели, которые я жила у подружки, поселилась постоянная жажда, ломка даже. Мне нестерпимо хотелось назад к Евдокимову. Почувствовать сильные требовательные руки на своем теле, вдохнуть мужской запах, опутаться жаром его тела, окунуться с головой в ласковый шоколад темных глаз. Кажется, это состояние называется любовной тоской.

— Андрей, я очень сильно по тебе скучаю, — зачем-то произнесла эту реплику вслух.

Жаль, что мои слова не способны преодолеть расстояние и долететь до Андрея. Быть может, он тоже поражен тоской по своему Ангелу.

«Скажи мне его имя, и я все прощу тебе: свою поломанную жизнь, четыре года и почти шесть месяцев, проведенных в тюрьме, ровно одна тысяча шестьсот тридцать девять дней и ночей, когда я скучал по своим родным, все миллионы, которые потерял».

Да, Андрей, я тебе тоже всё прощу, простила уже. Насилие над собой, все твои насыщенные злостью слова, тумаки, игры с ножичком и даже то, что ты держал меня на цепи, как собаку. Ослепленный местью и моим молчанием, разве ты ведал, что творишь? Кроме того, поломав твою жизнь, я, безусловно, заслужила эту кару. Но теперь-то мы квиты? Вдруг поняла, что мне нужно делать и куда идти. Конечно же, к Андрею! Он наверняка остыл за это время, возможно, даже пожалел, что прогнал своего Ангела. Я, допустим, уже сотни раз сожалела, что безропотно ушла, не объяснившись, не настояв на том, чтобы Андрей меня выслушал. Надо было сесть у порога и подождать, пока схлынет его злость. Вдруг всё еще не поздно? Вдруг Евдокимов и правда сможет меня простить? Нужно попробовать, Лина, попытаться убедить Андрея позабыть прошлое, отказаться от мести и навсегда уехать из нашего города.

Взглянула в окно, подозрительная машина все так же стояла во дворе. Как же мне сбежать? Все очень просто, Лина, в каждой женщине сидит актриса. Ты когда-то с блеском сыграла жертву насилия, десятки раз исполняла не свойственную твоей натуре роль соблазнительницы и почти каждодневно притворялась, что тебе приятно видеть Глеба Георгиевича. Так почему бы не сыграть еще одну маленькую роль? Допустим, женщины в летах. Теперь заметалась по квартире. Хорошо, что подружка и её родители разошлись по своим работам, кроме того, еще только два часа дня, значит, придут они нескоро. Так, мне нужна какая-нибудь длинная неказистая юбка и балахонистая кофта. Да что ж ты будешь делать! Варькина мама — довольно полноватая женщина, у неё в шкафу полно подходящих юбок, только вот таких, как я, в них целых три поместится. Ничего, Лина, подумаешь, проблему нашла, просто нужно найти булавку или иголку с ниткой. Пришлось снова шарить по чужим шкафам. В одной из шкатулок, которую я отыскала в комнате родителей подружки, лежали деньги. Они мне могут пригодиться. Взяла несколько тысяч. Совесть противно заныла, обкрадывать приютивших тебя людей бесчестно. Есть ли предел моему падению?!

— Варь, прости, я потом верну, обязательно верну, причем с троицей, — тихонько прошептала я в пустоту дома, словно стены могли передать эти слова подружке.

Булавки тоже нашлись, подколола ими слишком большую для себя юбку, сверху напялила широкий бабский свитер. Черт, всё равно видно, что я худенькая и стройненькая, просто одежду не по размеру надела. Ладно, попробуем исправить эту проблему. Намотала на своё туловище шарфы и тряпки, в лифчик наложила ваты. Пусть со стороны видится грузная грудастая тетка. Жарко. Ничего, Линочка, потерпишь. Потом зайдешь в туалет какого-нибудь заведения и сбросишь с себя этот милый капустный наряд. Теперь лицо. Старательно принялась выводить на своем лице уродующий макияж. Нарисовала широкие стрелки на верхнем и нижнем веке, нанесла густой слой слишком темного для моей кожи тонального крема, губы густо накрасила старомодной коричневой помадой. Отвратительно, но эффекта я, безусловно, добилась, узнать меня становилось все сложнее. А что же делать с волосами? Идеально, конечно, надеть платочек, так проще всего прикинуться пожилой женщиной. Но в наше время даже бабушки не носят платочков, особенно в середине мая. Где-то я видела в шкафу Нины Николаевны парик. Нашла. Нещадно надрала волосы парика буклями, соорудив из них замысловатую, придающую возраста прическу. Очки. Чтобы еще сильнее преобразиться, необходимо припрятать свои прекрасные голубые глазки. Черт, у меня нормальное зрение, а вот у Варькиного отца стекла очков с таким хорошим плюсом, что от них всё перед глазами двоится. Да что ж ты будешь делать! Ладно, без паники, Лина, других все равно нет. Как-нибудь выйдешь со двора… А там? Куда бежать дальше? Где искать Андрея?! Ты уверена, что он до сих пор живет в том доме, где держал тебя на цепи и так по-зверски любил? Это единственный адрес, который мне известен. Нужно попытаться, быть может, Евдокимов туда наведывается, вдруг он ждет возвращения своего Ангела. Глотнула воздуха, один раз, второй, третий. Не дрейфь, Ангел, не дрейфь! Взяла в руки старую неказистую, немного потертую сумочку Варькиной мамы, сунула туда деньги, футболку с джинсами, да приготовила себе парочку бутербродов. Андрей, пожалуйста, жди меня! Андрей, пожалуйста, позволь мне сделать тебя счастливым. Знаю, я смогу. Рожу тебе детей, стану преданной, любящей, нежной. Мы вместе раз за разом будем нырять в самую пучину страсти, а потом лежать, остывая на берегу, точнее, на кровати, ласково поглаживая друг друга пальчиками. Мы научимся заново смеяться и радоваться жизни. Андрей, Андрюшечка, я не такая плохая, как ты думаешь. Только поверь мне, только оттай. Млять, Ангел, эти слова ты должна была сказать намного раньше.

Осторожно вышла из квартиры… От страха меня всю потряхивало, словно припадочную, а неподходящие очки размывали непонятными тридешными фигурами окружающие предметы. Осторожно держась за перила, спустилась вниз. Перед подъездной дверью замерла. Один глоток воздуха, второй, третий. Нажала кнопку домофона, осторожно открыла дверь, и, немного пошатываясь, сделала насколько шагов вперед. Черт! Зачем я нацепила эти дурацкие очки, в них ничегошеньки не видно. Однако из вызывающей опасения машины никто не выскакивал, чтобы меня схватить. Правда, на лавочке возле песочницы сидел какой-то подозрительный парень, высматривая что-то в своем телефоне, но моя персона, кажется, совсем не привлекла его внимание. Вот видишь, Линочка, ничего страшного. Дыши, дыши, трусишка маленькая.

Один шаг, второй, третий. Уже вышла со двора. Вздохнула чуть свободней. А потом увидела серый джип, заворачивающий к нам на улицу. Млять, млять, млять! Да что же это такое! Кажется, всё против меня. Почему именно сейчас? Едет проверить своих ребятишек? Парень на лавочке наверняка пялился в телефон не просто так. Сердце заколотилось огромной неприкаянной погремушкой в груди. Железной, того гляди, ребра проломит, и все услышат её лязгающий страхом звук. Спокойно, Лина, спокойно. Невольно замерла, не решаясь идти дальше, боясь выдать себя жестами или походкой. Машина проехала мимо. Выдохнула застрявший в лёгких углекислый газ. Дыши, дыши, Ангел. Ступила вперед, один, шажок, второй, третий, а потом нога подвернулась. Черт, черт, да что же это такое! Удержать равновесие в стареньких растоптанных туфлях Варькиной мамы не получилось, упала на асфальт.

— Ахм! — невольно взвыла от боли.

Молчи, молчи, дура! Подумаешь, о тротуарную плитку ладошки разбила в кровь. Если Литвинов тебя заметит, может вовсе шкуру живьем содрать.

— Вам помочь?! — услышала я за спиной голос Владика.

Черт, Владик, с каких это пор ты решил стать джентльменом?!

Сильная рука потянула меня за локоток, помогая встать. А к ступням, превращая ноги в тяжелые железобетонные столбы, хлынула холодящая волна страха.

— Спасибо, — буркнула себе под нос я и, опустив низко голову, стараясь не смотреть в сторону так не вовремя появившегося моргуновского амбала, сделала шаг вперед.

Только рука на локте не пустила.

— Блядь, Лина!

Всё пропало! Владик рывком развернул меня в свою сторону. Из глаз, превращая и так искаженный от ненужных мне очков мир в тошнотворную голубовато-серую пелену, побежали слезы. Затем сильные пальцы нещадно сжали подбородок, вынуждая посмотреть в лицо здоровенного плечистого бугая. Серые глаза стали внимательно рассматривать мой сегодняшний камуфляжный образ.

— Владик, прошу тебя, отпусти, — с мольбой в подрагивающем голосе прошипела я.