— Понимаю его, я тоже перво-наперво обратил внимание на твои ноги. Только ты упала на меня со стула, — Андрей неловко замолчал.

И мне тоже стало как-то не по себе, поскольку многое вспомнилось, я в короткой юбке, тянувшаяся, чтобы вытереть пыль, темные обжигающие глаза, рассматривающие моё алеющее смущением лицо, я, застывавшая на одной ноге в магазине обуви, я, танцующая в коротком золотистом платье в ночном клубе «Часы», я, вся в пене плескающаяся в ванне дорогой квартиры Евдокимова. Потом вспомнились все последующие события и по коже побежали холодные противные мурашки. Как жаль, что все сложилось так, а не иначе. Разве Андрей сможет меня простить. Нет, невозможно. И эта невозможность сжала, обернула колючей проволокой сердце.

Мужское лицо тоже стало мрачным. И я напрасно теперь робко заглядывала в его темные шоколадные глаза, Андрей казался полностью погруженным в свои мысли, и, судя по углубившейся хмурой складке между черными бровями, его одолевали довольно безрадостные воспоминания. Воспоминания, которые появились в жизни Евдокимова, прежде всего, из-за меня.

— А Боську я немного помню, такой пушистый тоненько гавкающий белый комочек. Папа называл его «исчадием ада» за то, что она постоянно будила всех ровно в шесть часов утра. С ней никаких будильников не нужно было. Ко мне с братом она относилась, словно мы её щенки. Постоянно нас пыталась вылизывать и рычала на всех чужих, кто осмеливался подойти к нам ближе, чем на один метр.

— У нас тоже была собака, — рассеянно вступил в разговор Евдокимов, — черный пудель Атос. Помню, он отчего-то считал, что моей сестре Татьяне достается самое вкусное в семье. Из её тарелки он мог съесть совсем уж не собачью пищу: огурцы, помидоры, апельсины, и даже кофе пил из сестрёнкиной чашки, будто это жирные сливки. Ты когда-нибудь видела, чтобы собаки пили кофе?

— Нет, не видела, — натянуто засмеялась я, — но в интернете часто можно встретить ролики, в которых коты и собаки едят дыни и арбузы.

Несмотря на реплику про собак, угрюмая складка не сходила с лица Евдокимова. Я еще продолжала болтать о том, о сем, а по телу уже бежал холодок отчаянья, руки стали, как у лягушки, хотя мороженое уже давно было съедено, и вафельный стаканчик больше не студил мои пальцы. Не знаю, какие слова следует сказать и что сделать, чтобы вернуть померещившееся на миг ощущение влюбленности и счастья. Боюсь, уже ничего невозможно исправить, прошлое навсегда непробиваемой стеной останется между нами.

ГЛАВА 26

Ангел, уставшая после такой длительной прогулки, прилегла на диван и уснула. Я смотрел на эти прекрасные черты, ощущая подступившую к горлу горечь. Словно украл у кого-то один счастливый вечер. Дернул себя со всей силы за короткий ежик волос. Думай, Андрей, думай! Что же теперь дальше делать с этой ангельски красивой девушкой и адскими чувствами к ней, бушующими внутри твоей груди? Сначала нужно узнать имя её хозяина. Собрал воедино все папки частного детектива. Помнится, Дмитрий Константинович говорил, что чаще всего при изучении бесславного финансового краха компании «Новотекс» встречалась фамилия Моргунов. Так, посмотрим, кто же, собственно, это такой. Открыл досье, собранное на него частным детективом. В глаза сразу же бросилась фотография. Мужчина, запечатленный на ней, был лет на десять старше меня, чуточку полноватый, но в целом довольно импозантный, бабам такие обычно нравятся. Взгляд умный, немного самодовольный, словно он владеет какими-то секретами, которые возвеличивают его над другими людьми. Одет дорого, с претензией на то, чтобы его встречали по одежке — барином. Мерзкий тип, даже передернуло. А может, этот приступ отвращения вызван догадкой — вот он, хозяин моего Ангела. Черт! Я ведь где-то видел этого человека. Да, точно… Осталось только вспомнить, где и когда?! Так, посмотрим информацию, собранную частным детективом. Перечень организаций, которыми владел Глеб Георгиевич Моргунов, внушал уважение и зависть. Причем, имущество было не только в нашей области, но также в Краснодаре, Астрахани и ряде других городов. В 2014 году ему даже премию вручили за развитие среднего бизнеса в нашем городе. Моргунов, Моргунов, Моргунов… Открыл ноутбук. Ввел в поиск гугла фамилию, имя, отчество, город и начал смотреть высветившиеся сайты. Тут были и другие фото, немного, но все же. Черт, я совершенно уверен, что когда-то видел это самодовольное лицо. О, видео с вручения премии. Барская уверенная походка мужчины тоже показалась знакомой. Заметался туда-сюда по маленькой кухне, стены неказистого дома давили, эдемские цветы, пропитавшие весь воздух вокруг, душили. Мне необходимо подумать… Выскочил во двор дома, заглянул в темное бескрайнее небо. Ковш Большой медведицы явственно выделялся в ночи. Подошел к бочке, которая стояла под стоком с крыши и была наполнена дождевой водой. Умылся. О, черт! Блядь!! Я вспомнил, где видел этого человека, а потом пришла догадка того, как он все это провернул. Мы с адвокатом искали пришлых людей, а зря. Элементарно, Ватсон.

Решительно прошел в дом, прямиком к дивану, где спало гребаное райское создание, испоганившее всю мою жизнь. Во сне её лицо было умиротворенным, нежным, по-настоящему ангельским. Провел благоговейно подушечками пальцев по бархатистой коже девичьей щечки. Веки Ангела затрепетали. Голубое небо женских глаз распахнулось, в нем вместе с сонной дремой плескалась нежность.

— Милый, я люблю тебя, — произнесли пухлые губы, а изящные ручки потянулись к моей шее.

Какие лживые слова, какая обманчивая ласка, застыл каменным изваянием в этих удушающих объятиях.

— Зачем же ты тогда засадила меня в тюрьму, Ангел, разрушила мой бизнес, погубила на корню репутацию. А, Лина, признайся? — зашептал я ласково, несмотря на бушующую в теле ярость, прямиком в пухлые, приоткрытые, словно для поцелуя, губы. Сонная дрема исчезла из голубых глаз, теперь в них появилась настороженность.

— Отвечай, Ангел! Мне надоели эти игры в кошки-мышки, точнее, в молчанку.

Схватился за длинные дивного цвета волосы, впившись взглядом в идеально красивое лицо. В голубых глазах плескались боль и сожаление. Маска?! Еще одна маска от ведьмы Ангелины?!

— Скажи мне, девочка, — еще ласковей прошептал я, целуя бархатистые щечки, а пальцами в волосах стал мягко поглаживать кожу на её затылке. — Скажи мне его имя, и я все прощу тебе: свою поломанную жизнь, четыре года и почти шесть месяцев, проведенных в тюрьме, ровно одна тысяча шестьсот тридцать девять дней и ночей, когда я скучал по своим родным, все миллионы, которые потерял. Доверься мне, Линочка, прошу тебя.

Боль в голубом небе ангельских очей казалась осязаемой. Глаза, словно ножом, резали плескающейся в них мукой.

— Линочка, пожалуйста, хорошая моя, скажи, — опять прошу, даже умоляю я, продолжая нежно поглаживать девичий затылок и щечки.

Мне нужно услышать признание из её уст. Важно, чтобы Лина сама сдала своего хозяина, отказалась от него, выбрала меня.

Пухлые губки открылись… Но только где слова?! Ну же девочка, умоляю теперь беззвучно я, приказывая, гипнотизируя своим взглядом.

— М-мне нечего тебе сказать, Андрей.

Теперь в лазоревых озерах женских глаз больше не было боли, там пустота, бессердечная, разрывающая меня изнутри, пустота.

— Сукааа!! — вырвался вопль из моего горла, а пальцы сжались на нежной девичьей шее.

— Скажи мне ЕГО Имя?! СКАЖИ, Чертова Кукла! — взбешенно заорал я, еще плотнее стискивая пальцы на хрупком девичьем горле.

Мне так нужны эти слова, твое признание, потому что я хочу всё простить, потому что я тоже очень-очень люблю тебя, мой Ангел!

— Нет, — шипит Лина.

— Сукааа!!

Странно, Ангелина не сопротивлялась, позволяла себя душить, словно принимая от меня кару. А в глазах пустота, всё та же убивающая пустота. Это не твой Ангел, Андрей, она никогда не принадлежала тебе, ты просто украл её у настоящего хозяина, которому Лина верна, так предана, что готова подохнуть, но не выдать его имя.

Красивое лицо покраснело, лазоревые глазки выпучились. Еще чуть-чуть, совсем немного надавить, и позвонки женской шеи хрустнут под моими пальцами.

Нет!!! Маньяк хренов! Должно же в тебе остаться хоть что-то человеческое. Пальцы разжались.

— Убирайся, слышишь! Немедленно убирайся, Ангел, не желаю тебя больше видеть, даже насиловать не хочу. Ты мне противна!

Лина, схватившись за шею, кашляла и жадно хватала воздух, пытаясь дышать. Немилосердно столкнул эту чужую ведьму, чужую красивую игрушку с дивана.

— Убирайся, сука, или я за себя не ручаюсь!

Чужой Ангел вскочила с пола, в голубых глазах стояли слезы.

— Андрей! — протянула она ко мне руки. — Пойми …

— Я сказал, убирайся!

Схватил Лину за прекрасные шатенистые волосы и потащил во двор. Уходи, Ангел, улетай, лети к своему хозяину, куда хочешь, лети, гадина бессердечная. Она упала во дворе, споткнувшись на ступеньках, тихонечко взвыла от боли. Но мне все равно, в моей душе горит такой адский, снедающий все внутренности костер, что разбитая коленка не может вызвать жалости. Вернулся в дом, принес оттуда кроссовки, кинул ей в ноги. Темно. Ангелу, наверное, будет страшно лететь в ночи. Ничего, уверен, ведьмовские ангелы должны неплохо ориентироваться во мраке. Подошел ближе к сидящей на земле девушке, засунул ей пятьсот рублей за пазуху и потащил дальше, вон из двора, вытолкнул за ворота и закрыл калитку. Крикнул в темноту:

— Улетай, Ангел, ты мне больше не нужна!

* * *

Ночь… А я ведь с детства боялась темноты. Но меня без всякой жалости окунули в самую гущу мрака. Только теперь некому включить светильник в виде полумесяца, теперь в моей душе всегда будет ночь. Андрей прогнал Ангела. Хочется плакать, рвать на себе волосы, царапать кожу, вытащить сердце из грудины, может, тогда станет чуточку легче. Кажется, везде, куда ступают ноги, земля утыкана ржавыми гвоздям. Каждый шаг вызывает в теле боль, словно я русалка из сказки Андерсена, попросившая у злой ведьмы ноги, чтобы ийзгйг попытаться найти любимого. Любимый прогнал меня… Я ему не нужна, более того, противна. Шатаясь самой последней алкоголичкой, всё продолжаю и продолжаю идти дальше. Зачем?! Куда?! Даже не знаю.