— Хорошо, Андрей, я постараюсь держать себя в руках.

— Не знаю, когда мы еще увидимся. Хочу поговорить о финансовой стороне дела. Я выписал доверенность на твое имя.

— Андрей, я ничего не понимаю в делах.

— Придётся разобраться… Мам, продавай акции к чертям собачьим.

Из полученных денег несколько миллионов положи по разным банкам, не больше 700 тысяч в один, проценты будут добавкой к твоей пенсии, все остальное вкладывай в недвижимость.

— Сынок, зачем ты все это говоришь, словно… тебе уже вынесли приговор.

— Слушай, мамуль, на всякий случай слушай. Часть денег можешь отдать Татьяне. В мою квартиру пусти жильцов, это тоже даст тебе стабильный месячный доход. Хотя в таких элитных домах квартиру бывает трудно сдать. Но пока не продавай её. Квартиры в центре города всегда в цене. И еще, мама, сама лучше переезжай жить к Татьяне с мужем, у них дом большой, найдут для тебя уголок, с внуками как раз чаще будешь видеться. А мне спокойней. Уверен, девушка эта не одна действовала, значит, за ней стоят какие-то могущественные люди, которые могут пойти на всё ради достижения своих целей. И пожалуйста, не экономь на себе. Пообещай, что каждый год будешь ездить отдыхать в свой любимый санаторий. Ты мне нужна живая и здоровая.

— Анд-дрюша, я уверена, тебя оправдают!

— Мама, запомни, что я тебе сказал! И будь осторожна, пожалуйста. Думаю, человек, который это затеял, очень опасен. Надеюсь, ему был нужен только я… но кто знает… Прошу тебя, будь осторожной, и Таньке тоже передай, чтобы они с мужем в оба смотрели. Пусть охранника наймут.

— Андрей, это какой-то страшный сон!..

— Да, мам… Вот только проснуться никак не получается…

ГЛАВА 6

На негнущихся ногах вошла в зал судебного заседания. Боже… черные глаза обжигали, прожигали дыры в коже, душе, сердце. Привет, Андрей… Привет. Евдокимов был одет во всё черное, просто темный ворон, следящий с мрачным напряжением за каждым моим движением. Между бровями залегла угрюмая складка. Красивый… Да, он кажется очень красивым. Ужасно захотелось подойти к нему, обнять… Ах, если бы мы встретились при других обстоятельствах.

Оступилась. Руки тряслись, словно я месяц пила без просыха. И я бы пила, глотала алкоголь литрами, в надежде погасить хоть немного душевную боль и съедающее меня изнутри чувство раскаяния. Но, во-первых, у Моргунова другие представления о том, как мне нужно вести себя в преддверии суда, нельзя разрушать образ приличной скромной девочки, а во-вторых, хоть я до сих пор не свыклась с этой мыслью и материнские инстинкты еще не проснулись, но ведь внутри моего живота растет ребенок. Ребенок Евдокимова. А я собираюсь, точнее, должна, надолго засадить его отца в тюрьму, навсегда повесив ярлык насильника.

Не смотри на Андрея, Лина, нельзя, он просто богатенький придурок, который чем-то не угодил другому богатому придурку. А ты всего лишь пешка в непонятной игре Моргунова… а пешкам не пристало думать, не пристало чувствовать сожаление, только исполнять свою роль.

Как много в зале заседания людей. Пришли сотрудники с бывшей работы, мои одногруппники, бабушкины друзья, практически весь цвет науки филологического факультета нашего университета, сидела вся взволнованная Варька и даже Мишина мама решила поддержать подружку своего погибшего сына. Она всегда меня любила, не то, что Мишка. Все они переживают за бедную девочку, волнуются, возмущены тем, что со мной могли поступить так чудовищно жестоко. Боже… какая же я мразь.

Наконец села, а скорее, упала на стул и слезы побежали из глаз, смешивая всех людей в этом зале в пестрое, взволнованно перешептывающееся месиво. Адвокат, подсунутый Моргуновым, заботливо подал мне стакан воды. Зубы громко стукнули о стекло, а вода, которую я машинально попыталась пить, словно осколками кололась. Я сейчас вся истеку кровью изнутри.

— Для дачи показаний приглашается потерпевшая Нестерова Ангелина Алексеевна.

Кое-как смогла встать с этого напичканного иглами осознания своей подлости кресла. А черные глаза жгут, жгут… Даже не смотря в сторону Евдокимова, всей кожей чувствую его жалящий взгляд.

— Ангелина Алексеевна, расскажите, пожалуйста, суду, что же произошло третьего июля 2011 года?

Ну, давай, Ангел, лги, от твоей убедительности зависит жизнь брата, да и твоя тоже. Вряд ли Глеб Георгиевич меня пощадит, если вдруг что-то пойдет в разрез с его планами.

— М-мы должны были встретиться с Андреем Тимуровичем в кафе, он обещал мне помочь с работой. До этого я-я устраивалась в фирму «Новотекс» помощникам руководителя по связям с общественностью. Но проработала всего только один день, Евдокимов уволил меня и начальника, совершенно не дав проявить себя. П-потом мы случайно столкнулись с Андреем Тимуровичем в ночном клубе, я попросила помочь с трудоустройством. В такой большой компании наверняка нашлось бы место для меня. Евдокимов пообещал придумать что-нибудь, подыскать подходящую вакансию. На следующий день он позвонил мне и предложил встретиться в кафе и там поговорить о возможном трудоустройстве. Только Андрей Тимурович опаздывал, поэтому он снова перезвонил и сказал, чтобы я подождала его возле дома. Ожидание растянулось, да еще к тому же дождь пошел, я ужасно промокла, но уйти не решилась. Понимаете, мне очень нужна была работа. С прежней я уволилась, в фирме «Новотекс» только день продержалась. Мне за него даже не заплатили. Искать новую можно месяцами, а ведь жить на что-то надо. Когда Андрей Тимурович приехал, я все промокла до нитки. Он, как мне показалось, искренне извинялся, сказал: «Пройдем в квартиру, ты вся продрогла, отогреешься, потом поговорим о работе». Я сначала отказывалась. А потом… глупо говорить о делах, при таком дожде. У подъезда я поскользнулась, Евдокимов подхватил меня на руки. Надо сказать, Андрей Тимурович вел себя как джентльмен, правда, только до того момента, пока за нами не закрылась дверь его квартиры. Потом его поведение кардинально поменялось.

— А еще он… он угрожал мне.

Запнулась. Как же тяжело врать.

— Анн-дрей Тимурович сказал, что если я буду плохо себя вести, то он позвонит своим друзьям и они, — слезы из глаз побежали еще сильнее, — и они меня втроем будут… до утра.

Все загалдели, зашумели возмущенно.

— Не ври! — мрачно произнес Евдокимов, возмущенный моей ложью.

Зачем я посмотрела в его сторону. Как больно жгутся эти черные глаза. На холеном красивом лице застыла смесь брезгливости и негодования. Привет, Андрей, прости меня, Андрей!

Слезы, слезы… скоро я наплачу целое море. Кто-то мне опять протянул стакан с водой и снова послышался звук стучащих о стекло зубов.

— Подсудимый, прошу вас, без реплик, пожалуйста! — обратилась судья к Евдокимову. — Ангелина Алексеевна, вы можете продолжать?

Лина, Линочка, соберись…

— Д-да.

— Рассказывайте, что было дальше?

— Андрей Тимурович заставил меня выпить бренди, сказал, что оно согреет и раскрепостит. Я вся дрожала от холода и страха и, возможно, раздражала его. Андрей Тимурович тоже пил бренди. Потом он начал… — запнулась, — не знаю, как это сказать, задирать подол моего платья. Кричал: «Покажи мне свои обалденные ножки». Я-я очень испугалась, попросила меня отпустить, сказала, что я девственница и никогда не была с мужчинами. Евдокимов лишь рассмеялся, наверное, он мне не поверил, подумал, это шутка. Сказал, что в двадцать два года такие красивые девушки не могут оставаться невинными.

Как же я ненавижу себя! Отвратительная тварь! Всхлипнула.

— Потом он продолжил меня раздевать, точнее, Ан-ндрей Тимурович разорвал моё платье. А когда я попыталась сопротивляться, то… кулаком вот сюда.

Рука потянулась к щеке, которую когда-то украшал огромный синяк. Ах, ударить бы себя со всей силы по губам, чтобы больше не смела так чудовищно лгать.

Кажется, у Андрея было такое же желание. Он хочет меня ударить, надавать пощечин, а потом плюнуть прямо в лицо.

Начала задыхаться от рыданий.

— Девочке плохо! — загалдели все вокруг.

Видимо, я сильно побледнела.

— Врача, позовите врача!!

Хочу умереть, прямо сейчас, задохнуться своим враньем и подохнуть, как собака. Кто-то сунул мне под нос ватку. Нашатырь. Отстраняясь, невольно дернула головой. Тошнота подступила к горлу. Только бы не вырвало прямо здесь, не хочу, чтобы кто-нибудь догадался о моем интересном положении.

— Суд объявляет перерыв.

Запротестовала:

— Нет, не надо. Я-я могу продолжить.

Зачем растягивать эту муку? Пусть все закончится сегодня! Да и Глеба Георгиевича может разозлить промедление. Не смотри на Евдокимова, Лина, не смотри. Тебе нет никакого дела до Андрея Тимуровича, ты его даже не знаешь толком. Он просто посторонний. Подумаешь, судьба, точнее, ты в её лице, поступает с ним жестоко. В мире случается куча несправедливостей, я же не могу каждую из них оплакивать. За то незначительное время, которое мы были вместе, он не мог стать для меня близким. Не мог?! Ха, Лина, ха… У тебя внутри ЕГО ребенок! Куда уж ближе.

— Продолжайте, — мягко проговорила судья.

— Андрей Тимурович периодически прихлебывал из бутылки бренди, и говорил разные пошлости: «Раздвинь ножки, шлюха, покажи мне сиськи!» А когда я не делала того, что он велел, отпускал мне затрещины.

Зал снова возмущенно загудел, заставляя почувствовать себя последней гадиной.

— П-потом Евдокимов повалил меня на кровать и… Было очень больно. Я просила его отпустить, Андрей Тимурович лишь смеялся, а когда я, вырываясь, ногтями поцарапала его, совсем озверел, и начал избивать, — всхлипнула. — Он поломал мне ключицу и очень сильно ударил в глаз. Потом почти две недели видеть не могла. Андрей Тимурович вел себя очень грубо, постоянно кричал, а я плакала, потому что рука очень болела, но мои просьбы и слезы его не останавливали, он продолжал двигаться внутри. Это было очень мучительно и противно.