К тому же он понимал, что пришла эпоха синдикатов. Рождались огромные корпорации, которые доминировали в определенных отраслях, таких как сталелитейная, чугунолитейная, железнодорожная, угледобывающая, табачная, нефтяная и энергетическая и их комбинации укрепляли позиции задумывавших их людей. Два процента населения Америки владели шестьюдесятью процентами национального богатства — и в эти два процента входили Корты. Рэндольф жаждал богатства, но еще больше он мечтал о власти и влиянии, которые деньги давали людям. Банковское дело было идеальным механизмом для удовлетворения его амбиций, ведь давая или не давая ссуды, банкир решает, кто добьется успеха, а кто потерпит поражение.

Для Рэндольфа мечта Джона Корта о династии была вполне естественной. «Фамильный банковский бизнес, переходящий от отца к сыну», — всплыло в его памяти высказывание Бейгота. Большинство крупнейших американских банков находились под впечатлением его идеи об отце-основателе, и Рэндольфу приятно было думать, что его влияние протянется в далекое будущее, переходя от одного поколения к другому.

Но существование династии зависело еще и от Тиффани, а именно она являлась тем фактором, который не желал действовать в согласии с выстроенными Рэндольфом и Джоном Кортом планами.

Рэндольф прервал работу и нахмурился, недовольный, что в его голову пробрались мысли о Тиффани. Ее красота превзошла все ожидания, но она по-прежнему оставалась дикой, эгоистичной и испорченной девчонкой. Ей был нужен контроль, твердая рука… Кулаки Рэндольфа сжались, на скулах заходили желваки. Тиффани необходимо подчинить его воле, подчинить физически и интеллектуально. Иногда, когда она с ненавистью смотрела на него своими прекрасными глазами или же грубо с ним разговаривала, его буквально сжигало желание ударить ее, даже избить, и тем привести в полную покорность. Лишь пару недель назад, накануне своего отъезда в Ньюпорт, она вновь дала ему повод для подобного чувства.


Это случилось жарким и солнечным воскресным утром, но Рэндольф не соблюдал «день седьмой». Он рано встал и сразу же отправился в свой кабинет в особняке Кортов, прервав работу лишь для того, чтобы принять двух клиентов, в этот день уезжавших из Нью-Йорка и принесших ему на подпись документы. Важность сделки была столь велика, что Рэндольф снизошел и самолично проводил обоих до парадных дверей. Закрыв за ними дверь, он обернулся и увидел, что по лестнице спускается Тиффани. При ее виде Рэндольфа охватил холодный гнев, но одновременно ему стало жарко от желания.

На Тиффани была лишь ночная рубашка цвета шампанского, а сверху было накинуто неглиже из той же ткани, оставленное не застегнутым, так что оно развевалось при ходьбе. Тонкая ткань, ниспадая легкими складками вокруг ее дивного тела и длинных ног, почти полностью открывала грудь и жемчужную прозрачность плоти. Она взглянула на Рэндольфа, не удостоив его даже словом, и прошла в утреннюю гостиную. Потягивая кофе, она лениво зевала.

Рэндольф в бешенстве стиснул сухие пальцы. Когда он вошел в комнату, Тиффани бросила на него пренебрежительный взгляд.

— Ты выглядишь так, словно встал с рассветом, — презрительно заметила она. — Прямо-таки трудолюбивый бобер! Надо думать, ты стараешься произвести впечатление на папу своим усердием?

Она обращалась с ним как со слугой, а не… впрочем, в данный момент Рэндольфа занимало совершенно иное.

— Как ты посмела спуститься вниз одетая, как… точнее вовсе неодетая?!

— Посмела? Я смею, потому что это мой дом и я делаю то, что хочу!

— Тиффани, я только что проводил до дверей двух клиентов банка, мужчин. И если бы ты спустилась с лестницы пятью секундами раньше, они бы тебя увидели!

— А разве на меня нельзя смотреть?

Рэндольф облизнул губы. Ее красивое тело вновь приковало к себе его взгляд. Понимает ли она, до чего привлекательна и как провокационны ее слова? Он знал, что Джон Корт позаботился, чтобы она сохранила полное невежество относительно некоторых аспектов бытия, так что, возможно, все эти насмешки и издевательства, приводящие в бешенство Рэндольфа, для нее были вполне естественны и безобидны.

— Дело не в этом, — наконец выдавил он.

— Ведь папа часто выходит к завтраку в халате. По-моему, дело в том, что для мужчин правила одни, а для нас другие. Как всегда! Но в любом случае, все это чепуха! Никто меня же видел.

— Я видел.

— О, ты! Ты не в счет.

Ярость и страсть кипели в его душе, поочередно сменяя друг друга, поднимая невидимую волну насилия… Не в счет? Боже, ну он ей покажет… Он с трудом взял себя в руки.

— Вот здесь ты ошибаешься, дорогая, — нарочито спокойно произнес он. — Серьезно ошибаешься.

— Повторяю, это мой дом и я буду делать то, что мне нравится. А если тебя это не устраивает, ты можешь убираться. Ничто не будет мне так приятно, как навсегда избавиться от твоего общества.

Она вышла, хлопнув дверью, оставив его в смятении чувств. В этот миг он ненавидел ее за ту темную страсть, что охватила его и чуть было не вырвалась на свободу, и был полон отвращения к себе за то, что желал ее до безумия. Тиффани посмела вывести его из себя — но ненадолго. Вскоре он поговорит с нею об их браке, и уж тогда он ей крылышки обрежет! Ее отношение к нему не такое уж серьезное препятствие для его планов. В конце концов, Тиффани издевалась над всеми мужчинами. А если не удастся ее убедить, Рэндольф найдет способ подчинить ее силой…

— Извините, мистер Корт, но вас хочет видеть мистер Элленбергер.

Рэндольф мгновенно вернулся к действительности и с раздражением взглянул на клерка, рассерженный, что его застали врасплох.

— Элленбергер? Я не знаю этого человека, была назначена встреча?

— Нет, сэр, но он утверждает, что это очень важно.

Рэндольф взглянул на визитную карточку, переданную ему клерком:

Антон Элленбергер

компания «Брайт Даймондс»

Хэттон-Гарден, Лондон

— Вы сообщили мистеру Элленбергеру, что я не имею никакого отношения к компании «Корт Даймондс»?

— Он знает это, сэр, но все же настаивает, что хочет видеть именно вас.

— Хорошо. Я уделю ему десять минут перед встречей с мистером Джоном Кортом.

Антон Элленбергер выглядел безукоризненно: покрой костюма, прическа и усы, манеры, но при этом ничего хоть сколько-нибудь примечательного. Он был среднего роста, волосы каштановые, лицо приятное, хотя и не красавец. При первом же взгляде на него к Рэндольфу снова вернулось раздражение. Да ведь этот человек просто клерк, не больше.

— Не представляю, что я могу для вас сделать, мистер Элленбергер. Мой дядя Джон Корт сам контролирует нашу компанию по продаже бриллиантов, а я управляю банком.

— Я осведомлен об этом, мистер Корт. Более того, я появился здесь не в связи с бриллиантовым бизнесом. Я нахожусь здесь для сноса ограждений и наведения мостов, говоря метафорически, — его речь была так же аккуратна, как и его внешность, но в произношении проглядывал немецкий акцент. — Я имею в виду неприязнь, существующую между моим работодателем и вашим дядей.

Рэндольф не имел ни малейшего представления, о чем ведет речь собеседник, но его интерес сразу же возрос.

— Мистер Брайт сам говорил вам об этом? — осторожно спросил он.

— Сэр Мэтью, — мягко возразил Элленбергер, — не из тех людей, что доверяют окружающим. Нет, все дело не в том, что он говорил, а в том, как он избегает всяких упоминаний о Джоне Корте и раздражается, когда при нем произносят это имя. Вот что обнаруживает истинное положение дел. К тому же, хотя сэр Мэтью и мистер Корт были партнерами в Кимберли и до сих пор сохраняют тесные связи с «Даймонд Компани», я заметил, что все сделки между ними проводятся через третьих лиц.

Рэндольфу всегда казалось странным, что его дядя не поддерживает непосредственных контактов с «Даймонд Компани», но относил это за счет его нежелания выезжать за границу. Но, возможно, истинной причиной действительно было его нежелание встречаться с Мэтью Брайтом.

— Все это звучит весьма занимательно, мистер Элленбергер, но я не понимаю, какое отношение это имеет к вам или ко мне.

— Как я уже сказал, я навожу мосты. Настанет день, когда вы будете управлять «Корт Даймондс», и тогда…

Стук в дверь прервал разговор.

— В свое время мы продолжим эту тему, — объявил Рэндольф поднимаясь. — В этот час ко мне всегда приходит дядя, чтобы, как президент, подписать документы и утвердить сделки.

— Какое счастливое совпадение, — невозмутимо заметил Антон.

Пока Рэндольф знакомил Джона Корта и посетителя, шестеренки и колесики его мозга лихорадочно крутились. Какое тут, к черту, совпадение! Неожиданно он понял, и эту уверенность ничем нельзя было поколебать, что Элленбергер знал распорядок дня семьи Кортов. Потрудился выяснить. А к Рэндольфу он прежде всего пришел потому, что за тем было будущее. Он мог надеяться, что Рэндольф оценит его тактику. Наблюдая за реакцией дяди на название «Брайт Даймондс», Рэндольф нашел и третью причину — Элленбергер хотел встретиться с Джоном Кортом, а в «Корт Даймондс» он очевидно не был бы допущен. И чем больше Рэндольф размышлял о стратегии Антона Элленбергера, тем больше убеждался в его незаурядности.

— Как поживает сэр Мэтью? — напряженно спросил Корт.

— Замечательно, — непринужденно ответил Антон. — Вообще-то в настоящий момент он очень занят — смерть Сесиля Родса два с половиной года назад поставила его во главе «Даймонд Компани», и потому у него остается мало времени на что-либо другое.

Было ясно, что Корт взволнован, но старается быть вежливым.

— Ах да, бедный Родс! Ведь он был сравнительно молод. Надо думать, его замучили до смерти своими матримониальными приставаниями сумасшедшие иностранные принцессы.