— Это уж вовсе не в стиле гувернантки, мисс Уэллс, — прошептал он.

— Даже у меня есть свои тайны, мистер Шоу, — бойко ответила она, и его рука сразу замерла, потом крепко сжала ей ногу, будто в упреке. — Бен, — поняв, поправилась она, и его рука сразу расслабилась и провела дразнящую полоску вдоль ее бедра, пока она не задрожала от нервного напряжения, желания и предвкушения. Ей хотелось приказать ему идти дальше, потому что она вся уже горела и неудержимо желала его.

Шарлотта оказалась очень шумливой любовницей — принимая во внимание обстоятельства. Какая жалость, что у них может не быть возможности изучить ту требовательную, экспрессивную Шарлотту вместе с молчаливо жаждущей, какой она была сейчас. Нет, прочь думы о будущем, эти минуты настоящего принадлежали только им и были наполнены восторгом, а больше ей ничего и не нужно. Затем эта умная, ищущая рука достигла точки, и она лишилась способности думать о чем-либо, кроме Бена, даже если бы по подвалу расхаживала вооруженная до зубов охрана Бонапарта, жаждущая отомстить за любимого императора.

То, что еще оставалось от ее прошлого сознания своего девичества, пребывало в неуверенности, когда он осторожно приподнял рубашку и положил свою руку рядом с островком, поросшим курчавыми завитками. Все ее естество напряглось от желания почувствовать его там, интуитивно поняла она, и это было последним препятствием для них, чтобы стать любовниками в самом глубоком смысле слова. Поддавшись невероятному соблазну, предощущению чего-то невероятного, она с готовностью и великодушием раскрылась перед ним.

— Шарлотта, — выдохнул он и впился в ее губы властным поцелуем, словно заявляя свои права на нее, как в эту минуту сам он принадлежал ей.

— О, решительно, я — это она, — согласилась она, полностью и без сожаления забыв о мисс Уэллс в экстазе его любви и предвкушении более безумного восторга.

Затем она почувствовала, как его длинный палец проник в нее и замер на ее тайном центре с властной определенностью, и теперь, позволив ему это, она упивалась и извивалась от неистового желания. Его палец двинулся глубже, и она затрепетала от неутоленного желания и сладостного предвкушения приближающегося блаженства.

— Ты уверена? — спросил он напряженно и с болью, будто она держала его сердце в своих руках, которые непроизвольно с силой вцепились в его плечи, и она почувствовала, как в ответ напряглись его мышцы.

— Да, — прошептала она, — да, да, любимый. Словно потеряв дар речи, он только кивнул, как будто подтверждая их общее согласие, и мягко вдвинул палец дальше и выше, одновременно большим пальцем поглаживая сокровенное местечко, пока там не назрело и вспыхнуло сладострастное пламя и стремительной спиралью устремилось вглубь и вверх, готовое взорваться внутри.

— Еще! — с трудом выдохнула она.

— Пока достаточно, — сказал он. — Есть еще кое-что.

Затем его опытный ласковый палец заставил ее неожиданно напрячься, после чего она расслабилась, оказавшись в наполненном радостью и восхищением мире ощущений, превосходящем все ее ожидания. Тело ее содрогалось от бесконечно нарастающего наслаждения, вместе с тем еще больше тянулось к нему в стремлении разделить с ним этот немыслимый восторг.

— Теперь ты, — прошептала она, возвращаясь к себе и вновь становясь его половинкой. — Без тебя одиноко, — возразила она и почувствовала, как его мощное тело вздрогнуло, как от удара хлыстом.

— Теперь мы, — поправил он ее, и, подтверждая свое согласие, она улыбнулась с беззаветной сияющей радостью. Не видя ее улыбку, каким-то образом он ее почувствовал.

— О, я люблю нас! — отважно ободрила она, и он убрал руку, чтобы расстегнуть бриджи.

Сердце ее пылко забилось от предвкушения, но вдруг она оробела и облизнула пересохшие губы, собираясь спросить, что будет дальше. А он поймал высунувшийся на мгновение язычок и завладел им, чтобы начать самую сладострастную игру, в новом ритме ударяя по нему своим языком, втягивая его и выталкивая назад, заманивая и отвергая. По спине ее промчалась дрожь ожидания и спустилась в пульсирующий центр ее естества, совсем недавно казавшийся неспособным выдержать большее наслаждение. Ей пришло в голову, что если он все время подавлял в себе это неистовое, безмерное желание, то был поистине стоиком. Внезапно все, о чем она догадывалась, и все, что знала о сексуальном союзе мужчины и женщины, стало для нее бесконечно желанным. И она выгнулась навстречу ему, смело приглашая принять от нее все, что она могла дать, чтобы вместе погрузиться в общее наслаждение.

— Бен. Бен и Шарлотта, — наконец подтвердила она.

— Да, мы, — согласился он. И она почувствовала, как он напрягся для этого последнего акта, который сделает их единым целым, и даже больше, чем просто целым. — Мы вместе, вдвоем, — выдохнул он и с бесконечной нежностью и осторожностью вошел в нее, растягивая сокровенную тесноту, которую не мог, да и не должен был обнаружить никакой другой мужчина.

Предвкушая бесконечную череду наслаждений, она приняла в себя его мощную ширину, к своему удивлению испытав лишь гордость за то, что они так подошли друг другу. Он немного помедлил, чтобы она освоилась с новым ощущением, затем скользнул чуть глубже в ее нежную глубину, и она ощутила всю его мощную длину как обещание предстоящего чуда и поняла, что даже сейчас он еще сдерживает себя, прежде чем ввергнуть их обоих в нечто невероятное, что она уже полностью осознала и приняла.

— Иди прямо в меня, любимый, — смело пригласила она, внезапно освобождаясь от всех комплексов, которые могли ее сдерживать.

— Это будет больно, — тяжело дыша, предупредил он, и она ощутила, как сильно напряглось его мускулистое тело, когда он уперся в ее девственную плеву.

— Очень больно? — выдохнула она.

Он покачал головой, и волосы его упали ей на лицо. Она страстно впилась в его губы, чтобы ободрить его, тогда как он сдерживал себя с невероятным благородством.

— Надеюсь, только острая короткая боль.

С заметным усилием он прервал поцелуй, чтобы ответить ей с такой пылкой искренностью, что она едва не засмеялась, но лишь едва — железное напряжение, с которым он держал себя так близко и вместе с тем так далеко от конечной цели, заслуживало огромного уважения.

— Тогда скорее, пожалуйста! — попросила она, предчувствуя за этой болью нечто восхитительное и желая приблизить этот момент, чтобы вместе насладиться этим чудом.

— Ваше желание — мое удовольствие, леди, — выдохнул он ей в губы и одним рывком преодолел последнюю естественную преграду.

Она действительно ощутила острую боль и едва не вскрикнула, но он деликатно отстранился одновременно со страстным поцелуем, будто забрав с собой эту боль. Затем она попробовала расслабиться, услышала, как он мучительно застонал и снова в нее вошел. С упоением ощутив новое чувство наполненности, высшего взаимного обладания, она с радостной готовностью открылась навстречу ему, когда он начал мягко входить и удаляться в сладостном ритме, который она быстро уловила и поддерживала движениями своего гибкого тела. Затем даже этого ей стало мало. От мощного желания ей стало трудно дышать, и, когда он проник языком в глубь ее рта, не повторив этого движения внизу, она протестующе застонала.

— Я не фарфоровая, — оторвалась она от его поцелуя, чтобы выдохнуть ему на ухо.

— Да, моя дорогая, вы сотканы из огня, шелка и сплошного противоречия, — возразил он и наконец погрузился в ее желанную нежность глубоко и без остатка. Каким невероятным блаженством было чувствовать внутри себя его мощь и силу! Он с новой силой овладел ею, и она будто к звездам взлетела и могла поклясться, что видела, как они тают!

Прильнув к нему с такой же страстью и силой, как он стремился достичь самой ее сердцевины, она тонула в бесконечном блаженстве, волнами накатывающем на нее, а он ловил своим ртом ее вздохи, заглушая ее стоны. Наконец наступил самый мощный прилив экстаза, вознесший ее к небесам, заставивший таять в объятиях Бена Шоу, ее любовника и возлюбленного. Затем они ослабели и просто лежали рядом, держась за руки, пресыщенные, размягченные и осиянные тем, что выше обычной страсти.

Утомленная от любви, она даже не пыталась выразить словами то, для чего и слов не существовало, а только уютно устроилась в кольце его рук. Он нежно обнял ее, не прижимая к себе слишком тесно, чтобы не возбудить себя, а главное, ее, пока она еще не совсем освоилась после маленькой травмы.

— Спи, любимая, — пробормотал он в спутанную массу волос, разметавшуюся по его груди.

Мисс Уэллс была бы шокирована, но Шарлотту это нисколько не задело. Прелестная Шарлотта, подумал он и, растроганный той доверчивостью, с какой она к нему прильнула, прижал ее к себе чуть крепче.

Чувствуя, как веки ее наливаются свинцом, Шарлотта улыбнулась в его влажную от пота грудь, наслаждаясь теплом и ощущением его шелковистой кожи, покрытой светлыми завитками волос, слегка покалывающими ее пылающую щеку. Что ж, они заслужили сладостный отдых после совершившегося чуда, не омрачая его размышлениями о том, что их ждет.

— Ты тоже спи, — прошептала она.

— Всему свое время, дорогая, — тихонько сказал он.

И Шарлотта почувствовала, что ею овладевает дивная истома.

— Люблю тебя, — выдохнула она и забылась таким спокойным и мирным сном, как будто они лежали в самой мягкой и уютной постели.

Бен бережно держал ее в своих объятиях, будто она была сделана из тонкого хрупкого стекла. Отчасти он страшился того, что случилось между ними — истинной леди и ребенком, рожденным вне брака. С другой стороны, ему страстно хотелось удалиться с нею куда-нибудь в укромное место, где она принадлежала бы ему всю оставшуюся жизнь.

Правда, у него нет выбора, мрачно напомнил он себе. Он думал, как заставить себя убить ее, что ему, несомненно, придется сделать, если он был прав и для него не было надежды остаться живым и защитить ее от грубой похоти Белдастоу или тюремщиков. Он знал, что потом они продадут Шарлотту в самый дешевый и грязный бордель. Если он любит ее больше собственной души, он найдет в себе силы, чтобы задушить ее. Но сам он не может рассчитывать на быструю смерть. Впрочем, это не имеет значения, потому что вместе с ее последним дыханием умрет и его душа. Он осторожно вздохнул, стараясь не потревожить ее сон и продолжая размышлять об их отчаянном положении.