Как можно было не полюбить такого нежного и заботливого человека, до сих пор тяжело переживающего за свою несчастную мать? — подумала Шарлотта, пряча улыбку у него на груди.

— Довольно неприглядная история, не так ли? — спросил Бен.

— Да, она не делает чести ни старому лорду, ни его сыну, но я не понимаю, как это отражается на вас, Бен. Ведь вы меньше всего в этом виноваты.

— Вряд ли с вами согласился бы мой отец, — скептически ответил Бен.

Шарлотта никак не могла взять в толк странного безразличия лорда Пемберли к Бену. Насколько она знала маркиза, скорее он должен был сделать все от него зависящее, чтобы между ним и сыном установились теплые и преданные отношения.

Видимо, рассуждала Шарлотта, матери Бена не хотелось, чтобы он думал о ней плохо, для чего она несколько преувеличивала грехи своих врагов по отношению к любимому сыну. Это Шарлотта могла понять, поскольку и сама хотела выглядеть в его глазах как можно лучше. Казалось, в этом заключении им нечего скрывать друг от друга, и какое имеет значение, если она наконец расскажет ему правду о Шарлотте Уэллс?

— Как он не понимал, что вами можно только гордиться?! — горячо воскликнула она, и Бен еще крепче прижал ее к себе.

— Да будь я мэром Лондона, отец перешел бы на другую сторону улицы, только чтобы не встретиться со мной, — с видимым безразличием заметил он, но у Шарлотты больно сжалось сердце от сострадания. — Однажды он даже прислал к нам своего законного сына и будущего наследника, чтобы тот получил злорадное удовольствие от нашего нищенского существования. Ведь мы с мамой ютились в одной крошечной комнатке и хватались за любую работу, чтобы платить за нее и хоть как-то прокормиться. Приятно вспомнить, как мы с Китом вышвырнули этого слюнтяя из дома. — Голос его смягчился при этом воспоминании. — Уверен, его мамаше пришлось отмывать его от грязи не меньше недели!

— А она знала, где он был?

— Она пришла вместе с ним, и, верите ли, Шарлотта, в жизни мне не приходилось видеть, чтобы знатная дама так бегала! Сначала мы расправились с ее щенком, а потом вернулись в дом и возмутились, что она еще продолжает осквернять собою воздух, которым придется дышать моей матери. Надеюсь, больше мне никогда не доведется испытывать такую ненависть к людям, которых я едва знаю. Эта ненависть долго отравляла мне душу, и, хотя именно она заставила меня доказать, что мы гораздо более достойные люди, чем они, я не хочу видеть ни их, ни моего проклятого отца!

— А вам не приходило в голову, что он мог не знать об их приходе к вам? — робко выступила Шарлотта в защиту лорда Пемберли. Что-то ей подсказывало, что, если в молодости маркиз хотя бы отчасти был таким смелым и сильным человеком, каким стал его сын, он бросил бы вызов своей семье, отказался бы от наследства и стал жить с женщиной, которую уверял в своей вечной любви.

— После смерти матери отец нашел меня и сказал, что хочет забрать к себе и растить вместе со своим карликом-недоноском. Оказалось, жена сказала ему, что мы спустили все деньги, якобы полученные от старого лорда в качестве вознаграждения, на вздорные прихоти моей матери и на удовлетворение моих ранних порочных наклонностей, потому и живем в такой нищете. Спасибо Киту, а не то я задушил бы этого… — Он с трудом удержался от грубого слова.

— Если бы вы убили собственного отца, у вас появились бы серьезные проблемы, — заметила она.

— Пожалуй, — согласился Бен со смехом, отчего у нее стало легче на сердце, и она почувствовала на макушке его легкий поцелуй. — Так или иначе, но, отказавшись от его благотворительности, я решил доказать, что он глубоко ошибается насчет меня, и вырасти дельным человеком.

— И вам это отлично удалось, мистер Шоу, — прошептала она, уютнее устраиваясь у него на груди.

— Такая похвала, да из ваших уст, мисс Уэллс? Да у меня голова закружится от самомнения, если вы вдруг перестанете смотреть на меня как на дикаря!

Шарлотта прыснула от смеха ему в жилет и поерзала, устраиваясь удобнее и радуясь тому, что больше нет надобности изображать его строгую судью.

— Еще раз так сделаете, дорогая моя, и скоро вы узнаете пределы моего самообладания, — предупредил он, в противовес своему намерению вызвав в ней искушение спровоцировать его.

Однако она достойно сдержала себя и подняла голову, чтобы видеть лицо Бена, когда он ответит на вопрос, который она собиралась ему задать. Но, конечно, ничего не увидела в этой непроглядной тьме, кроме слабого блеска его глаз.

— Вы действительно считаете отца своим врагом? — спросила она и почувствовала, как его мышцы сразу напряглись.

— Да, полагаю, он убедил себя, что просто хочет вернуть себе те деньги, которых его отец не давал нам, — помолчав, сказал он как можно более равнодушно.

— Но если подумать, это совершенно не имеет смысла, потому что противоречит предположению, что он не знал о бедственном положении вашей матери. Вы согласны?

— Или делает вид, что не знал.

— Но ведь это может означать, что за всей этой отвратительной историей стоит кто-то другой, разве не так?

— То есть, если он был неповинен в одном преступлении, следовательно, его нельзя винить и в других? Вы слишком великодушны, моя дорогая.

— Все-таки мне кажется, вы ошибаетесь. Разве может он не жалеть о том, от чего вынужден был отказаться, когда женился на такой злой и коварной женщине, родившей ему сына, способного с презрением относиться к людям только потому, что они бедны?

— И поделом ему, — безжалостно ответил Бен.

— Возможно — потому что он, безусловно, совершил ужасную ошибку, бросив вас с матерью. Но не могут ли за вашими последующими бедствиями стоять его жена, сын или даже старый лорд?

— Да он умер уже двадцать лет назад.

— Ну, дед явно ненавидел вашу мать и вполне мог передать свою ненависть к вам своему второму внуку.

Бен помолчал, потом покачал головой:

— Вы не знаете ни моего отца, ни моего младшего брата, который не отличается ни храбростью, ни хитростью, чтобы участвовать в нападении на наш корабль или принимать участие в других махинациях моего врага.

— Когда человек занимает важное положение, он и без этих качеств способен внушить людям страх и манипулировать ими, — возразила Шарлотта, содрогнувшись при мысли, что человек, когда-то использовавший свое положение против нее, от чего ее спас лорд Пемберли, оказался братом Бена. Наверное, лучше держать при себе этот пугающий вывод, пока они заперты в этой тюрьме и беспомощны в руках врагов Бена.

— К счастью, вы понятия не имеете о жестокости негодяев, с которыми, должно быть, имеет дело мой враг, — заметил он.

Шарлотта усмехнулась про себя и подумала: зло всегда остается злом, одето ли оно в пышный наряд или в жалкие отрепья.

— Имея возможность видеть, как работаете вы и лорд Карнвуд, я поняла, что не одна только физическая сила помогает вам в жизни. И поскольку я не настолько глупа, могу сказать, что у вас обоих есть черты характера, с которыми вам приходилось бороться, чтобы добиться успеха.

— Значит, вы считаете нас тоже способными на крайнюю жестокость? — сказал Бен, видимо задетый ее замечанием.

— Нет, но вы не смогли бы так высоко подняться, если вы были менее… Право, не знаю, как правильно выразиться.

— Менее внушительным, менее красивым и неотразимо привлекательным даже для самой проницательной леди — для леди, которая способна признаться в своем восхищении только под страхом смерти, я прав? Хотя я искренне надеюсь, что вы не восхищаетесь моим другом графом так же, как мною, — потому что в противном случае прекрасная Миранда выцарапает вам глаза, а мне придется вызвать на дуэль своего лучшего друга.

— А кто вообще сказал, что я вами восхищаюсь, мистер Шоу?

— Вы сами, моя дорогая, самая неукротимая из гувернанток мисс Уэллс, — усмехнулся он, мягко убирая со своей широченной груди ее руку.

— Значит, у меня неплохой вкус, — шутливо отвечала она.

— Возможно, хотя я предпочел бы в этом удостовериться в другое время и в другом месте.

— Вы куда-то собираетесь идти?

— Скорее всего, в ад, если мои преследователи не откажутся от своей цели, — коротко ответил Бен.

Если он думал, что она восхищается им, только когда тесно прижимается к нему, словно хочет срастись с ним при одной мысли, что их могут жестоко разлучить, то пусть себе пребывает в этой иллюзии.

— Они дураки, а на вас не похоже, чтобы вы готовы были сдаться, — упрекнула она, надеясь, что невольно прозвучавшие в ее голосе слезы он объяснит ее страхом за свою жизнь.

— Если вы считаете их настолько глупыми, чтобы рискнуть и выпустить вас или меня, значит, вам не хватает воображения, Шарлотта, — с нарочитой суровостью сказал Бен.

Она с благодарностью догадалась, что таким образом он старался укрепить ее дух перед грозящей им опасностью.

— Благодарю вас, у меня его вполне достаточно, — возразила она и, поскольку он не проявлял намерения воспользоваться их близостью, закрыла глаза, наслаждаясь моментом.

Ведь она лежала в объятиях Бена, прижимаясь к его горячему, сильному телу, и страшная реальность отступала перед ее любовными фантазиями, как волны, разбивающиеся о скалы. Утопая в них, она почувствовала, как тяжелеют веки, и попыталась держать глаза открытыми. Ее усилия оказались напрасными, и она стала засыпать у него в руках. В ее сознании смутно мелькнула мысль, как было бы хорошо, если бы он занялся с ней любовью… Но нет, не сейчас, когда ей слишком тепло и уютно лежать у него на груди.

Лежа в полной темноте, прикованный за ногу к кровати, как опасный хищный зверь, совершенно беспомощный, Бен держал в своих объятиях спящую мисс Шарлотту Уэллс и поражался тому, как судьба отводит его непокорное тело от того, чего оно так жаждало. Не родись он в бедности, да еще с клеймом незаконнорожденного, он мог бы полюбить такую же истинную леди, как Шарлотта, — если бы в юности не дал себе той опрометчивой клятвы. Но если бы он был совершенно другим человеком, что тогда? Нечего мечтать о невозможном, к тому же Шарлотта не знает, какая черная у него душа, какой тяжелой была борьба за то, чтобы вырваться из той жизни, куда его снова пытаются затащить. До убийства они с Китом никогда не опускались, но несколько раз могли серьезно нарушить закон. Так мог ли он ожидать, чтобы его полюбила эта необыкновенная женщина? Даже если бы смерть им не грозила, он не позволил бы ей распорядиться своим будущим с таким преступным легкомыслием.