— Спасибо, Маурицио, но я лучше выпью воды, если ты не возражаешь.

Маурицио покачал головой.

— Возражаю. Только не сегодня. Неужели ты лишишь меня удовольствия выпить с одной из четырех моих любимых невесток? Если ты не хочешь выпивши садиться за руль, то сегодня можешь переночевать здесь.

На лице Натали появилось такое выражение, что стало понятно — ночевать в «Маринелле» я останусь только через ее труп.

Маурицио взял в каждую руку по бутылке и показал мне.

— Выбирай.

— Тогда налей мне красного.

— Прекрасный выбор, дорогая. Прекрасный выбор. — Маурицио наполнил мой бокал. — Должен тебе сказать, Оливия, что ты сегодня прекрасно выглядишь.

Я подняла бокал.

— А ты, Маурицио, сегодня врешь как сивый мерин.

Внимательно прислушивавшуюся к нашему разговору Натали даже передернуло от такой фамильярности. Но сам Маурицио весело рассмеялся и нежно обнял меня.

Я обернулась к Стефано и подняла бокал за Фабио, который принимал заслуженные комплименты своим кулинарным талантам. Напротив Маурицио, на другом конце стола сидела Анжела, как всегда сдержанная и спокойная. Ее искренне радовало, что уже в который раз удалось собрать всю семью вместе, и даже мое присутствие не могло испортить ей настроение. Она решила не обращать внимания на эту ложку дегтя в бочке меда.

Дети вскоре забыли о том, что из-за отсутствия дяди Луки сегодняшний сбор семьи должен быть несколько печальным, а по мере того как опорожнялись бутылки с вином и опустошались тарелки с едой, об этом стали забывать и взрослые. Голоса за столом становились все громче, и постепенно все окончательно расслабились. Даже Натали.

Я была рада тому, что моим соседом по столу оказался Стефано. Среди братьев Феликоне он был интеллектуалом. Высокий, худой, с крупным носом, широкой улыбкой и добрым сердцем, Стефано больше других братьев был похож на своего отца. Он получил докторскую степень и преподавал в Лондонском университете. Проживая в одном городе, мы с Лукой много времени проводили со Стефано, Бриджет и их детьми. Бриджет тоже была очень славной. Ужасная фантазерка, она носила сережку-гвоздик в ноздре и любила вспоминать о своей бурной молодости. Она хранила фотографии марша-протеста против крылатых ракет в Гринэм Коммон, и ее несколько раз арестовывали за участие в демонстрациях. Она протестовала против всего — против вырубки деревьев, против депортации нелегальных иммигрантов, против экспорта говядины и тому подобное. Стефано обожал свою жену, она отвечала ему взаимностью, и у них были прелестные дети. Бокалы снова наполнили, и официанты поставили перед нами небольшие мисочки с макаронами, заправленными нежнейшим, невероятно вкусным соусом. Стефано и Маурицио наперебой ухаживали за мной, не позволяя ни на секунду погрузиться в свои мысли или почувствовать себя одинокой.

К тому времени как принесли мясо, я уже настолько наелась, что даже смотреть на него не могла, хотя украшенное блестящими от оливкового масла темно-зелеными листьями салата, зернышками граната и дольками апельсина блюдо было весьма живописным. А потом Стефано поправил очки и спросил меня, когда я собираюсь вернуться в Лондон.

— Нам тебя не хватает, Лив. Ты должна вернуться, — сказал он. Даже не глядя на противоположную сторону стола, я почувствовала, как напряглась Натали, прислушиваясь к нашему разговору.

— Не сейчас, — ответила я, накручивая на вилку лист салата. — К тому же на прошлой неделе мне звонили из агентства. Они уже сдали дом. Так что мне в любом случае некуда возвращаться.

— Что значит — некуда? — удивленно спросил Стефано. — Ты можешь жить у нас. Конечно, мы будем третировать тебя и обращаться, как с бедной родственницей, наши дети настоящие маленькие монстры, к тому же в нашем доме никто не убирает за собой в туалете, но мы будем очень тебе рады.

— Заманчивое предложение.

— Я серьезно, Лив. У нас большой дом. Никто не будет покушаться на твое жизненное пространство. Можешь там хоть свинарник устроить.

— Спасибо, Стефано. Я тебе очень благодарна. Честно. Но мне необходимо некоторое время пожить здесь.

Лаура что-то рассказывала Натали, и та делала вид, что слушает, но по наклону головы и выражению лица было понятно, что ее гораздо больше интересует наш разговор со Стефано.

— Понятно, — Стефано нахмурился и кивнул. — Я понимаю, что тобой движет, Лив. Но когда-нибудь тебе придется подвести черту под прошлым.

Я молчала, рассматривая свою тарелку.

— Мы понимаем твое горе, — продолжал Стефано. — Но все хорошо в меру. Наступает момент, когда чрезмерное погружение в воспоминания начинает угрожать психическому здоровью.

Я допила свой бокал и снова наполнила его.

— Не пытайся обрести счастье в прошлом, Лив. Ты должна жить дальше. Отбрось от себя все, что связано с этим городом. Уезжай отсюда.

Мне становилось все труднее игнорировать встревоженный бегающий взгляд Натали.

Стефано наклонился ко мне и прошептал на ухо:

— Возвращайся к нам, Лив. Мы позаботимся о тебе. Если ты останешься здесь, если будешь продолжать делать то, что делаешь сейчас… Пойми, пострадать могут все. И прежде всего Марк.

У меня перехватило дыхание. Во рту пересохло.

— Что ты имеешь в виду?

— Ничего. Просто я волнуюсь. Мы все волнуемся. Марк постоянно исчезает из дома. Он ни с кем не разговаривает. Ты напоминаешь ему о Луке. Он сам нам сказал. Когда ты находишься так близко, ему вдвойне тяжело. Да и тебе тоже тяжело, малышка. Я же вижу. Мы волнуемся за вас обоих.

К своему ужасу, я почувствовала, как мои глаза наполняются слезами. Я не смогла сдержаться, они сами покатились по щекам и закапали на скатерть. Я вытерла лицо рукой и покачала головой.

Прохладная рука Стефано успокаивающе легла на мою.

— Я пыталась освободиться от Луки, но у меня ничего не получилось. И не получается, — сказала я.

— Может быть, стоит попытаться еще раз.

Я кивнула. Я чувствовала, что у меня начинается приступ клаустрофобии. В комнате было жарко, верхний свет выключили и вместо него в дальнем конце комнаты, возле камина, зажгли разноцветные фонарики. Дети включили караоке, и к неописуемому восторгу семейства горланили песню «Любой, у кого есть сердце».

— Прости меня, — прошептал Стефано, накрывая мою руку своей. — Я не хотел тебя расстраивать.

Я покачала головой.

— Ну что ты, Стефано. Дело не в тебе. Честно.

Громовой шепот Натали перекрыл гул голосов и пение детей.

— Вы только посмотрите на нее — наша вечно пьяная примадонна снова на сцене.

Лаура, которой была адресована эта реплика, вспыхнула и начала теребить свою салфетку.

Я почувствовала, как напрягся Стефано. Встав со своего места, он перегнулся через стол и тихо, но отчетливо произнес:

— Прекрати, Натали. Оставь Оливию в покое.


Позднее, когда мы убирали со стола, Марк спросил, о чем мы со Стефано говорили.

— Он считает, что я должна вернуться в Лондон, — ответила я. — Здесь все так считают.

— Нет, — испугался Марк. — Ты не должна, ты не можешь, только не сейчас!

— Он думает, что из-за моего присутствия в Уотерсфорде тебе тяжелее пережить смерть Луки.

— Если бы тебя здесь не было, я бы вообще сошел с ума, — Марк посмотрел мне в глаза. — Ты не должна бросать меня.

— Не волнуйся, — успокоила я его. — Я никуда не уеду.

Глава 16

Кабинет профессора находился на втором этаже здания исторического факультета. Это была большая комната с высоким потолком, которая, наверное, раньше служила гостиной. По периметру потолка шел лепной карниз, а сверкающая люстра свисала из центра огромной лепной розетки. Стены были увешаны видами Уотерсфорда разных лет. Я сразу заметила пейзаж, написанный в то время, когда город был еще совсем маленьким, и на том месте, где сейчас дом Анжелы и Маурицио, паслись овцы.

Впустив меня в кабинет, профессор вернулся за свой большой старомодный стол, на котором, радуя глаз, громоздились кипы книг и бумаг. Пол тоже был завален книгами и бумагами. К столу была прилажена пробковая доска, которую в три слоя покрывали бумажки с записями, сообщениями и списками неотложных дел.

В углу комнаты, под тремя высокими подъемными окнами, стоял еще один стол, поменьше, с выцветшими картонными папками и старым пыльным компьютером.

Я села на потертый кожаный диван, оказавшийся мягким и невероятно удобным. На ковре, который последний раз пылесосили неизвестно когда, стояли немытые чашки из-под кофе. В солнечном луче, пересекавшем комнату, плясали пылинки.

Профессор откашлялся, потер щеку и произнес:

— Итак, хм, да…

Я сидела, сложив руки на коленях, и улыбалась. Я изо всех сил старалась выглядеть, как настоящий ассистент. Моей целью было произвести впечатление умной, рассудительной и серьезной особы.

— Вы интересуетесь историей? — с американским акцентом спросил профессор. Это был высокий смуглый красивый мужчина всего на несколько лет старше меня.

— Да, — ответила я и подумала о том, что подтвердить это голословное утверждение мне нечем.

— Это хорошо, — сказал профессор. — Хорошее начало. Хотите кофе, э-э… мисс…

— Феликоне, — подсказала я. — Вообще-то я миссис. Я с удовольствием выпью кофе. Черный, без сахара, пожалуйста.

— Вы очень четко выражаете свои мысли, миссис Феликоне.

— Да.

Я потупилась и стала рассматривать свои руки.

Выйдя из-за стола, профессор обошел меня, просунул голову в двери и попросил девушку из приемной сделать кофе. После этого он вернулся на свое место. Казалось, он не имел ни малейшего представления, о чем меня спрашивать.

Я решила ему помочь и проявила инициативу.