Король дал сигнал старшему егерю. Тот, одетый в цвета леса – коричневый и зеленый, с большим луком и колчаном за спиной, снял с плеча изящный рог и протрубил начало охоты. Собаки зашлись в радостном лае, и придворные пришпорили коней. Фульк отогнал тележку к краю дороги и, опершись на вилы, наблюдал за королем и его свитой.

К счастью, ослик оказался таким старым и спокойным, что его можно было принять за мертвого. Он едва обратил внимание на собак, которые суматошно пробегали мимо. Один жесткошерстный терьер, учуяв любопытный запах, обследовал шоссы Фулька и поднял заднюю ногу. Фульк с трудом сдержал желание пнуть мелкого пакостника, чтобы тот отлетел подальше, и усилием воли сохранил на перепачканном углем лице терпеливое выражение.

Мимо поскакали дворяне. Скинув колпак, Фульк встал на колени и, чтобы спрятать лицо, направил взгляд в землю.

– Храни тебя Бог, милорд король! – крикнул он и подумал, что, кроме Бога, никто больше королю и впрямь не поможет.

Иоанна позабавил и умилил этот выкрик.

– И тебя тоже храни Бог! – ответил он и потянулся к плащу.

Что-то сверкнуло в воздухе, и послышался глухой стук. Серый конь поскакал дальше. Фульк уставился на круглую фибулу, приземлившуюся на мягкую почву возле его коленей. Фибула была серебряная, с выгравированными по краю именами волхвов, пришедших, чтобы поклониться младенцу Иисусу. Наверняка она предназначалась для защиты от падучей. Фульк знал, что у Иоанна к плащу всегда приколото несколько лишних фибул, специально для таких случаев. И вот надо же, одну он подарил простому угольщику. При всех недостатках Иоанна никто не мог бы обвинить его в скупости даже по отношению к низшим сословиям королевства.

Уильям Солсбери задержался, поправляя стремя, и когда Фульк встал, сжимая брошь в руке, их взгляды встретились, и в глазах у графа забрезжил огонек узнавания. Уильям предостерегающе покачал головой.

– Глупец, что вы здесь делаете? – шепотом изумился он. – Вы что, не понимаете, как это опасно?

– Разве вы ради своего брата не сделали бы то же самое?

Солсбери глянул вслед охотничьему отряду:

– Не уверен.

– Где Уилл? Как его охраняют?

– Неужели вы рассчитываете, что я вам это скажу?

– Все равно узнаю, – пожал плечами Фульк.

Солсбери поморщился и посмотрел на дорогу, в сторону удаляющихся всадников, словно одной силой мысли хотел перенестись к ним. И сдался:

– Уилла держат в одном из складов во дворе замка, рядом с кухней. Больше ничем помочь не могу.

Дернув поводья, он пришпорил жеребца и поскакал догонять остальных.

Фульк приколол фибулу к рваной котте, на которой драгоценность смотрелась неуместной роскошью.

– Слышал? – спросил он.

Гора угля чуть шевельнулась, словно снизу работал крот.

– Слышал, – раздался приглушенный голос Филипа. – А что это был за шум?

– Король отправляется на охоту. – Фульк перешел к переду повозки и щелкнул языком, обращаясь к несговорчивому ослику. – Лучшего момента не будет.

Фульк привел свою повозку с углем во двор и под скучающими взглядами двух стражников потащился дальше, к зданию кухни. Древесным углем топили камины в комнатах, но он находил применение и в кухнях, где для приготовления соусов и разных изысканных блюд требовался ровный огонь в печи.

Слуги готовили еду к возвращению хозяев. Охотники взяли с собой огромное количество провизии, но всем известно, как разыгрывается аппетит после целого дня пребывания на свежем воздухе. Стражники сели наблюдать за дорогой и, чтобы скоротать время, затеяли какую-то бессмысленную игру в кости. Служанка вынесла им кувшин сидра и хлеб с сыром на деревянном блюде. Одна из кухарок сунула Фульку горячий сдобный пирожок и налила в рог эля.

– А где Осберт? – спросила она и скрестила руки на груди, готовая сесть рядом и посплетничать.

– Какие-то дела у него, – угрюмо ответил Фульк. – Вот я и предложил Осберту съездить вместо него. – Он откусил большой кусок пирожка.

– А тебя как зовут?

– Уорин, – сказал он с набитым ртом и сменил тему: – Я тут сейчас короля видел, он на охоту поехал. Фибулу мне подарил.

Показывая кухарке украшение, Фульк быстро глянул на приземистый, крытый соломой сарай возле кухонь. У двери на скамейке дремал стражник, опершись на копье.

– У вас тут что-то важное охраняют, что ли? Королевские сокровища? – Он ухмыльнулся, давая понять, что шутит, доел пирожок и вытер жирные руки о котту.

Кухарка покачала головой:

– Да нет, всего-навсего браконьера какого-то. Лесничие его вчера утром поймали, к югу отсюда.

– Значит, вешать будут? Боятся, как бы не сбежал?

– Говорят, он важная птица, – пожала плечами женщина.

– Вот как? – Фульк отхлебнул эля.

– Вроде как опасный разбойник, но, по мне, на опасного не похож: уж так его лесничие отделали – смотреть жалко.

Тут кто-то окликнул ее из кухни, и она вернулась внутрь. Фульк тихонько выругался: одновременно с облегчением, что болтушка ушла, он испытал тревогу за Уильяма. Ведь если брат и впрямь сильно избит, это осложнит их побег. Фульк глянул мимо двери, за которой скрылась кухарка, вдоль грязной тропинки, что вела мимо свиного загона и навозной кучи к черному ходу, закрытому плетеными воротами.

У главных ворот часовые все так же сидели лицом к входу и были полностью поглощены игрой. Фульк слышал их добродушный смех и молил Бога, чтобы не пришлось никого убивать.

– Можете вылезать, – сказал он, повернувшись к тележке, – но пригнитесь. У темницы сидит стражник, и еще двое у ворот. Этим повезло, что они нас не видят.

Куча угля снова зашевелилась, и стал виден слой попон. Под ними скрывалось полдюжины вооруженных до зубов людей Фулька.

Он быстро изложил свой план скорчившимся в повозке воинам:

– Там, если идти мимо навозной ямы и свиного загона, будет черный ход. Через него будем отходить. – Отдав распоряжения, он направился к дремлющему часовому и непринужденно сказал: – Я слышал, приятель, у тебя тут пленник.

– А тебе какое дело?

Солдат поднял голову, и черная пыльная рука Фулька опустилась ему на нос и рот, перекрывая воздух. Последовала короткая борьба. Подоспел Филип, схватил ключи с пояса часового и отпер дверь темницы. Когда Фульк втащил караульного внутрь, Филип сдернул у него с головы шлем, натянул на себя, сел на трехногий табурет и, опираясь о копье, притворился, что дремлет. Если кто-нибудь из охранников подойдет поближе, обман раскроется, но издали все выглядело как обычно.

Фульк ногой закрыл дверь и снял нож с пояса упирающегося солдата.

– Если будешь сопротивляться, я тебя убью, – пригрозил он, приставив нож к его шее. – Представляешь, как огорчатся твои жена и дети? А ведь умирать тебе совсем нет необходимости.

Часовой продолжал бороться, но уже с меньшим упорством. Фульк провел ему по горлу клинком.

– Последнее предупреждение, – сказал он.

Дверь снова открылась, и внутрь скользнул Ален. Быстро и молча расстегнул часовому ремень и связал ему руки. Кляп сделали из плотно скрученной обмотки.

Уильям, сидевший на лавке и в изумлении таращившийся на них широко раскрытыми, насколько позволяли синяки, глазами, встал и протянул братьям закованные в кандалы руки.

– Освободите меня от этой гадости! – охрипшим голосом попросил он.

Ален сел сторожить дверь, а Фульк подобрал с пола ключи, выпавшие при потасовке, и открыл ручные кандалы. Потом сковал ими лодыжки часовому.

– Я знал, что ты придешь! – воскликнул Уильям. – Как же иначе!

– Потом поговорим, – отрезал Фульк. – Ехать можешь?

При виде избитого и покрытого синяками брата он весь вскипел от гнева на тех, кто такое сотворил.

– Придется, – кивнул Уильям. – Куда ж я денусь! – Он жутковато ухмыльнулся, так что раненая губа треснула, и из нее начала сочиться кровь. – Представляешь себе лицо Иоанна, когда он узнает, что вы меня вытащили из его когтей? Вот потеха будет!

– Потеха? – изумился Фульк. – То есть для тебя это просто очередное приключение, лишний повод досадить Иоанну? – Он строго посмотрел на Уильяма.

– Но… – смутившись, начал тот.

– Господи, Уилл! Ты рассуждаешь как ребенок, а не как взрослый человек. Пора уже стать серьезнее.

– Оставь при себе свои нотации! – огрызнулся Уильям.

– Чтобы ты и дальше вел себя по-прежнему? Один Бог ведает, что ты выкинешь в следующий раз. Говоришь, ты знал, что я приду? Надо было оставить тебя тут посидеть подольше!

– Ну так давай, еще не поздно! – Уильям сделал движение, словно бы что-то энергично отшвырнув от себя. Показалась полоска натертой кандалами кожи на запястье. – Оставь меня в покое. Пусть Иоанн меня повесит, тогда тебе больше не придется обо мне беспокоиться!

– Прекратите! – взмолился Ален. – Нашли время ссориться! Нам нельзя медлить.

Фульк усилием воли подавил гнев и досаду. Он смотрел на Уильяма, на его упрямо вспыхнувшие глаза, на раскрасневшиеся скулы.

– Иди сюда! – Фульк положил руки брату на плечи и заключил его в крепкие объятия.

Уильям поначалу замялся, но потом тоже стиснул закопченную котту Фулька с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Из горла его вырвались сдавленные рыдания.

– Ну хватит, – помолчав, сказал Фульк тоже неровным от волнения голосом. – Впереди долгая дорога домой.


Тревогу подняли только спустя добрый час. Сперва стражники у ворот ничего не заподозрили, увидев рядом с сараем пустой табурет. Рядом была кухня, и они решили, что их товарищ отлучился ненадолго, чтобы подкрепиться и выпить, или, может, пошел облегчиться. Когда все-таки удосужились проверить, было уже поздно: птичка давно упорхнула.

Иоанн вернулся с охоты в приподнятом настроении. После отчаянной погони они завалили знатного оленя. Правда, две борзые оказались убиты, но не самые лучшие, так что их легко можно было заменить. Остальные собаки получили в награду сердце, печень и внутренности оленя, только что вырезанные из туши, окровавленные и еще дымящиеся. Добычу несли четыре человека, привязав копыта оленя к ясеневому древку копья. Роскошные рога при каж дом шаге охотников стукались о землю. Иоанн вытряхивал кусочки сломанных веточек из гривы своего жеребца и оживленно обсуждал подробности с Солсбери. Так они и въехали во двор.