– Ха! Архиепископ не возражает! – фыркнул ле Вавасур. – Да у него свой корыстный интерес: хочет держать под контролем земли покойного братца, которые достались тебе в наследство.

– А у вас, я так понимаю, нет никаких интересов? Вы, будучи сострадательным отцом, лишь бескорыстно проявляете заботу о скорбящей дочери? – едко поинтересовалась она.

Робер подбоченился:

– Представь себе, именно родительская забота заставляет меня беспокоиться о том, чтобы твоим богатством распоряжались должным образом.

– Я сама в состоянии распоряжаться наследством и, повторю еще раз, не желаю жить в вашем доме. Не хочу, чтобы вы мной управляли. – Мод поджала губы.

– Пока ты снова не выйдешь замуж, твое наследство находится под моим попечительством, как и ты сама. – Его покрасневшая лысина заблестела. – Ты будешь делать, как я скажу, и точка!

Отец и дочь злобно смотрели друг на друга. Они находились сейчас в архиепископском дворце, в маленькой комнатке, вход в которую закрывала портьера. Тяжелая ткань хоть и приглушала голоса, но не могла скрыть от священников, чиновников и монахов, снующих вдоль коридоров по своим делам, что внутри происходит ожесточенный спор.

Мод понимала, что ее загнали в угол, и от этого вела себя еще более дерзко.

– Я воспользуюсь правом церковного убежища, – пригрозила она.

– Ты этого не сделаешь! – захлебнулся от гнева Робер.

Продолжать спор было бессмысленно. Мод пошла было к выходу, но отец крепко схватил ее за руку – она подумала, что теперь, наверное, останется синяк, – и рывком развернул к себе.

– Заруби себе на носу, я заставлю тебя держаться с отцом почтительно! – прошипел он ей в лицо. – Изволь демонстрировать по отношению ко мне любовь и уважение, как и подобает благонравной дочери!

Мод побледнела.

– Нельзя получить то, чего не существует в природе, – процедила она. – С какой стати мне любить и уважать вас, батюшка? Вы вытирали ноги о мою мать, пока та не умерла. Я хоть и была тогда еще ребенком, но глаза-то у меня имелись. Единственная моя ошибка состояла в том, что я считала, будто так устроен весь мир! Но Теобальд показал мне, что не все мужчины издеваются над теми, кто не может за себя постоять. Он выпустил меня на свободу, открыв клетку, и теперь я не собираюсь входить в нее обратно.

Резким движением она высвободилась и, отбросив в сторону портьеру, чуть ли не бегом направилась в главный зал, чтобы только не оставаться один на один со своим мучителем. Ее провожали любопытные и неодобрительные взгляды окружающих. Мод подавила рыдания, вызванные отчасти гневом, а отчасти жалостью к себе. Конечно, в самом крайнем случае Хьюберт Уолтер защитит ее, однако она не хотела целиком полагаться на него. Да, архиепископ очень любил своего старшего брата Теобальда, ее покойного мужа, но нельзя забывать, что Хьюберт крайне честолюбив и наверняка преследует свои интересы, которые вполне могут идти вразрез с ее собственными. Мод понимала, что архиепископ был в какой-то степени и человеком Иоанна, хотя и тут он в первую очередь беспокоился об удовлетворении своих личных амбиций.

Отец вышел из комнаты все с тем же угрожающим видом. Мод ускорила шаг, чтобы увеличить расстояние между ними. «На открытом пространстве отец не решится меня ударить», – твердила она себе, но все равно чувствовала робость. К залу примыкала гостевая комната для женщин, и Мод поспешила туда.

Внезапно по залу, отдаваясь эхом, разнеслись звуки фанфар, и герольд выкрикнул приказ: всем преклонить колена перед королем и королевой Англии. Пока присутствующие исполняли повеление, Мод пробежала последние несколько ярдов, отделявшие ее от гостевой комнаты, и скрылась под ее защитой: здесь молодая женщина была в неприкосновенности. Закрыв за собой тяжелую дубовую дверь, Мод привалилась к ней, тяжело дыша. Железные заклепки больно впивались в спину.

Казалось, где-то совсем рядом кружит стая волков, и все они хотят сожрать одинокую беззащитную вдову. Мод невольно разозлилась на Теобальда за то, что он умер и оставил ее, но тут же устыдилась своих чувств.


Обсудив с Хьюбертом Уолтером государственные дела, главным из которых была неотложная необходимость возвращаться в Анжу, где назревал бунт, Иоанн решил развеяться и перешел к другой теме.

– С прискорбием услышал о смерти вашего брата, – проговорил король. – Он честно служил мне, и я тоже любил его.

– Это большое горе для меня, – сказал Хьюберт. – Мы с Теобальдом с самого детства были очень близки. Вместе росли в Норфолке, а потом служили у Ранульфа де Гланвиля. Кажется, что это было только вчера.

Иоанн кивнул. Он сидел на обложенной подушками скамье в частных апартаментах Хьюберта. Через толстое серое стекло было не очень четко видно строительство, полным ходом кипящее за окнами. Для архиепископа и его приближенных, не щадя средств, возводили грандиозных размеров новый зал с колоннами. Одновременно с прибытием Иоанна доставили очередной груз – колонны из пербекского мрамора, розово-черного, как кровяная колбаса. Иногда Иоанн задавался вопросом: кто из них король Англии, он или Хьюберт Уолтер?

– Насколько я понимаю, его вдова искала защиты под вашей крышей, – вкрадчиво произнес он и потянулся за серебряным кубком с вином. Судя по вкусу и светло-золотистому оттенку – рейнским, и весьма недешевым.

– Да. Леди Мод в настоящее время гостит в Кентербери, – спокойно ответил Хьюберт.

– Полагаю, она может сейчас составить себе необычайно выгодную партию. – Иоанн смаковал вино, наслаждаясь смесью терпкого и мягкого вкусов.

– Так и есть, сир. Но со дня смерти моего брата прошло менее двух месяцев, и леди Уолтер еще пребывает в глубоком трауре.

– В глубоком трауре? – фыркнул Иоанн. – Господи, да он ей по возрасту в деды годился. И вообще, жизнь продолжается, а вдова вашего брата нуждается в защитнике.

– У нее их двое: я и ее отец. Разумеется, сир, было бы желательно, чтобы Мод, когда придет время, снова вышла замуж – и за достойного человека.

Иоанн погладил бороду:

– Согласен. В моем ближайшем окружении есть несколько баронов, которые составили бы хорошую пару леди Уолтер.

Он увидел, как в глазах архиепископа промелькнула тревога, и почувствовал злорадное удовлетворение. Напрасно Хьюберт Уолтер думал, что сам может все устроить. Ничего, он заберет у него из-под носа прелестную вдовушку и подыщет ей мужа по своему усмотрению, чем преподаст хороший урок этой старой бочке сала. Да и брачная пошлина, которую заплатит счастливый жених, пойдет в казну Иоанна, а не осядет в Кентербери.

– Разумеется, мы поговорим об этом позднее, когда придет время, – со звериной ухмылкой заключил король.


Женская часть замка оказалась вовсе не таким надежным убежищем, как ожидала Мод. К ним нагрянула королева Изабелла со всей своей свитой и, разумеется, сразу же оказалась в центре внимания. Мод она поприветствовала чисто формально, давая понять, что находит ее присутствие утомительным, хотя и соблаговолила проговорить сухие слова соболезнования по случаю кончины Теобальда.

– Но все-таки, – прибавила Изабелла, забрасывая за плечо светлую косу, – он был старик, и очень скучный. Может быть, в следующий раз вам повезет больше.

– Мадам, я искренне любила своего мужа, – ответила Мод, всеми силами сдерживаясь: ну до чего же ей хотелось сбить самодовольное выражение с лица этой избалованной девчонки. – Если бы вы знали лорда Уолтера так, как знала я, вы не назвали бы его скучным. Сомневаюсь, что когда-либо найду лучшего мужа, даже если мне, как вы изволили выразиться, и очень повезет.

Изабелла едва заметно повела задрапированными в роскошный шелк плечиками.

– Я лишь пыталась вас утешить, – сказала она и отвернулась, моментально забыв про собеседницу, как забыла бы про пылинку, которую стряхнула с одежды.

Борясь с подступающими слезами, Мод уселась на скамью под оконным проемом. Устало прислонившись головой к стене, рассеянно скользнула взглядом сквозь открытые ставни: за окном вовсю кипело строительство. Металлический звон долота о камень и веселая перебранка каменщиков отдавались у нее в ушах.

Во двор замка въехали два торговца и что-то спросили у одного из священников. Их украшенные тесьмой котты спокойных глубоких цветов – темно-зеленая и темно-фиолетовая – выглядели солидно и богато. От солнца лица всадников защищали широкополые шляпы вроде тех, что носят пилигримы; у обоих были кожаные фляги и квадратные торбы. Мод наблюдала за гостями, пока они не скрылись из виду, и в который уже раз пожалела, что не родилась мужчиной.


Хьюберт Уолтер изучал кипу документов, когда в его частные покои провели двух «торговцев». Он посмотрел на одного, потом – на второго и щелкнул языком:

– Долго же вы добирались!

Фульк припал на одно колено и поцеловал перстень архиепископа, потом поднялся и сделал шаг назад.

– Но теперь я здесь, – сказал он, выбивая из котты песок и пыль. – Где она?

Брови Хьюберта Уолтера поползли к высокому обрамлению тонзуры.

– Полагаю, в женских покоях, с королевой и ее фрейлинами, – столь же лаконично ответил он и пригласил гостей сесть. – Король и королева прибыли вскоре после полудня. Думаю, не надо объяснять, насколько опасно ваше присутствие здесь и для вас, и для меня. Вас запросто могут узнать, несмотря на этот маскарад.

Фульк понимал, что Хьюберт рискует не меньше, чем он сам.

– Я не собираюсь задерживаться ни на секунду дольше, чем это необходимо, – заверил он. – Но поскольку вы сами меня вызвали, то, полагаю, хотите мне помочь.

– Не то чтобы хочу, – с мрачным видом уточнил Хьюберт, – но мой долг – выполнить последнюю волю брата, и я искренне люблю свою невестку. Я не желаю, чтобы Мод продали, дабы потворствовать амбициям ее отца или удовлетворить похоть короля.

– Я никогда… – начал было Фульк, но архиепископ остановил его, подняв руку, и продолжил:

– С другой стороны, не пристало мне помогать человеку, который оскверняет аббатства, связывает непорочных братьев, словно рождественских каплунов, и богохульствует, переодеваясь в монаха.