Снег повалил сильнее. Снежинки были все такими же мягкими и нежными, как прикосновение любящей руки, но их стало больше; они кружились и танцевали, оседая в следы лошадиных копыт. С ног до головы укутанные белым, всадники, возникшие впереди на дороге, напоминали призраков. Звякая упряжью и кольчугами, они преградили Фицморису путь.

Губы Клариссы беззвучно сложили имя:

– Фульк!

Ее охватили радость и страх.

Гвин Фицморис вытащил меч.

– Ты опоздал, Фицуорин, не рассчитал время! – прорычал он. – Уиттингтон уже горит и сгорит дотла, а уничтожен он моей рукой.

Кларисса не знала, какое выражение приняло при этом страшном известии лицо Фулька, ибо большая часть его была скрыта от нее шлемом. Ей видны были лишь упрямо сжатые губы и плотно стиснутые челюсти, но она легко могла вообразить, каков был его взгляд, и чувствовала жаркой волной исходившее от него напряжение. Она незаметно высвободила ноги из стремян.

– Не я, а ты не рассчитал время, – отвечал Фульк. – Мне нет дела, сгорит ли Уиттингтон. И имей в виду: даже при поддержке всей валлийской армии, перешедшей границу, твоему войску не выстоять против моего.

– Говоришь, тебе нет дела до Уиттингтона? – ухмыльнулся Гвин. – Но это ложь!

– Я сказал, мне нет дела до того, что он сгорит, – твердо произнес Фицуорин. – Лливелин отступит, подобно морскому отливу, а когда это произойдет, я вновь отстрою замок в камне. Ты лишь расчистил мне землю. Так что мне, пожалуй, даже стоит тебя поблагодарить. – Он с издевкой наклонил голову.

– А как насчет твоей воспитанницы? Может, скажешь, и до нее тебе тоже нет дела? – Гвин показал на Клариссу.

И тут она одним стремительным движением отпихнула ногами стремена, соскочила с седла и помчалась к Фульку через разделяющее два отряда пространство. Испуганная кобыла взбрыкнула и лягнула коня Фицмориса, тот взвился на дыбы и понес. Кларисса слышала за спиной проклятия Гвина и удары копыт. Фульк рванулся вперед и отразил щитом удар вражеского меча. Кларисса запуталась в юбках, растянулась на снегу, перевернулась, потеряв накидку. Сильные руки подхватили девушку и потащили наверх – в седло Ральфа Граса.

– Вы в безопасности, миледи! – сказал он.

Но Кларисса едва услышала его: широко раскрытыми и полными отчаяния глазами она смотрела на сражающихся мужчин. В сгущающейся тьме трудно было различить подробности. Расплывчатые пятна снега и стали, белизна и чернота – все смешалось, образуя неясные тени, которые разбивались и снова обретали форму. Боевые кличи, крики раненых, топот копыт боевых лошадей. На снегу пятнами расплывалась кровь.

«Фицуорин!» – выкрикивало множество глоток, и со стороны казалось, что это завывает стая волков. Кларисса сжала кулаки и молилась. То и дело в отблесках пожара вспыхивал щит Фулька. Фицуорин сражался, словно демон, только что возникший из преисподней. Меньше всего сейчас его заботила собственная жизнь. Мимо проскакала лошадь, волоча за собой всадника, который, выпав из седла, запутался шпорой в стремени. Он потерял шлем, и в какой-то момент в голову человека угодило подкованное копыто лошади. Раздался тошнотворный треск ломающейся кости. Ральф неловко ухватил поводья. На взрытый копытами свежий снег легла длинная алая дорожка, которая вела к черной блестящей луже. Гвин Фицморис лежал на спине, широко раскинув руки. Светлые волосы были все в крови, а темные глаза неподвижно застыли. Рядом в нескольких футах валялся меч.

Когда валлийцы поняли, что их вождь мертв, то поспешно отступили, скрывшись в лесах за деревней. Кларисса попросила Ральфа спустить ее на землю и пошла к месту стычки, высматривая раненых. Уже окончательно опустилась темнота, ветер стал ледяным. Если кто-то серьезно ранен, ему не пережить эту ночь. Что ж, по крайней мере, мрачно думала Кларисса, у нее есть сок белого мака, чтобы облегчить несчастным уход из этого мира.

– Я приказал разбить лагерь во дворе замка, – сказал Фульк, когда она перевязала солдата, которому копьем проткнуло плечо. – Костры будут гореть, по крайней мере, до утра. – Его голос был ровным и жестким, а в глазах еще горел накал битвы. – Ну что там?

Кларисса отвела глаза:

– Смертельно раненных нет, но двое погибших.

– А все из-за того, что тебе пришла в голову блажь отправиться к знахарке! – рявкнул Фульк. – Стоило ли рисковать головой ради каких-то снадобий? – ледяным тоном спросил он и обвел взглядом поле боя.

– Я не могла знать, что валлийцы перейдут границу! – вспыхнула Кларисса, задетая его тоном, хотя понимала, что он прав.

Солдат с раненым плечом встал и тихо исчез.

– Ты знала, что такая возможность существует. Господи, Кларисса… Я всегда считал тебя рассудительной девушкой!

– Значит, вы ошибались. Между прочим, я отправилась к матушке Ранильде ради вас.

– Ради меня?! – изумился Фицуорин. – Ты и впрямь думаешь, что, навестив выжившую из ума старую каргу, чем-то мне поможешь?

– Матушка Ранильда вовсе не выжившая из ума карга! Она знахарка, и я хотела спросить у нее совета.

– Насчет меня? – продолжал недоумевать Фульк.

Кларисса старалась не смотреть ему в глаза:

– Я хотела, чтобы она сказала мне, как помочь вам пережить горе.

– Господи Иисусе, да сколько же можно вмешиваться в мою жизнь?! – взорвался Фульк. – Сперва ты постоянно приносила мне кубки с вином и чистую одежду. Теперь собралась лечить! Из-за твоих глупостей мы оба чуть не лишились жизни! Заруби себе на носу, безмозглая девчонка, я не нуждаюсь в няньках!

– Я хотела как лучше, но вы правы: не надо было мне ездить! – Лицо Клариссы пылало, и не только потому, что на нем отражалось пламя пожара. – И между прочим, я давно уже не девчонка – я взрослая!

Фульк выругался сквозь зубы и, как вихрь, умчался к горящему замку. Кларисса осталась на дороге одна: еще при первых признаках надвигающегося скандала все остальные быстро нашли себе какие-то важные дела. Снег стремительно падал, большие, как лебединые перья, снежинки кружились в воздухе. Клариссе захотелось сесть на свою кобылу и ускакать прочь, но это был лишь минутный порыв. Жара гнева и досады хватило бы, чтобы на некоторое время согреть ее, но чтобы продержаться долгую зимнюю ночь, этого было явно недостаточно. Кроме того, следовало немедленно заняться ранеными. И хотя Фульк только что обозвал ее безмозглой, Кларисса была девушкой разумной и ответственной.

Плотно запахнув плащ и подняв капюшон на подкладке из овчины, она пошла через темную снежную равнину в сторону Уиттингтона – к багровому погребальному костру.


Атака валлийцев была отбита, но цели своей они достигли. Спасти замок от уничтожения не представлялось возможным. Фульк бодрствовал, щурясь от дыма и снега. Он не мог заставить себя лечь и завернуться в плащ, как это сделали остальные, и согревался от ночного холода теплом гибельного огня, словно это был простой костер.

Он шел между горящими домами и думал о том, сколько ему в свое время пришлось выдержать, чтобы обрести Уиттингтон. Часть зала обвалилась, вызвав дождь искр. Ослепительные золотые точки помчались в ночь, двигаясь навстречу падающему снегу. Здесь, в этом замке, родились почти все его дети. Здесь он много лет назад спал с Мод на голом деревянном полу, мечтая о будущем. Каждая искорка была словно воспоминание, улетающее во тьму, чтобы никогда уже больше не возвратиться, и Фицуорин неожиданно почувствовал себя опустошенным. Наутро останутся лишь обугленные черные останки построек, курящиеся легким дымком, и ничто не будет напоминать о его прошлой жизни.

Внезапно подступила невыносимая тоска. В уме билась лишь одна-единственная мысль: все ушло, и ему самому тоже надо стать частью огня. Пошатываясь, как пьяный, он подошел к останкам большого зала и вытащил меч, как будто собирался бросить вызов врагу, притаившемуся в багровой глубине.

Краем глаза Фицуорин заметил движение и резко развернулся. По лезвию поднятого меча струился отблеск огня. Спустя мгновение Фульк опустил оружие.

– Уходи, – обессиленно произнес он, чувствуя, как внутри нарастает напряжение. – Я не нуждаюсь в твоем обществе, не желаю тебя видеть. Черт побери, женщина, оставь меня в покое!

Однако Кларисса пропустила это его приказание мимо ушей и встала между Фульком и огнем. Ее большие темные глаза решительно сверкали, а кулаки крепко стискивали ткань плаща.

– Я знаю, вам нужна Мод, – мягко сказала она. – Я бы тоже хотела, чтобы она была здесь. Чтобы подбодрила меня и подсказала, что делать, ибо я совсем потерялась и боюсь не справиться в одиночку. Я хочу, чтобы она была рядом с вами и поддерживала вас, но ее нет. Мод мертва, и Господь принял ее к себе. Отпустите ее.

Фульк почувствовал, как его рука взмахнула мечом. В глазах Клариссы вспыхнул страх, но она не сдвинулась с места. Сталь мелькнула в дюйме от ее горла, и тогда он перехватил рукоять меча и с ревом, полным боли и отчаяния, швырнул оружие в самое сердце огня – туда, куда только что хотел прыгнуть сам. А потом Фульк рухнул на колени в снег и безнадежно зарыдал. Он оплакивал не только Мод, но и свою потерянную жизнь.

Кларисса опустилась на колени рядом и заключила его в объятия. Сквозь изматывающие, рвущие душу рыдания, с которыми выходило его горе, Фульк почувствовал, как и она тоже, чуть тише, вздрагивает от плача, и краешком сознания услышал, как она шепчет, что все будет хорошо. Разумеется, не так, как прежде, ибо прошлого уже не вернуть, и тем не менее все будет хорошо.

Глава 44

Замок Уиттингтон, лето 1224 года


Камни с каменоломни проделывали немалый путь, добираясь к месту строительства нового замка: сперва путешествовали по реке Северн в Шрусбери, затем ехали на запряженной волами телеге, а потом тряслись в переметных сумах на пони. Сидя в седле, Фульк смотрел, как прибывают грузы, и чувствовал причудливую смесь радости и боли. Его конь запрокинул голову, и бубенцы на вплетенных в гриву алых лентах мелодично зазвенели.