— Расскажи о ней.

— Ну, мне кажется, она вам подойдет. Перед прошлым Рождеством Клэр сообщила, что у нее умерла мать. Она ухаживала за ней много лет. Знаешь, как это бывает… младшая дочь… ей ничего другого не оставалось. Все остальные живут своей жизнью, а ей приходится ухаживать за стареющими родителями… У нее еще есть сестра. Она вышла замуж и уехала за границу. Изредка дает о себе знать… В последнем своем письме Клэр высказывала предположение, что, возможно, ей придется искать работу.

— Если она твоя подруга…

— Она — моя дальняя родственница, кузина такой дальней степени родства, что мы и счет потеряли. Когда я в последний раз ее видела, ей было что-то около четырнадцати лет. Это было на похоронах одной из наших двоюродных бабушек. Она показалась мне такой покладистой девочкой. И уже тогда ухаживала за матерью. Так я напишу?

— Конечно, напиши!

— Если бы она смогла приехать до моего отъезда, я бы ввела ее в курс дела.

— Иви, ты — чудо. Среди всей этой суматохи ты еще находишь время думать о других. Пожалуйста, напиши ей. Если она твоя родственница, я уверена, что мы ее полюбим.

— Я напишу… сейчас же. Конечно, она могла себе уже что-то подыскать…

— Будем надеяться на лучшее.

* * *

Клэр Мэсси приехала уже через две недели после этого разговора. Она с готовностью приняла наше предложение, что привело Иви в неописуемый восторг.

— Это то, что вам нужно, и то, что нужно Клэр, — повторяла она, пребывая в состоянии полного блаженства. Она не только выходила замуж за своего возлюбленного Джеймса, но одновременно ей удалось пристроить свою дальнюю родственницу Клэр и выручить нас.

Мы с Иви в догкарте[5] отправились на станцию встречать Клэр, и я впервые увидела ее, стоящей на платформе в окружении нескольких дорожных сумок. У нее был такой потерянный вид, что я немедленно прониклась к ней симпатией. Интересно, как бы я чувствовала себя на ее месте, если бы мне предстояла новая жизнь среди совершенно незнакомых людей. К тому же ее единственная опора в лице кузины неопределенной степени родства должна была покинуть ее всего лишь несколько дней спустя.

Иви вихрем налетела на Клэр, и они обнялись.

— Кейт, это Клэр Мэсси. Клэр, Кейт Коллисон.

Мы пожали друг другу руки, и я заглянула в большие карие глаза. Гладко причесанные светло-каштановые волосы обрамляли бледное лицо в форме сердечка и были собраны на затылке в аккуратный узел. На голове — коричневая соломенная шляпа, которую украшала единственная желтая маргаритка, пальто тоже было коричневым. Мне показалось, она нервничала, опасалась что-нибудь сделать не так. Ей было лет двадцать восемь. Или около того.

Я попыталась ободрить ее и сообщила, что мы очень рады ее приезду. Иви нам столько рассказывала…

— О да, — оживилась она. — Иви очень добра.

— Мы можем отправить багаж с носильщиками, — начала Иви руководить ситуацией. — В этом случае мы втроем свободно разместимся в догкарте. Возьми с собой одну небольшую сумку. Только самое необходимое.

— Надеюсь, вам у нас понравится, — произнесла я.

— Конечно, понравится, — закивала Иви.

— Я очень надеюсь, что у меня получится…

Иви не дала ей закончить.

— Все будет отлично, — решительно заявила она.

По дороге мы беседовали о свадьбе Иви и ее скором отъезде.

— Хорошо, что вы успели на свадьбу Иви, — проговорила я.

Вот так мы доставили Клэр домой, а вскоре Иви вышла замуж. Мой отец был посаженным, священник провел церемонию венчания, после которой мы устроили небольшой прием в Коллисон-Хаус для ближайших друзей и соседей. А затем, в тот же день, молодожены отправились в путешествие, пунктом назначения которого была Африка.

* * *

Клэр быстро освоилась у нас. Она посвятила всю себя задаче угодить нам и делала это с таким усердием, что мы поняли: лучшей экономки не стоило и желать. Конечно же, до Иви ей было далеко, но мы убедили себя в том, что с Иви все равно никто бы не мог сравниться.

Она была необычайно мягкой, и с ней, как оказалось, очень легко ладить. Благодаря этому мы вдруг осознали, что, несмотря на все свои замечательные качества, Иви имела склонность подвергать критике всех тех, кто не соответствовал ее высочайшим стандартам… а в этот круг входили все окружающие, и в том числе мы…

Возможно, наш дом теперь выглядел несколько неухоженным. Возможно, слуги теперь не очень-то спешили прибегать на наш зов, да и вообще дисциплина значительно ослабла. И все же очень скоро мы привязались к Клэр и были безмерно счастливы оттого, что она к нам приехала.

Мой отец комментировал сложившуюся ситуацию следующим образом:

— Конечно же, нам было бы приятно пользоваться плодами труда высококвалифицированной экономки, но мы осознаем, что сами далеко не соответствуем столь высоким стандартам, поэтому возможность немного расслабиться позволяет нам наконец-то почувствовать себя на должной высоте.

И я была полностью с ним согласна.

Клэр быстро сходилась с людьми. Ближе других она, похоже, сдружилась с близнецами Кэмборн. Это позабавило моего отца. Он высказал предположение, что теперь Фейт будет заглядывать в рот не только Хоуп, но и Клэр.

— Отныне у нее две опоры, — добавил он.

Клэр с большим уважением относилась к нашей работе и испросила у отца позволение взглянуть на его коллекцию миниатюр. Это было довольно внушительное собрание. В основном оно состояло из Коллисонов, но помимо этого там была миниатюра Хиллиарда и две работы кисти Исаака Оливера, которые, по моему мнению, превосходили Хиллиарда, хотя и ценились намного меньше. Одной из самых ценных была работа французского художника Жана Пюсселя, ведущего миниатюриста Бургундского двора в Париже четырнадцатого века. Отец часто говорил, что эта коллекция является нашим семейным состоянием. Правда, ему и в голову не пришло бы продать хоть какую-нибудь из этих миниатюр. Они принадлежали семье на протяжении многих поколений, и отец намеревался сохранить их при любых обстоятельствах.

Карие глаза Клэр светились радостью, когда отец показывал ей наши сокровища, попутно объясняя различия между темперой и гуашью. Даже Иви не разбиралась в живописи и, как мне казалось, относилась к этому занятию несколько пренебрежительно. Если бы не тот неоспоримый факт, что отец зарабатывал таким образом на жизнь, она бы наверняка сочла данное ремесло совершенно недостойным.

Но Клэр по-настоящему интересовалась живописью и даже призналась, что сама пробовала писать маслом.

Было ясно, что Клэр является ценным приобретением для нашего дома. Слуги ее полюбили. Она была менее решительной, чем Иви, а это означало, что она не господствовала над ними и не имела склонности поучать всех подряд.

В Клэр сквозила какая-то трепетная женственность, смягчающая самые, пожалуй, суровые сердца. Слуги это хорошо чувствовали, и, хотя им, возможно, и не очень нравилось постоянно находиться под наблюдением вездесущей экономки, каковой в определенном смысле и являлась Клэр, все же они с готовностью помогали ей держать бразды правления.

Так она и вела наше хозяйство.

Клэр сильно отличалась от Иви. Прежде всего, она была мягче. И хотя ей недоставало умения Иви управлять людьми, это как-то не бросалось в глаза, поскольку речь шла о человеке, который так сильно и так искренне старался угодить.

Спустя некоторое время Клэр начала делиться со мной своими секретами. Когда она говорила о своей матери, ее захлестывали бурные эмоции.

— Я так сильно ее любила, — повторяла она. — Она была моей жизнью, потому что я ухаживала за ней на протяжении всей ее болезни. Ах, Кейт, не дай бог тебе когда-нибудь увидеть страдания близкого человека! Это душераздирающее зрелище, а в моем случае оно ведь длилось годами…

Я знала, что у нее есть старшая сестра, которая вышла замуж и уехала за границу. Их отец умер, когда Клэр была совсем еще маленькой. Мне показалось, мать безраздельно властвовала над ее жизнью, и, несомненно, эта жизнь была весьма тяжелой. А поскольку Клэр ко всему прочему еще и сама брала в руки кисть, то была счастлива оказаться в такой семье, как наша.

— Мама считала живопись пустой тратой времени, — как-то заметила Клэр.

Я догадывалась, что ее мать была тяжелым человеком, хотя Клэр этого никогда не давала понять и всегда вспоминала ее с любовью и нежностью.

В ней явственно ощущалось что-то от человека, вышедшего из тюрьмы на свободу и безмерно благодарного такому стечению обстоятельств, и это во многом обуславливало то, что мы с отцом были очень рады ее присутствию в нашем доме.

* * *

И тут поступил этот заказ.

Мой отец впал в состояние, близкое к панике. Он испытывал одновременно буйную радость и гнетущую тревогу.

Это был один из самых важных моментов его жизни. Ему предстояло принять решение, может ли он, в его нынешнем состоянии, взяться за эту работу.

Как только мы остались одни в студии, он мне все объяснил, держа в руках лист тисненой бумаги.

— Письмо от дворецкого замка Сентевилль. Это в Нормандии… недалеко от Парижа. Заказ исходит от владельца замка, барона де Сентевилля, хотя, разумеется, он отправил его через дворецкого. Судя по всему, барон собирается жениться и желает подарить свой миниатюрный портрет невесте, принцессе де Креспиньи. Если работа его удовлетворит, я должен буду посетить и саму леди с тем, чтобы запечатлеть и ее образ. Тогда, в соответствии с традицией, счастливые жених и невеста смогут обменяться миниатюрными портретами. Кейт, такой шанс выпадает всего раз в жизни. Если он останется доволен… если мои миниатюры попадут к этим людям… то вполне вероятно, что вскоре я буду писать портрет самой императрицы Евгении!

Его глаза сияли. На мгновение он забыл о своей болезни. Затем вспомнил, и радость на лице отца сменилась отчаянием. Я молча наблюдала за ним, и мое сердце разрывалось от жалости.