— Это не имеет значения, я вполне могу позаботиться о себе. — Алисия гордо вскинула голову и заторопилась вверх по широкой лестнице, радуясь уже тому, что тень скрывала ее лицо. Горячие слезы струились по ее щекам.

В гардеробной она обнаружила одежду из тканей, которые в разное время привлекали ее особое внимание в магазине. Ясно, что здесь не обошлось без длинного языка Бекки. Даже в сумеречном свете было видно, как они красивы. Трэвис предпочитал видеть ее одетой в яркие цвета, а не в те мрачные, которые она постоянно носила после смерти матери. Из вредности она выбрала самое темное платье цвета индиго с таким глубоким декольте, какого она никогда не носила. Она подозревала, что и другие платья мало отличаются от этого. Трэвис хотел одеть ее в соответствии со своим вкусом, однако уже завтра он будет жестоко разочарован. Бекки обязательно привезет ей платья из ее собственного гардероба.

Мягкая ткань облегала тело как вторая кожа. Но открытый лиф? Алисия с сомнением смотрела на него. Хотя в любом случае ей не придется долго носить эти наряды. Скоро эти платья на нее не налезут.

Если раньше Алисия думала об этом с радостью, то сейчас эта мысль вызывала у нее лишь сожаление. Как только Трэвис узнает о ее беременности, он будет ходить с напыщенным, как петух, видом, гордый от сознания, что добился своей цели. Она принадлежит ему, пока смерть не разлучит их. Постепенно она утратит и последние остатки гордости.

Нет, она постарается сохранить их как можно дольше. Она знала, как должна вести себя хорошая жена, умела управлять домашним хозяйством и готовить. Как всякая леди, она была обучена всем этим премудростям с детства. Даже если ей это не по душе, она превратит это место в настоящий дом, потому что здесь будет расти ее ребенок. Большего от нее нельзя требовать. Она уже доверилась однажды и была унижена. С нее хватит.

Позволив Трэвису возобладать над собой физически, Алисия заплатила за это чувством собственного достоинства. Теперь ему оставалось только опускать ее все ниже и ниже, пока она не превратится в пыль у его ног. Ее мать была права, когда порицала мужчин. Им нельзя доверять. Трэвис унизил ее один раз и унизит снова. Она унизила себя тем, что сошлась с ним. Будет нелегко, но, чего бы это ни стоило, нельзя допустить, чтобы это повторилось. Она будет неприступной, и ни один мужчина не сможет ее погубить.

Трэвис оторвал взгляд от огня, когда в кухню вошла Алисия. У него перехватило дыхание от красоты ее молочно-белых плеч, оттененных сверканием синего атласа. Ее шею украшал лишь выпавший из-под заколки локон, но и этого было достаточно. Трэвису хотелось вытащить все заколки и запустить пальцы в копну темно-каштановых волос, но, судя по ее ледяному взгляду, время для этого еще не настало. А может, и вовсе не настанет.

Трэвис указал рукой на грубо сколоченный стол, где были расставлены жестяные тарелки.

— У меня не было времени сделать этот дом жилым, но надеюсь, у тебя это непременно получится.

Алисии было все равно, будет ли обед сервирован на жести или на серебре и золоте. Важна только компания, а в его обществе у нее внутри образовывался кусок льда. Она не могла бы есть, какое бы аппетитное варево он ей ни предложил.

— Мои вещи из Филадельфии могут прибыть в любое время, а пока можно обойтись и так.

То, что она по крайней мере заговорила, уже было хорошо. Он достал бутылку и налил вино в две чашки. Алисия наполнила тарелки густым бульоном с кусками мяса и бобами.

Они ели молча: Алисия — очень мало, а Трэвис — с аппетитом долго голодавшего человека. Он не мог найти слов, чтобы извиниться за свое поведение, да и не видел особой нужды в этом. Он сделал то, что должен был сделать. Он сожалел о том, что огорчил ее, но в этом легче будет признаться после занятий любовью, когда их отношения не будут такими натянутыми. В предвкушении брачной ночи у него наконец-то повысилось настроение.

Пока они утоляли голод, на огне подогревалась вода, чтобы Алисия могла вымыть посуду, а Трэвис таскал наверх ведра с водой, наполняя кадку и кувшины для мытья.

Когда-нибудь он построит купальню и приучит Алисию получать удовольствие от мытья в ней. В эту же ночь, предвосхищая ее желание, он приготовит ей горячую ванну.

Трэвис решил великодушно предоставить Алисии время для того, чтобы она могла без стеснения помыться и немного расслабиться.

— Я пойду посмотрю на наших лошадей и отдам распоряжения моим людям на утро. Не беспокойся об огне. Я погашу его, когда вернусь.

Алисия кивнула в ответ и вытерла руки полотенцем. Она не покидала кухню, пока не убедилась, что Трэвис ушел. Тогда она быстро направилась наверх, в спасительную спальню.

За решеткой в камине плясали языки огня, от горячей воды в бадье шел пар. Поперек кровати на покрывале лежала ночная рубашка из тонкого газа. Как она догадалась, это был еще один подарок от супруга. Как обычно, он тщательно подготовил все необходимое для обольщения. Но на этот раз у него ничего не получится.

Алисия решительно заперла дверь на засов.

Трэвис вернулся через полчаса с надеждой, что вино и горячая вода сделали свое дело и Алисия смягчилась. Как бы там ни было, они теперь женаты. Им нужно только свыкнуться с этим. Тем более что в постели они никогда не чувствовали себя чужими.

Убеждая себя в этом, Трэвис с растущим нетерпением поднимался по лестнице, ведущей в спальню. Он представлял себе жену, уже одетую в ночную рубашку: мягкие складки ткани на высокой пышной груди, на тонкой талии и изящных бедрах, на длинных ногах, от которых он сходит с ума, когда они охватывают его бедра. Впереди целая ночь, чтобы заниматься с ней любовью, чтобы доказать ей, как глупо отказываться от того, что доставляет им удовольствие, и чтобы, если даст Господь, подарить ей ребенка, которого она так хочет. Это должно получиться, он сделает все, чтобы это получилось.

Когда Трэвис наткнулся на запертую дверь, он еще не знал, какое будущее ему уготовано. Он легонько постучал и позвал жену, надеясь, что Алисия, каким бы мечтам ни предавалась в ванне, услышит его голос. Не получив ответа, он постучал громче, потом, встревожившись, заколотил в дверь.

— Алисия, ты спишь? Отопри дверь, пожалуйста.

Трэвис услышал шорох в комнате и вздохнул с облегчением. Выбивавшаяся из-под двери полоска света погасла, и он услышал, как скрипнула под тяжестью Алисии кровать. Он продолжал тупо смотреть на запертую дверь, хотя было ясно, что Алисия не собиралась его впускать.

Однажды она уже закрывала перед ним дверь. Ему и в голову не приходило, что она вновь сделает это. Трэвис, не веря своим глазам, смотрел на прочную дубовую дверь, которую он предусмотрительно снабдил крепким засовом, чтобы их никто не беспокоил. Чтобы разрубить этот засов топором, понадобится целая ночь. Но он не станет опускаться до этого.

Проклиная все на свете, Трэвис отправился в кухню, к остывшему очагу. Надежда на бурную брачную ночь закончилась крахом.

Глава 33

На следующий день прибыла Бекки. Ей был оказан холодный прием. Алисия со злостью сметала скопившуюся за месяцы в холле пыль, Трэвис же приветственно хмыкнул и, взвалив на плечо ее сундук, понес в комнату.

Даже Бекки, при ее отнюдь не богатом воображении, не составило труда догадаться, чем вызвана подобная холодность. Слухи о похищении распространились быстро, и все строили догадки о том, что могло произойти в индейском стойбище. Нельзя так обращаться с такой леди, как Алисия. На этот раз Бекки была на стороне хозяйки, так что теперь каждое утро, когда Трэвис выходил из пустой комнаты, служившей ему спальней, он сталкивался с презрением двух женщин.

У Трэвиса не было особых причин жаловаться. Его жена вела себя вежливо и активно. Объединенными усилиями Алисии, Бекки и жены одного из его людей, вооруженных тряпками, щетками и скребками, из дома был изгнан дух холостяцкого запустения. По вечерам Трэвиса всегда ждал горячий обед. После того как прибыли заказанные Алисией продукты, в их рационе появились воздушные свежие буханки хлеба и пироги, от одного запаха которых рот Трэвиса наполнялся слюной. Он получал все, что требовалось для комфортного проживания, кроме одного. И это «одно» разъедало его изнутри, как коварная болезнь.

Алисия соглашалась сопровождать Трэвиса в поездках в индейскую деревню, чтобы проведать Хомасини, сидела рядом с ним в долгих утренних поездках в Сент-Луис при посещении церкви. На людях Алисия была неизменно приветливой и заботливой. Она вела себя так, как и следовало вести себя новобрачной, чем усугубляла неудовлетворенность Трэвиса.

Только вечерами у себя дома она позволяла себе открыто игнорировать его. Если Алисия первой отправлялась спать, Трэвис обнаруживал дверь в спальню запертой. Если же он пытался войти туда вместе с ней, она вдруг вспоминала о каком-то незавершенном деле на кухне и не уходила в свою комнату, пока не убеждалась, что он лег в свою постель. Как-то Трэвис решил дождаться ее в комнате, которая, как он полагал, станет теперь их общей спальней, но она всю ночь провела в кресле-качалке у кухонного очага. Больше таких попыток он не делал. Он не станет принуждать ее, не станет снова огорчать ее.

Раскалывая топором поленья во дворе, Трэвис признавался себе, что если Алисия хотела довести его до безумия, то не могла найти лучшего способа. Это было гораздо хуже ее отказов во время путешествия вниз по реке. Тогда он знал, что она пострадала от рук другого человека. В этот же раз он сам оттолкнул ее от себя.

Яростно разрубая дерево в щепки, Трэвис бормотал про себя ругательства. Ведь дело не только в этом. Тогда, на лодке, она пряталась от него и не искушала своими чарами. Сейчас же, когда они живут вместе, он постоянно может видеть ее в одной ночной рубашке, заваривающей чай на кухне, или его взгляд натыкается на упругие полушария ее грудей, когда она занимается уборкой. Даже плеск воды, когда она моется в спальне, приводит его в неистовство. Сам он мылся в ледяной речной воде.