Луиза Аллен - Лорд и своевольная модистка

Перед ужином Нелл успела принять ванну, переодеться и отдохнуть. Спустившись вниз, она увидела, что настроение у него снова переменилось. Более того, казалось, что вся семья повеселела. Состояние лорда Нарборо значительно улучшилось.

— Папе гораздо лучше, — прошептала Верити, беря Нелл под руку и уводя к дивану. — Я слышала, как он сказал Марку, что небольшая опасность всегда взбадривает, но ничего не поняла. Какая опасность? Если только он говорит не о том, что в Марка стреляли. По-моему, вряд ли такое способно взбодрить.

— Конечно, — пылко согласилась Нелл. — Но мужчин трудно понять… Они, возможно, говорят о крупной ставке на петушиных боях.

— О да, — согласилась Верити, которая обладала трогательной способностью думать обо всех и обо всем только самое лучшее. — Хорошо покатались?

За ужином вся семья оживленно беседовала, и у Нелл появилась возможность беспрепятственно погрузиться в собственные мысли. Она постепенно свыкалась с мыслями об отце. Она ведь и раньше догадывалась, что в прошлом с их семьей случилось что-то очень плохое. Теперь она все знала. Она даже не очень удивилась, когда узнала, как умер отец. Тогда она была еще слишком мала, чтобы что-то понимать, — взрослые обменивались намеками.

Итак, что делать, если лучшего друга обвинили в убийстве и, возможно, в шпионаже? Она внимательно наблюдала за лордом Нарборо, занятым разговором с Онорией.

Что сделает настоящий друг? Поможет обвиняемому бежать? Но что если жертва — тоже твой друг и ты искренне считаешь первого друга предателем? Честь запрещает помогать? Нелл понимала, что это возможно. Да, лорд Нарборо столкнулся с непростым выбором.

После ужина все перешли в салон, где Онория заиграла на пианино оживленный контрданс. Верити присоединилась к ней, и они дуэтом исполнили сентиментальную балладу, от которой леди Нарборо прослезилась. Даже Лорд Нарборо сложил доску для триктрака и просто слушал игру дочерей.

Графиня сыграла на пианино пьесу Моцарта, а потом сестры стали просить Маркуса спеть.

— А что же мисс Латам? — осведомился граф, вглядываясь в темный уголок, где пряталась Нелл. — Вы не сыграете для нас?

— Боюсь, что нет, милорд. Я не умею. — Она помнила, что у них в гостиной стояло пианино, но его давно продали.

— А петь умеете? — спросил граф.

— Да, — осторожно призналась она. — Но я очень давно не пела… — Она помнила, как они пели с мамой и Розалиндой и их голоса сливались, а все горести забывались в музыке. У мамы и Розалинды были красивые голоса. О собственном исполнении она едва ли могла судить.

— Попробуйте, — настаивала леди Нарборо.

Нелл встала. Неучтиво отказывать радушным хозяевам.

— Хорошо, я попытаюсь, но за результат я не отвечаю.

На пианино лежали ноты, которые приготовила для нее Верити. Нелл прикусила губу и стала искать что-нибудь простое и знакомое.

— Вот это. — Она протянула ноты Онории, которая поставила их на пюпитр и сыграла вступление. Нелл глубоко вздохнула и запела:

На сей раз ей подпели и Онория, и Верити; они умолкали, когда Нелл пела от имени девушки. В конце леди Нарборо восхищенно зааплодировала.

Но, оглядевшись, Нелл заметила, что граф пристально смотрит на нее, как будто видит вовсе не ее, а кого-то другого, словно издалека. Маркус встревоженно нахмурился:

— Что такое, отец?

— Очаровательно, мисс Латам, очаровательно! — сказал, наконец, граф, как будто выходя из транса — Вы напомнили мне о… давнем времени. — Он встал на ноги и повернулся к жене. — Прости меня, дорогая. Пожалуй, я пойду прилягу.

Нелл выдерживала пытливый взгляд Маркуса еще несколько минут, а потом призналась:

— Прогулка меня изрядно утомила. Надеюсь, вы меня извините?

«О давнем времени», — думала Нелл, поднимаясь по лестнице. Она исполнила одну из любимых маминых песен. Может, ее голос настолько похож на мамин, что пробудил воспоминания у лорда Нарборо? А может, она преувеличивает. Граф устал, да и здоровье его оставляет желать лучшего.

Зато Маркус не устал и не болен. Почему он не может поверить в то, что она невиновна? Она не желает им вреда и не таит дурных намерений. Теперь его подозрения не просто беспокоили ее — они причиняли ей боль. Она хотела понравиться ему, ей хотелось, чтобы он верил ей. А в глубине души она таила глупые мечты, и ей хотелось от него большего, хотелось… любви.

Свеча у нее в руке задрожала, язычок пламени заметался и погас. Нелл стояла на темной площадке и ругала себя. Она готова отдать свое сердце Маркусу Карлоу, а глупее этого ничего и придумать нельзя.

Она — нищая дочь казненного, обесчещенного человека. С таким же успехом можно желать луну с неба! Только луна очень далеко, до нее не дотянуться, луна не может поцеловать ее с небрежной надменностью и тут же лишить ее всякого благоразумия и самообладания. Луна не ночевала с ней в одной постели, и она не знает, как луна выглядит спросонок, когда на щеках вырастает щетина…

Нелл поняла, что не может сказать ему, кто она такая. И не потому, что боится гнева или мести. Маркус непременно оттолкнет ее, а она этого не вынесет.

17 января

Прошло двенадцать дней с тех пор, как жизнь перевернулась с ног на голову. Меньше двух недель назад она впервые увидела Маркуса Карлоу и влюбилась в него. Выйдя из малой столовой, Нелл улыбнулась Тревору, менявшему число на календаре в холле, и сама удивилась своей выдержке.

Почему внутреннее смятение не отражается у нее на лице? Почему она разговаривает как ни в чем не бывало и никто не показывает на нее пальцем, не называет ее бессовестной, влюбленной дурочкой, которая не смеет даже мечтать о том, чтобы виконт Стейнгейт ответил ей взаимностью.

— Доброе утро, мисс Латам. Мороз сегодня крепчает, — заметил лакей, поправляя серебряный поднос для писем. — Очень холодно, если хотите сегодня прогу… — Услышав конское ржание, он поспешил к двери. — Извините, мисс Латам.

— Кто там? — Из столовой вслед за Нелл вышла Онория с неизменным модным журналом в руке.

Нелл решила ретироваться. Пусть Карлоу делают вид, что им не противно принимать у себя в доме модистку, но вряд ли им захочется представлять ее своим знакомым.

— Не знаю, — начала Нелл, но Тревор уже впустил в дом закутанную в шубу фигуру.

Когда шубу сняли, Нелл увидела стройного, элегантного джентльмена лет пятидесяти с небольшим.

— Лорд Кеддинтон! — обрадовалась Онория. — Сегодня ужасный холод, вряд ли подходящий день для визитов. Папа, по-моему, в своем кабинете.

— Крестный! — Из столовой выбежала Верити. — Откуда вы? Надеюсь, не из самого Уоргрейва?

— Дорогие мои! — Гость поцеловал Верити в щеку и улыбнулся Онории. Его взгляд ненадолго задержался на Нелл. — Я приехал из Лондона вчера вечером и переночевал у моего друга Браунлоу в Беркхэмстеде. У меня небольшое дело к вашему отцу, а затем я поеду на юг, в Уорренфорд-Парк.

— Если только снег не растает. Иначе вам придется задержаться у нас, что было бы чудесно, — сказала Верити. — Ах, извините, какая я забывчивая! Нелл, это мой крестный, Роберт Вериан, виконт Кеддинтон. Крестный, мисс Латам гостит у нас.

Нелл удалось вполне сносно присесть в поклоне.

— Доброе утро, милорд.

— Доброе утро, мисс Латам. Вы выбрали холодный месяц для поездки за город. — Он улыбнулся, кивнул и следом за лакеем направился в кабинет.

— Какой приятный сюрприз, — сказала Верити. Она устроилась у камина с пяльцами и начала разбирать нитки. — Вы очень мило приседаете, Нелл. Я не думала, что модисток учат делать книксен. — Сообразив, что допустила бестактность, она покраснела.

— Да, модисткам делать книксен ни к чему, — согласилась Нелл, делая вид, будто не заметила оплошности Верити. — Я научилась этому, когда… Мы не всегда жили в бедности, — неубедительно закончила она.

Онория листала модный журнал. Как обычно, она присмотрела для себя самый экстравагантный фасон платья. Когда они с матерью в следующий раз поедут к портнихе, без жаркого спора не обойдется!

— Мы так и подумали, потому что у вас отличный выговор и безупречные манеры, но мама запретила нам расспрашивать вас, потому что это бестактно.

— Так и есть, — кивнула еще розовая Верити.

— Я выросла в относительном достатке, — призналась Нелл. — Но потом мама заболела, и… у нас закончились деньги, поэтому мне пришлось самой зарабатывать на жизнь.

— Как жаль, что у вас нет титула, — заметила Онория, не замечая, как нахмурилась Верити. — Тогда вы могли бы открыть собственную шляпную мастерскую. Так поступают многие французские аристократки; по-моему, очень изысканно. Титул придает шарм!

Нелл вздрогнула. Есть у меня титул! Точнее, был, до того как его отобрали. Леди Хелена Уордейл. Она не могла вспомнить, называли ее так когда-нибудь или нет. Во всяком случае, леди Хелена Уордейл — какая-то другая женщина, не она.

— Даже будь у меня титул, денег все равно нет. — Она с беззаботным видом пожала плечами. — Чтобы начать собственное дело, нужны капиталы. Пришлось бы арендовать лавку, покупать материалы и фурнитуру, нанимать работниц, давать объявления.

— Да, наверное, это дорого, — кивнула Верити, проворно работая иглой; на ее вышивании среди зеленых листьев появлялись розы. — Ах, может быть, Маркус пошлет свою новую приятельницу в мастерскую, где вы работаете, и ваша хозяйка будет так довольна, что повысит вам жалованье!