Луиза Аллен - Лорд и своевольная модистка

— Голова болит, — прошептала она. — Но, наверное, в сравнении с вашим плечом моя рана — пустяк.

— Мужчинам положено переносить боль без жалоб, — отрывисто ответил он, сосредоточенно перевязывая ей голову. — Но ударить женщину может только последний ублюдок!

Неужели он вспоминает утро и свои умозаключения относительно ее… любовника?

Наложив повязку Нелл, Маркус унес миску с водой, но вскоре вернулся и сел у кровати.

— Я должен извиниться перед вами, Нелл. — Наконец-то он посмотрел ей в глаза.

— За что? — Как ни странно, нежность, которую она к нему испытывала среди ночи, в уединении его комнаты, не позволяла ей облегчить его участь.

— Утром… я повел себя недостойно. И сейчас сделал совершенно необоснованный вывод. Я оскорбил вас, хотя вам и без того пришлось тяжело. Вы… пережили настоящий ужас!

— Да. — Ей хотелось закрыть глаза, отвернуться, заснуть. Но Маркус просил у нее прощения, и она решила ответить откровенностью на откровенность: — У меня были… и есть… брат и сестра. Но мы с мамой утратили с ними связь, когда мне было семнадцать лет. Однажды брат пропал, исчез. Мама заболела… Денег у нас не было. Наш домовладелец сказал, что позволит нам жить бесплатно, если я… пересплю с ним. Я отказалась. Наверное, остальное вы без труда сообразите сами. — Она не собиралась углубляться в воспоминания.

— Как его звали? — Маркус с силой стиснул ей пальцы, Нелл охнула, он, опомнившись, выпустил ее руку, и приглушенно выругался.

— А что?

— Он за все заплатит! Я позабочусь о том, чтобы он никогда не смог обидеть беззащитную женщину.

— Гаррис, — сказала Нелл. Эта фамилия долго пугала ее, как призрак. После того как она выговорила ее вслух, ей стало легче. Теперь она понимала, что Гаррис — противный, мерзкий хам, а вовсе не жуткое чудовище, которое являлось к ней по ночам. — Наверное, его давно уже нет в живых. Мы с мамой вынуждены были съехать. Перебрались в другое место, ей стало хуже. А потом, когда она поправилась, а я убедилась в том, что отвратительная связь осталась без последствий для меня, мы поняли, что не знаем, где мои брат и сестра. Мы поселились не в самом респектабельном квартале Лондона, — добавила она с иронией. — Надеюсь, что моя сестра по-прежнему занята порядочной работой. Что с братом — не знаю; жив ли он?

Маркус снова взял ее за руку, и она не выдернула ее. Тепло и сила словно вливались в нее; она почувствовала, как ее глаза снова закрываются.

— Ах, Нелл! Тогда, в карете и в Длинной галерее… я вел себя недопустимо. Наверное, вам противно, когда к вам прикасается мужчина. — Он разжал руку, но она не отдернула пальцев.

— Я так думала, — сквозь сон ответила Нелл. — А теперь понимаю, что все зависит от того, что это за мужчина.

Услышав ее слова, Маркус резко развернулся к ней и свободной рукой нечаянно коснулся ее груди. Она открыла глаза и увидела смятение на его лице.

— Простите, Нелл. Это вышло случайно.

— Знаю, — только и сказала она.

Какой он сильный — и как волнуется за нее! Рубашка его в крови — в ее крови. Нелл почувствовала, как к глазам подступили слезы. Проглотив их, она произнесла с кажущейся беззаботностью:

— Давно меня никто не обнимал… Боюсь, мне это понравится.

— Понравится? — Лоб у него разгладился. — Вы хотите, чтобы я вас обнял?

— Да… Прижали к себе… — Перед глазами все поплыло. Она прекрасно понимала, что говорить так неприлично, только не могла вспомнить почему. — Мне кажется, тогда я успокоюсь. И наверное, смогу заснуть.

Нелл уже почти спала. Маркус прекрасно понимал, что ему следует сделать: отнести ее на руках к ней в комнату, вызвать горничную и уйти.

А вдруг ночью она проснется от страха, что ее обидчик вернется?

— К черту! — пробормотал он, сбрасывая туфли и швыряя на спинку стула жилет и галстук. Он выполнит ее просьбу и докажет, что настоящий мужчина умеет быть нежным и обнимать женщину без всяких задних мыслей.

Она уже спала; медово-каштановые волосы разметались по подушке. Повязка лихо съехала набок, но лицо оставалось бледным. Он откинул покрывало, осторожно перекатил ее к стене и, не снимая рубашки и бриджей, лег рядом.

Осторожно, стараясь не касаться груди и головы, он уложил Нелл головой себе на плечо и обнял ее за талию. К утру рука у него онемеет — ну и пусть! Сейчас его грело нежное тепло ее тела, шелковистые волосы касались его щеки, холодные ступни грелись о его ноги в чулках.

— Ты спишь? — прошептал он.

— Да, — ответила она, теснее прижимаясь к нему.

Он улыбнулся.

— Маркус, ты такой теплый.

— А у тебя холодное лицо.

Нелл тут же снова уснула, ее дыхание щекотало ему шею в вырезе рубашки. Никогда еще Маркус не был в таком положении — он лежит в одной постели с женщиной с самыми невинными намерениями. О своих чувствах к Нелл он не мог сказать того же самого. Правда, сейчас у него не возникало желания ласкать ее, целовать, пробуждать в ней ответную страсть. Как она замерзла, бедняжка! Под длинными ресницами залегли тени. Сейчас ей нужно одно: отдохнуть, забыть о своих страхах…

Ему хотелось заботиться о ней, баловать ее, потакать ее прихотям. И заниматься с ней любовью до тех пор, пока она не забудет о подлецах, которые преследуют ее и наполняют ее жизнь вечным страхом, забудет обо всем, кроме жара его тела.

— Проклятье! — от этих мыслей, у него сразу возникла эрекция. Чтобы победить желание, он приказывал себе думать о Салтертоне, о своем отце. И о главном — предстояло решить, что делать утром. Маркус прижал Нелл к себе и приказал себе спать.

Нелл проснулась от четырех тихих ударов маленьких французских часов на ночном столике и никак не могла прийти в себя, моргая при свете лампы, которую не потушил Маркус. Он лежал рядом и прижимал ее к себе. Как с ним тепло и уютно!

Она вспыхнула, вспомнив, что сама попросила его остаться с ней, лечь с ней в постель. Обнять ее… Наверное, она была не в себе!

Он всю ночь спал одетым. Нелл инстинктивно поверила ему, и Маркус оправдал ее ожидания. Он вел себя с ней нежно и заботливо — как и подобает истинному джентльмену.

Не просыпаясь, Маркус нахмурился. Нелл улыбнулась, увидев знакомую складку между бровями. Она уже начала привыкать к нему. Привычная мрачная гримаса больше не страшила ее. Она понимала: Маркус боится за своих близких… и беспокоится за нее. Значит, она ему небезразлична.

Нелл чуть-чуть повернулась и поморщилась: шея затекла. И сразу же заболела голова. Маркус тоже ранен… Она сама ранила его. Позволит ли он ей осмотреть его рану, убедиться в том, что она заживает? Наверное, нет. Нелл улыбнулась, вспомнив, как Маркус делает вид, будто ему не больно. Он презирает слабость, а собственную боль преодолевает силой воли, не давая телу времени на отдых и исцеление.

Она рискнула провести по его груди кончиками пальцев.

— Маркус, — прошептала она, снова закрывая глаза. — Любимый…

Пробили часы, и Маркус пробудился ото сна, в котором видел Нелл: ее руки ласкали его, теплые губы целовали, волосы щекотали, она шептала ему слова любви…

Он повернулся на подушке. Четверть пятого. Он помнил, что сегодня должен встать очень рано… но почему?

Кто-то пошевелился сбоку от него — мягкий, нежный, и Маркус выругался про себя. О чем только он вчера думал? Видимо, вчера он не думал вовсе, а поддался инстинктам.

Нелл он видел не во сне; она лежала рядом, в его постели, там, куда он ее уложил в полубессознательном состоянии, когда она была не в состоянии отличить хорошее от плохого. И вот результат: хотя они провели ночь совершенно невинно, Нелл все равно безнадежно скомпрометирована.

Точнее, была бы скомпрометирована, будь она леди. Но Нелл — всего лишь модистка. Ее репутация, можно сказать, не пострадала, чего не скажешь о нем. Старший сын графа, наследник титула, не женится на модистке, если он заботится о чести семьи, о своем долге и своих обязанностях!

Но теперь он обязан заботиться и о Нелл — больше, чем когда бы то ни было. Маркус лежал неподвижно и думал, что делать. Первым делом надо отнести ее в ее комнату, уложить в постель. Затем убрать все следы ее пребывания здесь, приказать Оллсопу держать язык за зубами, как-то объяснить рану Нелл матери и сестрам, все рассказать отцу, наладить круглосуточную охрану дома…

Проклятье! Что, если Нелл решит, что после сегодняшней ночи он должен… что? Она ведь не пострадала… Главное, чтобы никто ничего не узнал.

В конце концов, она — не девственница. Маркус тут же отругал себя за эту мысль. Тупица! Еще неделю назад он бы предложил женщине, очутившейся в таком положении, деньги и рассчитывал бы на ее благодарность. Но Нелл — не какая-то женщина. Да и ему гордиться нечем.

Она пошевелилась, прильнула к нему, и его ноздри, уловили аромат спящей женщины. Он подействовал на Маркуса как наркотик; возбуждение, овладевшее им, мигом заглушило угрызения совести. Приглушенно выругавшись, Маркус вылез из постели, нашел ее капот и откинул покрывало.

— Нелл!

— Ммм?

— Просыпайтесь, вам нужно возвращаться в вашу комнату.

Где ее домашние туфли? Или она была босиком? Маркус упорно старался не смотреть на Нелл, свернувшуюся калачиком в его постели — и в его халате. Вдруг она рывком села и протерла глаза.

— Ох! — От резкого движения она поморщилась и не сразу, но сообразила, где находится. — Ах! — Лицо ее было достаточно красноречиво. Если бы их положение не было таким серьезным, он наверняка улыбнулся бы, так не вязалась с ее смущенным лицом залихватская повязка на голове. — О боже мой!

Маркус с трудом сохранял невозмутимое выражение; вовсе не нужно, чтобы она видела, что он над ней смеется.