Шаги Джулианы гулко отдавались под сводами замка. Корзина тарахтела в такт шагам, она махала свободной рукой, одновременно разражаясь потоком ругательств.

— Святые угодники, чума и наказание!

Джулиана ходила возле отца кругами, лицо её разрумянилось. Казалось, серые глаза действительно метали молнии. Если бы она не заправила волосы в сетку на затылке, вероятно, они развевались бы за ней, подобно тёмному штормовому облаку.

Она задумалась над очередным ругательством. — Кровавый ад!

Хьюго вновь воздел руки перед впечатляющей демонстрацией несдержанности своей дочери. Все в замке Уэллсбрук знали, что он мог выказать бòльшую силу духа, сражаясь с целой армией французского короля, нежели противостоя характеру Джулианы. Сейчас, отвернувшись от своей старшей дочери, он бушевал и рычал.

— Я проклят, как все грешники в аду, наказан дочерью с таким злым нравом. Неудивительно, что у неё нет кавалеров. Её характер столь же чёрен, как и волосы. Да еще этот отпрыск дьявола, разбойник и бандит Джон-Раздеватель вернулся, чтобы сорвать турнир и опозорить меня. — Хьюго повернулся к жене. — Он нападёт на кого-нибудь из важных гостей и умыкнёт его одежду, он же постоянно так делает. Наглый вор! Злая своевольная дочь! Поистине я должен обладать силой Духа святого.

Хавизия опустила ладонь на руку Хьюго и пробормотала что-то успокаивающее. Красавица с белой кожей и золотыми волосами, мать всегда утешала свою старшую дочь, призывая ту не беспокоиться из-за цвета волос. Джулиана наблюдала, как её родители отвернулись, Хьюго — причитая, а Хавизия — утешая его. Джулиана вновь начала раздражённо притопывать. Чёрные брови сошлись на переносице, пальцы барабанили по корзине. Не говоря ни слова, она резко развернулась и вышла из зала со следовавшей за ней по пятам Элис.

Высоко поднимая подол юбки, Джулиана приостановилась на ступенях сторожевой башни, затем вышла и окунулась в ледяной утренний воздух. Зима в этом году держалась до последнего и насылала холодный ветер на Уэллсбрук, пытаясь задержать весну. Солнце уже всплывало из-за зубчатых стен; замок проснулся.

Повара носились взад-вперёд между кухонными строениями и сторожевой башней. Дети гонялись за собаками, беспризорным поросёнком и друг за другом по двору вокруг выгребной ямы. Джулиана не обращала внимания на выходящий из кузницы, оружейной и столярной мастерской народ. Не оглядываясь на многочисленный люд, заполнивший двор замка, она вернулась в недавно построенный зал со стеклянными окнами. Хотя Уэллсбрук не был самым большим замком в королевстве, Хьюго был решительно настроен сделать его одним из самых благоустроенных.

Она пронеслась через пивоварню и прачечную, но когда приблизилась к конюшне, её походка стала более спокойной. Они с отцом часто устраивали такие баталии, но Джулиана уже давно привыкла. Их характеры были слишком схожи, чтобы они сумели избежать шумных столкновений. Во всяком случае, у неё было ужасное настроение из-за приближающегося турнира. Хьюго хотел таким образом отпраздновать шестнадцатый день рождения Иоланды. Наследница большого состояния, Иоланда де Сэй находилась на воспитании у леди Уэллс. Хьюго надеялся подобным манёвром свести девочку со своим племянником Ричардом.

— Гром Господень, как я ненавижу турниры! — выдохнула Джулиана, ожидая, пока грум приведёт ей кобылу.

— Этот будет последним до нашего переезда в Вайн-Хилл. Вы так сказали, госпожа.

— И Слава Богу!

Джулиана, нахмурившись, скользила взглядом по двору замка, не глядя на пастухов, пивоваров, оружейников. Для неё турниры всегда были унизительны. Так же, как праздники майского дерева, гуляния и пиры. Почти всегда она сидела, пока её сёстры флиртовали и танцевали с кавалерами.

На прошлый майский праздник в Уэллсбруке организовали пир и танцы. По обычаю, юноши и молодые мужчины собирали цветы и плели из них венки для волос любимых девушек, и в этом году Джулиана, как и в предыдущие годы, ходила с непокрытой головой. О, конечно, она получила венок от отца и ещё один от его старейшего вассала — сэра Барнаби. Знак жалости. Она поблагодарила Хьюго и Барнаби, расплела гирлянды и приколола цветы к своему платью.

Оказалось, что именно Барнаби выводил её кобылу.

— Доброе утро, госпожа Джулиана.

Годы Барнаби можно было определить по седым волосам, которые сменили некогда бывшую каштановой шевелюру. Даже густые усы, в основной своей массе, были уже серебристыми. Его кожа огрубела, словно старая древесина, и испещрилась морщинами, как высушенная засухой земля. У него был небольшой надел земли от Хьюго. Джулиана знала его всю свою жизнь.

— Барнаби… — Джулиана резко замолкла, когда увидела седло, которое было на кобыле. — Ты хорошо знаешь, как я езжу верхом на большие расстояния.

Моргая глазами, Барнаби изобразил удивление. — Я забыл.

— Ты забудешь только тогда, когда ослы запоют гимны, — сказала Джулиана. — О, не имеет значения. Я и так потеряла много времени. Ты едешь?

Джулиана оседлала кобылу, прежде чем Барнаби или грум успели ей помочь. Барнаби подсадил Элис на другую лошадь.

— Да, госпожа. Я поеду сразу за вами.

Элис снова чихнула. — Ох, госпожа, вы знаете, что я не дружу с лошадьми.

— Элис, я не собираюсь снова выслушивать это. Сквозняк по полу вынуждает тебя чихать, гуси и цыплята вынуждают тебя чихать, свежеокрашенная ткань вынуждает тебя чихать, лошади вынуждают тебя чихать. Натяни свой капюшон на нос.

Джулиана расправила складки верхней одежды и плаща, проверила, удобно ли ногам в дамском седле. Взгляд остановился на наращенном каблуке правого ботинка. Вся её обувь сделана таким же образом, поскольку правая нога была на ширину большого пальца короче левой. Печать дьявола, как сказал священник, признак того, что Джулиана проклята и должна принимать все возможные меры против зла. Её губы сложились в тонкую линию и сжались, как щель между камнями в стенах замка.

Хьюго жаловался на её буйный характер, но кто бы не чувствовал себя раздражённым. Все или жалели её из-за уродства, или боялись, как помеченную дьяволом. Элис сказала, что она сама своим постоянным негодованием и упрямством убедила людей в этом. У Джулианы не было времени для шуток. Они на неё плохо действовали.

— Давайте отправляться, — сказала она Элис и Барнаби. Девушка потрогала мешок, прикреплённый к седлу. — У нас впереди более трёх часов езды, и я хочу доставить эти семена трав в Вайн-Хилл, чтобы посеять их там.

— Надо взять с собой охрану, — сказал Барнаби.

Он подстегнул свою лошадь, догоняя Джулиану, когда та, пересекая двор замка, выезжала мимо охраны за его стены.

— Нет времени, и я в ней не нуждаюсь. Проклятье, мы так поздно выехали.

Поместье Вайн-Хилл было пожаловано ей графиней Чесмор после того, как она спасла жизнь старой леди своим врачебным искусством. Джулиана вызвала скандал, настаивая на переезде в этот захудалый замок. Хьюго шумел и кричал, но, как обычно, ничего этим не добился. Мать возражала, но уже оставила попытки найти ей мужа после с треском провалившейся брачной церемонии с Эдмундом Стрэйнджем. Неужели прошёл уже целый год? Позор всё ещё мучил девушку, словно жених отверг её только вчера.

Родители договорились о браке с Эдмундом, племянником барона Стрэтфилда и кузеном Грэя де Валенса. Джулиана сомневалась, но подчинилась. Венчание состоялось. Были пир и веселье, а затем обряд укладывания новобрачных в постель. Джулиана прогнала воспоминания из своих мыслей. В этом и крылась причина, почему она не желала больше рассматривать других претендентов на свою руку. Про себя она подозревала, что её родители почти так же, как и она сама, опасались искать ей мужа, занимающего высокое положение в обществе.

Сейчас, после года постоянных отказов с её стороны, никто не возражал против её решения остаться старой девой. Она убедила Хьюго, что походит на бегинку, одну из тех религиозных женщин, которые принимали незначительные поручения и посвящали себя служению обществу. Джулиана подозревала, что все в её семье, как и она сама, с нетерпением ждали августа и её переезда на постоянное жительство в Вайн-Хилл. Когда она обретет мир, они тоже будут спокойны. А пока что она наслаждалась прекрасным днём для поездки.

Джулиана возглавила их маленькую группу, проехав под гигантскими железными зубьями опускающейся решётки. Замок Уэллсбрук был построен на клочке земли, втиснувшемся в реку Клэр, и делил её на два потока. Замок тянулся ввысь; от него на берег вели два моста: один — в восточном, другой — в западном направлении.

Джулиана ехала по западной, пешеходной стороне моста сквозь поток двигавшихся в сторону замка людей: фермеров, привозящих товары, охотников, наместников, управителей, женщин, приносящих тесто, которое пекли в печах замка. Как это часто случалось, настроение Джулианы улучшалось с каждым шагом, уводящим её прочь от Уэллсбрука. За мостом она свернула на север, двигаясь вдоль течения Клэр.

В этом направлении сквозь поля, а затем леса, они ехали больше часа. К тому времени, как они добрались до ручья, отмечающего очередной поворот, правда, уже в восточном направлении, она вдоволь наслушалась причитаний Элис, её чиханий и жалоб на слабое здоровье.

— Моя спина! Моя спина уже почти сломана от езды на этой костлявой лошади. Ох-хо-хонюшки!

Джулиана оглянулась и увидела, как рука Элис взлетела к лицу. Концом уздечки слегка задело ухо лошади, и животное понесло. Перепрыгнув через ручей, лошадь помчалась по размокшей тропе, ведущей вглубь Северного Леса. Элис вопила и подпрыгивала в седле.

— Держись, — крикнула Джулиана, понукая лошадь и направляясь вслед за горничной.

Барнаби следовал за ней, но он был стар и ехал намного медленнее. Джулиана спускалась вниз по узкой тропе, уклоняясь от ветвей, влажных от ночного проливного дождя. Элис исчезла за крутым поворотом дороги. Теперь Джулиане оставалось только ехать на звук её воплей. Девушка объезжала неровности дороги. Грязь из-под копыт летела в лицо, но она подгоняла лошадь, опасаясь, что Элис, потеряв равновесие, упадёт, и лошадь потащит её за собой.