Даже издали Джулиане удалось расслышать герольдов своего отца, выкрикивающих между узкими проходами среди палаток:

— Готовься к турниру!

Поднимаясь в центральную ложу, она заметила множество оруженосцев и прочих слуг, снующих взад и вперед, неся кольчуги, копья, даже конские нагрудники, которые надевали боевому коню вокруг шеи для защиты. Как старшая дочь, она последовала за графиней Ювидейл и другими леди знатного происхождения и села на передней скамье рядом с местами, предназначенными для старших женщин. Место Иоланды было рядом с ней, в то время как Лодин села по другую руку от наследницы.

Её мать время от времени поглядывала на неё, одаривая крайне подозрительными взглядами. Джулиана избегала смотреть на мать. Ещё несколько дней назад она возмущалась по поводу необходимости присутствия в ложе и угрожала сесть на заднюю скамейку с самыми юными девами и служанками.

По ложам пробежал гул, когда шесть распорядителей турнира появились на арене, возглавляемые Хьюго. Одетые в сюркоты[10] из превосходнейшей парчовой ткани и шелка, они следовали в сопровождении герольдов и их сподручных, которые должны были помогать судить состязания. За ними шли более низкие чины и пажи[11], задачей которых было следить за порядком, приносить новое оружие, убирать сломанное и оказывать помощь поверженным рыцарям.

Впервые за многие годы Джулиана так волновалась, что практически не могла усидеть на месте. Она с трудом сдерживала нетерпение, ожидая начала церемонии, и пропустила мимо ушей речь своего отца. Наконец, она услышала рёв труб, объявивший о торжественном шествии участников турнира. Громогласные приветствия толпы зрителей повысили ей настроение.

Началось шествие всадников, марширующих в колонне по двое, с копьями, увешанными дамскими рукавами, платками, шарфами, лентами и чулками. Во главе процессии ехали верхом рыцари самого высокого ранга: Джавэйн де Марлоу, граф Рэйвенсфорд и сир де Валенс. Далее следовали Вэйл Д'еверо, барон Дюранс-Гарде и сэр Роберт Бекингтон, сопровождаемые Ричардом Уэллсом и Саймоном Рейнольдсом, бароном Грин-Райзингом.

Джулиана не видела никого, кроме Грэя де Валенса. Великолепный, в изумрудно-зеленом сюркоте, украшенным золотым драконом де Валенса, он ехал, держа шлем в руке и направив копьё острием вверх. С копья свисали голубой шелковый рукав и несколько шарфов и чулок. Джулиана на мгновение нахмурилась, поскольку узнала этот чулок. Он принадлежал Лодин. Она бросила на Лодин раздражённый взгляд, но её сестра томно глядела на другого поклонника.

Процессия приближалась к центральной ложе. Леди уже начали выказывать рыцарям свое расположение, изящно набрасывая символы преданности на кончики копей и тем побуждая своих избранников к победе. Ладони Джулианы стали влажными, по коже бегали мурашки. Де Валенс и граф Рэйвенсфорд приблизились. Они остановились, чтобы поприветствовать графиню и Хавизию.

Лодин сильно удивила её, выказав расположение тому французскому рыцарю с насмешливыми синими глазами, Люсьену, но Джулиане удалось сохранить самообладание. Приветственная улыбка тронула её губы. Большой чёрный боевой конь снова пришел в движение.

Затем весь обзор ей загородили широкие плечи в кольчуге и изумрудном шелке. Она сжала в пальцах платок из серебристой парчи. Иоланде будет больно, но она молода и забудет.

Наблюдая за медленно склоняющимся наконечником копья, увешанным знаками дамской благосклонности, она ждала. Она наклонилась к перилам, разделявшим их, и потянулась, к копью, держа серебристый шелк в руке. Наконечник плавно опустился вниз, мимо её плеча, отклоняясь немного в сторону. В последний момент она смогла удержаться. Судорожно дёрнувшись назад и уронив руку на колени, она наблюдала, как остриё копья склоняется к девушке, сидящей возле неё, к Иоланде.

Ей показалось, что вся кровь схлынула с её лица. Улыбка застыла, словно замороженная — а ведь она была так уверена! Передёрнув плечами, Джулиана отпрянула назад, словно устраиваясь поудобнее. Теперь она смотрела пристальным взглядом прямо перед собой. Краешком глаза она наблюдала, как Иоланда залилась румянцем и позволила своему изящнейше вышитому рукаву опуститься на копьё Грэя де Валенса.

Процессия двинулась дальше. Копья поднялись вертикально в приветствии, опустились, взвились вверх, украшенные красочными призами. Джулиана улыбнулась и поздравила Иоланду и своих сестёр с теми знаками благоволения, которые у них потребовали. Она смеялась над шуточками Лодин, шушукалась о мастерстве некоторых рыцарей. Это была самое трудное, что она когда-либо делала в жизни — тяжелее, чем пережить отказ Эдмунда Стрэйнджа.

Де Валенс не хотел её благосклонности. Он вовсе не собирался честно и открыто благодарить её перед всеми. Зачем же тогда он с ней так разговаривал, если не нуждался в её расположении? Дура, да все по той же причине, даже ты должна была это заподозрить, хотя и не привыкла к подобному вниманию. Нет, она не будет думать об этом. Она должна пережить этот ужасный турнир и сохранить своё лицо. Она же не выдала себя?

Она сама ввела себя в заблуждение, разочарование и боль нарастали внутри нее, затем сжались в тугой комок где-то в груди. В сердце? Горло саднило от попыток сдержать рыдания, но она скорее задохнётся, чем опозорится, начав плакать. Позже, когда останется одна, она обругает себя за то, что поверила ещё одному рыцарю. Тогда же даст волю и слезам. Сейчас же ей надо спасать свою гордость.

Никто, а особенно де Валенс, не заподозрит, что она была настолько глупа, чтобы надеяться, будто у неё появился поклонник. Турнир шёл своим чередом, хотя по-настоящему она не увидела ни одного поединка. Хьюго заявлял, что будет использоваться учебное оружие. Лезвия мечей были притуплены, а копья были легки и сделаны из мягких пород древесины. Она очень расстроилась, ведь вероятность того, что Грэй де Валенс будет убит, была невелика.

Однако же мог произойти какой-либо несчастный случай. Возможно, что, в конце концов, и от этого турнира будет польза. Джулиана успокоилась и стала ждать. Пребывая до сего времени в полном оцепенении, она не заметила, как герольд де Валенса бросил вызов Ричарду. Вызов повлёк за собой волнение в толпе; все знали о тайной вражде между этими двумя мужчинами. Перед встречей с де Валенсом у Ричарда был ещё один рыцарский поединок.

Все же была надежда. Она видела, как сражается Ричард, и он был сильным противником, особенно в бою на мечах. Если она наберётся терпения и подождёт, то ей, возможно, представится удовольствие наблюдать, как в Грэя де Валенса воткнут меч как раз между золотыми крыльями дракона на его груди.

* * *

Он был в ярости. Годы ожидания должны были увенчаться позором Ричарда Уэллса, а сейчас ублюдок разрушил всё, придя к нему с правдой. Ошеломлённый тем, что Уэллс рассказал ему в самом начале турнира, Грэй де Валенс сражался как в тумане. Он был так поглощен мыслями, что забыл предупредить герольда не бросать вызов своему врагу. Было слишком поздно отзывать его.

Стоя на арене позади внутреннего частокола, он позволил своему оруженосцу перешнуровать ему кольчугу, в то время как сам погрузился в беспокойные мысли. Уэллс пришел к нему в палатку, когда он облачался для поединка, удивив и его самого, и его окружение. Ни один из двух других мужчин, которым он хотел отомстить, не хотели разговаривать с ним. Исключая Гэмье де Мозеля, который заговорил лишь после того, как напал на него со спины. Проиграв схватку, он умолял о пощаде. Просьба оказалась отвлекающим манёвром — в это время мерзавец тянулся рукой к припрятанному кинжалу. Гэмье умер.

Но Уэллс открыто пришел в его палатку. Он бесцеремонно заявился к нему и имел наглость отчитать Грэя за желание отомстить. Он стоял там, дородный, черноволосый, преисполненный важности, и качал головой. Качал головой!

— Я знал, что вы лишь притворяетесь, что изменились, разыгрывая перед моим дядей благородного рыцаря. Этот фарс не делает вам чести, де Валенс. Месть невиновным людям не смоет с неё пятно позора.

Грэй натянул покрытую пластинами металла перчатку на правую руку и пошевелил пальцами. — Вы никогда не слышали о Божьем суде[12]? Бог — мой судья и мой свидетель, он видел, как я одержал победу над Уильямом Лоуренсом и вашим другом — Гэмье де Мозелем. — Грэй прекратил изучать перчатку и упёрся в Уэллса ледяным пристальным взглядом. — И, в конце концов, он рассказал мне правду. Перед смертью. Он сказал мне, что это вы обольстили жену барона Этьена. Опасаясь разоблачения, поскольку служанка застала вас с ней, вы попросту свалили вину на меня. Чтобы лживое дьявольское отродье, каковым вы и являетесь, избежало разоблачения. Когда-то я думал, что вы были моим другом, Уэллс. Я могу простить многое, но не предательство рыцаря, который назывался моим другом.

Вместо громогласных опровержений или вызывающего смеха он получил в ответ лишь недоуменный пристальный взгляд.

— Гэмье сказал, что я был любовником?

— Очень хорошо, Уэллс. Такое искреннее смущение. Вы преуспели бы даже при дворе халифа в Египте.

Уэллс нахмурился, смутившись. — Зачем ему выдумывать такую ложь? Он знал, что я не…

— Этот фарс бесполезен. Я не верю вам и потому убью вас.

Его раздражение достигло предела, когда он заметил, что его враг вовсе не слушает его. Уэллс даже не смотрел на него. Он ходил взад и вперёд по палатке Грэя с опущенной головой, потирая подбородок. Потом вдруг внезапно остановился, уставившись невидящим взглядом на сундук для одежды, и задумался.

— Он, должно быть, боялся за свою жизнь.

— Верно, — с пренебрежением отозвался Грэй. — И он не осмелился бы взять грех на душу, солгав перед смертью.

— Однако он осмелился.

— Что вы имеете в виду? — рявкнул Грэй.

— Он действительно умер с этим грехом на душе, поскольку я никогда не прикасался к жене барона. Мы все думали, что это были вы.