— Ясно, ясно, — нетерпеливо прервал ее Леон. — Мне хотелось бы знать, что доставляет вам удовольствие, Ариэл?

— Ах, это. Опять начну с семьи. До болезни отца я с удовольствием проводила время дома с родителями. Затем работа, чтение и…

— Вы имеете в виду вашу работу здесь? — снова прервал ее Леон. — Господи, женщина, неужели вы не видите разницы между настоящей работой и всем этим спектаклем?

— Я в состоянии отличить серьезную работу от пустого времяпрепровождения. И если бы вы, ваша милость, не прерывали меня во второй раз, то давно бы поняли, что я дорожу работой в школе, особенно когда изучаю астрономию.

Ариэл с наслаждением отметила, как удивился Леон. Пусть не думает, что она несчастная, скучная рабочая лошадка. У нее тоже есть тайны.

— Астрономию, — как эхо повторил Леон. Он стоял, скрестив на груди руки и прислонясь плечом к панельной обивке стен. Новость настолько удивила его, что он едва устоял на ногах. — Довольно странное занятие для молодой леди.

— Так как мы уже с вами выяснили, что я не так уж и молода, мне непонятно ваше замечание.

Удивлению Леона не было предела, он даже не пытался скрыть его.

— Потрясающе, — вырвалось у него. — Скажите, Ариэл, чем вызван ваш интерес к этой сложной науке?

— Мое увлечение астрономией началось еще с детства, когда мне исполнилось десять или одиннадцать лет. По соседству с нами жил сэр Гилберт, известный астроном. Он является автором многих научных трудов и одним из основателей Королевского астрономического общества. Он был очень дружен с моим отцом, и всякий раз, когда приходил к нам в гости, мне разрешали оставаться в гостиной и слушать их разговоры о планетах и звездах. Сэр Гилберт всячески поощрял мой интерес к этой науке, несмотря на то что я всего лишь жалкое существо женского пола, — подчеркнуто сухо добавила Ариэл. — Он давал мне читать книги по астрономии и разрешал посещать его обсерваторию, разместившуюся в одной из городских башен. Короче говоря, именно ему я обязана интересом к этой науке.

— Похоже, сэр Гилберт был мудрым человеком, и, позволю себе заметить, жалкое существо женского пола здесь ни при чем.

— Однако это могло послужить препятствием, — заметила Ариэл, пожимая плечами.

— Не думаю, — заключил Леон. — А теперь скажите мне: почему вы оказались в этой школе, вместо того чтобы продолжать заниматься своей любимой наукой и открыть собственную обсерваторию?

Ариэл снова пожала плечами и нервно рассмеялась:

— Суета сует. У меня никогда не было времени по-настоящему заняться учебой.

— Разве родители не поощряли ваши занятия?

— Папа желал этого всем сердцем. Он и сэр Гилберт настаивали, чтобы я училась и занималась научными исследованиями. Сэр Гилберт даже хотел пристроить меня в соответствующее учебное заведение и уже начал переговоры со своими влиятельными коллегами.

— А что мама?

— Мама была настроена менее решительно.

— Наверное, она настаивала на том, чтобы вы вышли замуж и обзавелись кучей детишек?

Ариэл весело рассмеялась:

— Совершенно верно.

— И в конце концов вы ей уступили и похоронили свои мечты.

— Не совсем так. Я решила не отступать от своей мечты и стала готовиться к отъезду в Плимут, чтобы пройти курс учебы у профессора Перри, с которым договорился сэр Гилберт. Но в это время заболела моя тетя Катарина, и мне пришлось поехать в Бат ухаживать за ней. К тому времени как тетя выздоровела, моя сестра Каролина стала готовиться к свадьбе, и мама попросила меня отложить отъезд, чтобы избежать ненужных разговоров.

— Это входило в обязанности младшей сестры?

— Да нет. Каролина на несколько лет моложе меня.

Леон в удивлении поднял брови. Комментарии тут излишни. Можно представить переживания Ариэл, когда люди узнали, что младшая сестра выходит замуж раньше старшей.

— Как давно она замужем?

— Три года. Вернее, четыре — сначала они были помолвлены. Правда, во время помолвки им приходилось встречаться урывками. После их свадьбы мне пришлось поступить на преподавательскую работу в школу мистера Пенроуза, и сразу же выяснилось, что его финансовые бумаги находятся в ужасном состоянии и что он больше нуждается в бухгалтере, нежели в учительнице грамматики. Я стала для него и тем, и другим.

— И все за одну зарплату?

— Не могу же я стоять в стороне и наблюдать, как школа приходит в упадок, и все из-за каких-то жалких шиллингов, которые мне недоплачивают. Я решила, что пробуду в школе, пока не налажу все дела. И потом ученики требовали моей заботы. Кто знал, что такое случится с отцом и мне придется изменить планы? Ну а теперешнее мое положение вы уже знаете.

Леон молча кивнул. Что он может сказать по этому поводу? Совершенно ясно: она думала обо всем и обо всех, но только не о себе. Это открытие взволновало и одновременно разозлило его. Сама Ариэл скорее всего даже не понимала, что все кому не лень пользуются ее добротой, и Леону стало обидно за нее. Он заочно возненавидел людей, с которыми даже не был знаком.

Леон сделал знак учительнице музыки, и комната наполнилась звуками вальса, который он выбрал заранее.

Услышав музыку, Ариэл широко распахнула глаза.

— Вальс? — удивилась она и отчаянно замотала головой. Леон ожидал, что она будет отказываться танцевать, и приготовился настоять на своем.

— Вы знаете, как его танцуют? — спросил он.

— Представляю настолько, чтобы никогда не танцевать.

— Не упрямьтесь. Вальс сейчас популярен в высшем свете.

— Именно поэтому у меня нет необходимости учиться его танцевать. Мне не придется вращаться там.

Леон весело рассмеялся и, взяв Ариэл за руки, притянул к себе.

— Скажу даже больше, — продолжала Ариэл, — у мистера Пенроуза никогда не возникнет желания танцевать со мной, и особенно вальс.

— Возможно, у него и не возникнет, — ответил Леон, кладя к себе на плечо ее правую руку, — а вот у меня возникло.

Ариэл промолчала, не зная, что ответить. Она не спорила, не приводила доводов в свою защиту, а молча позволила Леону взять ее за руку и привлечь к себе.

Обхватив Ариэл за талию, Леон ждал, когда можно будет вступить в такт музыке. Он отлично знал, что женщины часто принижают свои способности, чтобы потом напроситься на комплимент. Ариэл не принадлежала к их числу — она танцевала ужасно. Как Леон ни пытался вести ее, она не подчинялась и держалась так прямо, словно аршин проглотила. Однако это не смущало Леона, и он готов был заниматься часами, лишь бы она научилась танцевать. Об одном он жалел — что не начал учить ее танцам раньше. Столько дней потрачено впустую, а ведь именно в танце он мог беспрепятственно держать ее в объятиях и прижимать к себе.

Они прошли в вальсе один круг и приступили ко второму.

— Неужели вам не нравится? — спросил Леон, переводя дыхание.

— Нет, — ответила Ариэл, не поднимая глаз. Леон прижал ее к себе.

— Не беспокойся, любимая, с каждым разом будет легче, — сказал он.

Звуки музыки заглушили ответ Ариэл, но Леон почувствовал, как она напряглась, и мысленно обругал себя — не за то, что, нарушив данное себе обещание, прижал ее к себе, а за то, что назвал ее любимой. Черт возьми, как это слетело у него с языка? Он искренне ненавидел все эти телячьи нежности и запрещал своим любовницам давать ему ласковые прозвища, чего и сам никогда не делал. Те женщины, которые нарушали запрет, быстро выходили из доверия и переставали быть его нежными подругами.

Не исключено, что в будущем он нарушит запрет сам, но только не сейчас. Он чувствовал, что совсем извелся. Быть рядом с Ариэл день за днем, наблюдать за ней, держать ее, как сейчас, в своих объятиях, чувствовать ее тело, которое прижимается к нему при каждом неверном шаге, — от всего этого можно сойти с ума. Надо что-то срочно предпринять, а то он окончательно сойдет с ума.

Воспользовавшись крутым поворотом, Леон крепко прижал к себе Ариэл и несколько секунд наслаждался ее объятиями, пока она не пришла в себя и не отодвинулась на приличное расстояние. Тогда он пустился на другие ухищрения и стал с высоты своего роста рассматривать упругие холмики ее грудей, выглядывающие в вырезе синего платья.

Ее нежная кожа слегка порозовела и стала влажной — так усердно она пыталась танцевать. Леону захотелось слизать капельки пота, образовавшиеся в ложбинке на груди. Он так увлекся этой перспективой, что не слышал голоса дворецкого, который уже в третий раз пытался привлечь к себе их внимание. Только после того как последний громко постучал в открытую дверь гостиной, Леон обратил на него внимание.

Ариэл тоже повернула голову на стук.

— Простите, мисс Холлидей, что мешаю вам, — сказал Ходжес, — но вас желает видеть мистер Пенроуз.

И действительно, за спиной Ходжеса стоял Нос во всем своем дурацком великолепии.

Ариэл застыла и густо покраснела, будто их застали на месте преступления. Выскользнув из рук Леона, она расправила складки на юбке и улыбнулась.

— Спасибо, Ходжес. — Облизав губы, она шагнула навстречу Пенроузу.

При виде ее пухлого влажного ротика и счастливой улыбки, предназначенной этому напыщенному дураку, Леон нахмурился.

— Мистер Пенроуз, какая приятная неожиданность! — воскликнула Ариэл и, повернувшись к Леону, добавила: — Не правда ли, лорд Сейдж?

Леон молчал и с ненавистью глядел на непрошеного гостя. Музыка еще немного позвучала и смолкла.

— Вы обращаетесь ко мне? — спросил он Ариэл, поймав ее отчаянный взгляд. — Я не расслышал своего имени.

Ариэл нахмурилась и послала Леону взгляд, полный предупреждения.

— Я сказала, что для нас видеть мистера Пенроуза — приятная неожиданность, не так ли?

— Сногсшибательная неожиданность, — согласился Леон, отметив про себя, что Ариэл побоялась назвать его лордом Сейджем во второй раз. — Хотя, насколько мне не изменяет память, мы виделись с ним не далее как вчера.

Сарказм Леона пропал даром, так как Нос даже не повернул головы в его сторону, не в силах отвести взгляда от Ариэл. Леон почувствовал, что у него чешутся кулаки.