И был бы прав. Возможно, ему пришло бы в голову обвинить ее в том, что она сознательно забеременела, чтобы привязать его к себе или даже заставить жениться на себе.

— Ты спросил, как это могло произойти, — вернулась к разговору Одри, когда Лоуренс снова сел за стол. Она говорила вежливо, спокойно, по-деловому. — Видишь ли, мы уже не имели близких отношений с Патриком в течение многих месяцев. Поэтому я перестала принимать контрацептивные таблетки. Видимо, организм восстановил все свои функции и в первую нашу… встречу я не была защищена. Глупо, я понимаю, но ведь мне тогда и в голову не приходило… — Она помолчала. — Потом я стала принимать таблетки, но, очевидно, было слишком поздно.

— Хорошо, я все понял.

— Послушай, Лоуренс, мне очень жаль. — Мысли разбегались, и Одри с трудом концентрировалась. — Я понимаю, о чем ты сейчас думаешь. Я не собиралась нарушать твой привычный образ жизни.

— И как ты себе это представляла? Просвети меня.

— Между нами все остается по-прежнему. Я ставлю тебя в известность. Это всего лишь формальность…

— Формальность? — Лоуренс побледнел от негодования и грохнул кулаком по столику.

— Тише! Не надо кричать, Лоуренс.

— Не смей мне указывать, как себя вести!

Ты сама выбрала неподходящее для такой новости место.

— Криком ты ничего изменить не можешь.

— И как же, по-твоему, мы должны себя вести?

— Наверное, нам не стоило здесь встречаться, — прошептала Одри, покусывая губу.

Люди, сидящие за другими столиками, обратили на них внимание, когда Лоуренс грохнул кулаком, и теперь наверняка прислушиваются к их разговору.

— Это место выбрала ты сама!

— Ты не мог бы говорить потише? — попросила Одри.

— Я буду говорить так, как мне нравится! — еще громче заявил Лоуренс, и в кафе наступила тишина. Как она посмела вообразить, что будет носить его ребенка, а его роль ограничится формальными моментами. Боже мой, какая она бледная и напряженная! — мелькнуло в его голове, и ему захотелось вскочить, обнять ее, прижать к себе и держать до тех пор, пока она снова не обретет краски в лице. — Пошли отсюда, — резко сказал он. — Здесь не место обсуждать такую тему, и ты это тоже поняла. Мы поедем ко мне, и там нам никто не будет мешать.

— Ни за что! — воскликнула Одри, испугавшись одной только мысли, что может остаться наедине с ним в его квартире, где все напомнит ей о тех вечерах, которые они проводили вместе; — Лучше уж поедем ко мне. Хотя мне нечего тебе больше сказать. — Одри заметила, что нервно выкручивает себе пальцы, и спрятала руки под стол, положив их на колени.

— Поехали к тебе, — согласился Лоуренс, оставил на столике деньги и вывел Одри из кафе.

Она пребывала в полном смятении всю дорогу, пока они добирались на такси до ее дома. Рядом с Лоуренсом в машине она вдруг почувствовала себя слабой, беззащитной и несчастной. Вся ее самоуверенность улетучилась без следа.

Машина остановилась возле небольшого старого дома, где она снимала крошечную квартирку. Дом знавал лучшие времена, но теперь он явно нуждался в капитальном ремонте.

— Ты живешь в этом доме? — выразительно спросил Лоуренс. — Ты отказалась от предоставленной тебе квартиры, чтобы переехать в эту развалюху?

— Зато квартира здесь мне по карману, — резко ответила Одри, вставляя ключ в замочную скважину двери.

— За квартиру в таком доме вообще платить не стоит, — сказал Лоуренс за ее спиной.

Одри ничего не ответила, близость Лоуренса подавляла ее. Они поднялись по лестнице со стертыми ступенями к обшарпанной двери ее квартиры. Прихожей в ней почти не было, и, войдя, они сразу оказались в единственной комнате. Стоя в центре этой комнаты, Лоуренс обвел ее взглядом и сказал:

— Надеюсь, ты понимаешь, что здесь тебе оставаться нельзя?

— Я нахожу ее вполне удобной, — ответила Одри.

— Очень удобно — кровать в одном конце комнаты, душевая в другом. — Он свернул в темный закуток и включил свет. — Кухня такая большая, что к плите надо протискиваться мимо крошечного столика и двух стульев. Никуда не годится!

Одри быстро отвернулась, чтобы скрыть брызнувшие из глаз слезы. Но, видимо, недостаточно быстро. Руки Лоуренса обняли ее, прижали к груди, и ей стало тепло, словно после долгого трудного пути она вернулась наконец в родной дом.

— Пойми, Одри, ты теперь не та, что прежде, — говорил Лоуренс, прижимаясь к ее голове щекой. — Ты носишь в себе моего ребенка, и я не могу позволить тебе переносить тяготы беременности в этой дыре.

— Ты не позволишь мне?! — Одри вырвалась из его объятий и отошла к окну.

— Я бы не стала встречаться с тобой для того, чтобы ты снова начал распоряжаться мною.

— Мне плевать, как ты это называешь, Одри.

Но сейчас ты выслушаешь меня, и выслушаешь внимательно. — Он говорил спокойно, не повышая голоса, отчетливо произнося каждое слово. — Мой ребенок не будет жить в таких условиях. Подниматься на четвертый этаж в твоем положении, значит, напрашиваться на выкидыш. Возможно, ты усомнишься в моих словах, но, если ты не послушаешься меня, я прибегну к силе закона.

Одри застыла с открытым ртом.

— Но зачем? — заикаясь спросила она. — Ты неверно меня понял, когда я сообщила тебе о своей беременности. Мне хорошо известно, что ты не хотел обзаводиться семьей, детьми. — Господи, как трудно ей было все это выговорить. — Я знаю, что в тебе сильно развито чувство долга. Но я не собиралась становиться объектом для его проявления. — От волнения Одри стала косноязычной.

Лоуренс тоже подошел к окну и встал рядом, глядя на унылый пейзаж за окном.

— Речь идет не о тебе, — сказал он, не поворачиваясь к ней. Одри был «виден только его жесткий профиль. — И не о моем желании или нежелании становиться отцом. Объективная реальность состоит в том, что ты носишь в себе моего ребенка, и я намерен позаботиться о нем.

Глава 9

Перед заходом солнца его прощальные лучи попадали в единственное окно угловой квартиры Одри. Всего несколько ярких минут. Одновременно в ее душе вспыхнула надежда… и быстро погасла. В комнате сгущались вечерние сумерки. Стоя спиной к окну, она не повернула головы, чтобы взглянуть на Лоуренса, слушала только его голос. Мой, мое, моя… Так говорить может только собственник, холодный расчетливый собственник. Все, что их связывает, относится к области физиологии. Влечение, секс, с грустью думала Одри. Лоуренс не вкладывал в их отношения ни грамма души. Может, у него и нет ее? Ей вдруг все стало безразлично, — И как бы ты ни относилась к тому, что случилось, на этот раз ты от меня не сбежишь, — неожиданно снова заговорил он, продолжая смотреть в окно.

Одри повернула голову и уставилась на него, почти не дыша. Даже сердце как будто замерло в ожидании.

— Мы поженимся, — добавил он.

Одри засмеялась, отошла от окна и села на диван, который ночью служил ей кроватью.

Подложив под спину подушки, она вытянула ноги на цветастом покрывале.

— Ты, оказывается, старомоден, — сказала она. — Это раньше благородные любовники прикрывали внебрачного ребенка запоздалой свадьбой. Сейчас многие женщины рожают вне брака и в одиночку воспитывают своих детей.

— Рад за них. — Лоуренс пожал плечами. Но их жизнь меня не интересует. — Он ждал от нее такой реакции и был готов к ее возражениям; Переубедить его ей не удастся. Одри выйдет за него замуж. Придя к такому решению, Лоуренс внутренне успокоился, потому что оно было единственно правильным. Сама Судьба дала ему в руки счастливый шанс, и он его использует. — А вот твоя, напротив, интересует.

Одри повернулась, чтобы удобней было смотреть на Лоуренса. Замужество без любви?

Еще одна сделка, подобно той, что они заключили в самом начале их отношений. Странно, что этот человек, который заставлял ее тело ликовать от восторга и в которого она сразу безнадежно влюбилась, по-прежнему остается для нее книгой за семью печатями. И теперь он предлагает ей брак с ним. Пусть он и оказался старомодным в этом вопросе, но и она не настолько современная, чтобы выйти замуж без любви.

Союз с человеком, который тебя не любит, означал бы дни и годы, наполненные горьким чувством, что ты для него обуза. Что женился он на тебе только ради ребенка, который был зачат не по обоюдному желанию, а по воле случая. Но как ему все это объяснить?

Слишком далеко стоял от нее Лоуренс. В сгустившихся сумерках она видела только его, силуэт на фоне окна.

— Ты не мог бы включить свет? Там, рядом с дверью, — попросила Одри и зажмурилась, когда вспыхнула лампочка под большим оранжевым абажуром. Стены комнаты, оклеенные .дешевыми светлыми обоями, окрасились в приятный цвет. — Послушай, Лоуренс, мы оба хорошо понимаем, что нас связывало. Поэтому нет смысла говорить о женитьбе.

Одри не стала говорить о том, что их физическое влечение еще не прошло, но стоит ли ради этого идти на такой серьезный шаг, как женитьба, чтобы потом горько раскаиваться в своем поступке. Она была уверена, что Лоуренс принадлежит к той породе мужчин, которые не разводятся со своими женами, даже если их не любят. Вероятно, мешает все то же самолюбие и чувство собственника. Пока есть влечение, Лоуренс будет с ней спать, а когда она ему надоест, он заживет своей, отдельной от нее жизнью. И связывать их будет только общий ребенок.

— Я просто не могу выйти за тебя. И никогда не выйду замуж без любви. Ты как-то спрашивал меня, почему я не вышла замуж за Патрика. Да, мне казалось, что я влюблена в него, поэтому стала жить с ним. Понадобилось немного времени, чтобы понять, что я не люблю его. Можно только радоваться, что мы не связали друг друга узами брака. Жениться надо тогда, когда люди любят друг друга.

— И что же это за любовь такая? Как бы ты ее определила? Может, в твоем понимании любовь похожа на розовую дымку, что маячит на горизонте?

— Ты говоришь как циник! — ответила Одри. Такая любовь вполне реальна. В такой любви живут мои родители почти двадцать пять лет.