– Ни в коем случае, – категорически отказалась Эльспет. – Не хочу быть никому обузой. А уж врачам – в особенности. Другое дело, если бы ты смогла подбросить меня до больницы и подождать, пока врач меня примет. Я была бы тебе очень признательна.

– Ну разумеется, я вас отвезу. А куда именно вам надо?

– В больницу Святого Экспедитора.

Ну да, собственно, чему я удивляюсь? В эту клинику обращаются по поводу и без повода все самые богатые женщины Лос-Анджелеса. О том, что и у меня самой вскоре будет такая возможность, Эльспет не раз и не два напоминала мне в наших разговорах: «Когда ты станешь членом семьи Нордоффов…» Эту фразу она повторяла как заклинание по нескольку раз на дню. Впрочем, и ежу понятно – никто из этого клана в жизни не пойдет к врачу в бесплатную больницу, вроде той, куда ездили мы с Брэнди.

По дороге в клинику я прикидывала, удобно ли будет, если я спрошу у Эльспет, чем именно та больна. Она постоянно вскользь упоминала о своем тяжелом состоянии, но никогда даже намеком не выдавала, что именно и где у нее болит. Волосы у старухи были в отличном состоянии (в ее возрасте все могло быть значительно хуже, даже у здоровой женщины), так что я сделала вывод, что по крайней мере химиотерапию ей не делали. Чтобы завязать разговор на эту тему, я спросила, а не надо ли по дороге домой заехать в аптеку, чтобы купить лекарства. В ответ на это Эльспет лишь отвернулась к окну и сухо ответила:

– Я не принимаю лекарств. Какой смысл? Незачем тратить деньги на все эти снадобья, когда врачи единодушны в одном: до Нового года я буду в могиле.

Когда мы приехали в больницу, я предложила пойти на прием к врачу вместе с ней. К счастью, Эльспет отказалась. Думаю, ей не хотелось, чтобы в такой момент рядом с ней был практически незнакомый человек. Ведь правда, если разобраться, то мы и виделись-то с ней всего два раза до того, как она переехала к Эрику. И хотя сейчас она и привыкала ко мне как к будущему члену семьи, еще какой-то месяц назад мы вообще не подозревали о существовании друг друга. Впрочем, каковы бы ни были причины, по которым Эльспет отказалась от моего общества на время встречи с врачом, мне это было только на руку.

В отношениях с Эльспет Нордофф я, сама того не заметив, стала играть роль гейши. В смысле покорности и умения предугадывать желания. Нет, сама миссис Нордофф была волевым и уверенным в себе человеком. Вот только почему-то в жены своему сыну она искала женщину совсем другого типа. Эрик действительно был для нее центром мироздания, и она была готова смириться с существованием в этой вселенной какой-то там невестки только при одном условии: та будет лишь спутником светила. Знаете, этакой актрисой второго плана при всемирно известной звезде. Вечная как мир история отношений матери, сына и невестки. Я вспомнила тех девушек, которые бывали у нас в доме, в Англии, до того, как Колин остановил свой выбор на слащавой Салли. Стоило девчонкам раскрыть рот, как мама тут же вешала на них ярлык назойливых болтушек, которые только и норовят захомутать ее замечательного сына. Что же касается меня, то, как бы маме ни хотелось пристроить дочку куда-нибудь – хоть в интернат, хоть замуж, – она честно и неутомимо наставляла меня, что ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах нельзя позволять мужчинам помыкать собой. Они не должны иметь права командовать. И им нельзя ни в чем подчиняться. Ни при каких обстоятельствах!

Отношения с мамой Ричарда у меня тоже, помнится, складывались не самые теплые. Нет, она очень старалась быть любезной и приветливой. Когда мы с Ричардом заезжали к ней, она мило улыбалась мне и почему-то всегда подавала к обеду что-нибудь вегетарианское. Но как бы Ричард ни убеждал меня в том, что его мама искренне полюбила меня, я в этом сильно сомневалась. Сомнения терзали меня еще в самом начале нашего с ней знакомства, а потом неожиданно оказалось, что я права. Дело было так. Под Рождество мама Ричарда подарила мне золотой кулон в форме нарцисса на старинной цепочке.

– Эта вещь досталась мне от матери, – сказала она проникновенно.

Я уж чуть было не поверила в то, что мне удалось растопить ледяное сердце. Надо же – мне преподнесли в подарок семейную реликвию! Дополнительный смысл этого подарка виделся мне так: раз мама пошла на это, значит, она считает меня членом семьи, а стало быть, Ричард намекал ей, что собирается сделать мне предложение. Просто так, кому попало, не дарят фамильное золото, так ведь? Цепочка должна остаться в семье. Значит, скоро?..

Но тут она словно вылила на меня ушат холодной воды:

– Этот кулон всегда приносил моей маме несчастье.

– Спасибо… – только и выдавила я.

Теперь-то я понимала, что золотой цветок был подарен мне не как амулет, не как знак любви и предстоящего брака, а скорее уж как наводящий порчу шаманский символ. Дьявольская подвеска, как в «Ребенке Розмари». Я засунула кулон с цепочкой подальше и стала присматриваться к дурным предзнаменованиям. Перед отъездом в Лос-Анджелес я спустила «реликвию» в унитаз вместе с ключами от квартиры Ричарда.

Итак, мать Эрика тоже не считала, что мы с ней достаточно близки для того, чтобы я сопровождала ее на прием к врачу. Что ж, это было кстати. Потратить свободный час в клинике Святого Экспедитора на свое усмотрение – именно то, что мне было нужно. Наконец-то я смогу хоть ненадолго заглянуть к Брэнди.


Все мои познания о клинике Святого Экспедитора в Санта-Монике ограничивались тем, что я прочитала в журнале «Все о женщине». Шикарное, отделанное мрамором здание я узнала с первого взгляда. Но для меня оказалось настоящим сюрпризом то, что архитектурный шедевр Сэшмейера Уинга представлял собой лишь небольшую часть больничного комплекса. Выполняя указания Эльспет, я подвезла ее к другому входу, более скромному.

– Это для амбулаторных больных, – объяснила Эльспет.

Главный приемный покой располагался как раз во дворце Уинга. Туда я и направилась узнать, где находится палата Брэнди.

Шикарный фасад – это было еще не все. Внутри здание было еще роскошнее. Холл приемного покоя выглядел именно таким, каким я представила его себе, рассматривая фотографии в журнале, с той только разницей, что в действительности он оказался больше. Попав сюда, под этот сводчатый потолок, я поняла, почему у Брэнди, как и у других пациентов, стало легче на душе, когда она оказалась здесь. Помещение чем-то неуловимо напоминало церковь. У посетителей и пациентов подсознательно просыпалась в душе вера, что Бог не оставит без своей помощи тех, кто молится в этом храме. Медсестры и другой обслуживающий персонал клиники был похож на монахинь и монахов. В своих безупречно чистых белоснежных халатах и комбинезонах они напоминали массовку из научно-фантастического фильма семидесятых годов, в котором режиссер снял будущее человечества так, как мечталось ему и его современникам (Брэнди уже рассказывала мне, что тут даже обувь для медсестер была разработана специальная – их шагов не было слышно, чтобы лишний раз не беспокоить пациентов). В общем, не успела я попасть в этот сверкающий храм медицины, как у меня возникло чувство, что здесь могут мгновенно пришить человеку отрезанную руку или ногу, да так, что конечности будут двигаться еще лучше, чем раньше. Все здесь излучало уверенность в торжестве медицины над всеми известными человеческими недугами.


Брэнди прописали курс радиотерапии, чтобы по возможности уменьшить размеры опухоли перед операцией. Когда я заглянула к ней в палату, она как раз только что вернулась с очередной процедуры. Выглядела подруга усталой, но улыбалась вполне искренне.

– Через пару минут врач обещал заглянуть, – сообщила она мне тоном заговорщика. – Ну, помнишь, тот онколог? Я тебе рассказывала!

– Тогда я, может, пойду? Погуляю пока где-нибудь, – предложила я.

– Да нет, ты что! Оставайся! – сказала Брэнди. – Он же только на секунду зайдет, проверить, жива ли я после очередной дозы облучения. Да ладно, шучу. Это я так. Оставайся, заодно посмотришь, на что идут твои деньги. Даже если меня не вылечат, то, признаюсь тебе, сюда стоило попасть хотя бы ради того, чтобы познакомиться с этим врачом. Знаешь, Лиз, по сравнению с ним Джордж Клуни выглядит потрепанной дворняжкой.

– А мне всегда в «Скорой помощи» нравился тот, худенький, врач, – сказала я.

– Нашла с кем сравнивать! Да по сравнению с моим врачом тот – просто моль. Ради того чтобы увидеть такого красавца, как мой доктор, не жалко и заболеть.

– Брэнди! – взмолилась я.

Впрочем, Брэнди меня уже не слышала. Она подтянулась, оперлась на подушки, откинула со лба прядь изрядно поредевших волос и при этом даже стала похожа на ту Брэнди, какой была еще совсем недавно – девушкой, которая лихо заигрывала с голливудскими продюсерами, случайно пробравшись на светскую вечеринку. Вот только лоску поубавилось…

– Доктор Уолкер, – с улыбкой произнесла она. – Или позволите называть вас по имени?

– Вы, Брэнди, можете называть меня так, как сами захотите. Равно как и звать в любое время, когда я вам понадоблюсь, – галантно ответил ей доктор Уолкер.

Брэнди продолжала кокетничать, а я тем временем стала медленно оборачиваться.

– Ну что ж, я позволю себе вольность называть вас по имени, но с ученой степенью, – заявила Брэнди. – Вы для меня будете доктор Скотт. Что скажете? Всегда питала слабость к мужчинам с научными званиями.

– Звание доктора просто прилагается к стетоскопу, – отшутился доктор Скотт.

Он вносил какие-то изменения в список назначений, прикрепленный в ногах кровати Брэнди. Голова его была опущена, я не видела лица. Но скажите мне, много ли в этом городе врачей по фамилии Уолкер, которых зовут Скоттами и которые являются лучшими специалистами в области рака груди? Ошибиться было невозможно. Это был он.

– Кстати, доктор, познакомьтесь, это моя подруга Лиза, – представила меня Брэнди.

Доктор Скотт протянул руку для рукопожатия, даже не глядя на меня, погруженный в свои записи.