Долли замолчала и сидела, не поднимая глаз. Чарльз легонько коснулся рукой подбородка девушки и приподнял ее лицо. На него смотрели два изумрудно-зеленых глаза, в которых плескалась боль.

— Поэтому вы не хотите выходить замуж? — осторожно спросил он, — слишком сильное разочарование в мужчинах?

— Мне не нужно выходить замуж — мои родители и бабушка позаботились об этом, я хочу жить свободной и заниматься любимым делом.

— И что же вы будете делать, когда я отпущу вас на волю с вашими деньгами? — заинтересовался Чарльз. Его невеста всё больше интриговала молодого человека.

— Я буду разводить верховых лошадей.

— Не может быть, — изумился герцог.

— Ну вот, и вы туда же, — разочарованно заметила Долли и встала со скамейки.

— Не обижайтесь, просто я поражен в самое сердце, — модой человек в один прыжок догнал княжну, загородил ей дорогу и объяснил: — ведь моей самой заветной мечтой всегда было разведение лошадей! Золотой и Бронзовый были моей первой победой, но теперь мне придется всё начинать заново. Давайте, пока мы будем женаты, работать вдвоем.

— Можно мне подумать? — всё еще обиженно спросила Долли.

— Конечно, можно, дорогая, только не тогда, когда будете отвечать священнику, — заметил герцог и, заглянув в лицо своей невесте, очень обрадовался, увидев ее слабую улыбку.

— Пойдемте, я провожу вас домой, иначе все дамы семейства Черкасских четвертуют меня за нарушение приличий.

Чарльз проводил Долли домой, а сам вернулся в свою спальню. Из его головы не шел рассказ девушки. Похоже, что в столь юном возрасте она пережила серьезную драму, может быть, в этом были затронуты и ее чувства; и открытым оставался вопрос: если девушка так боится этого Островского, что за ужас ей пришлось пережить… Если Долли подверглась насилию, она, скорее всего, не сохранила невинность. Герцог вспомнил свои требования, которые он предъявлял к невесте. Долли принадлежала к знатному роду, была богата, но вот, скорее всего, уже не девственна.

Но какая ему разница, если он всё равно заключает фиктивный брак? Задав себе этот вопрос, он вдруг понял, что не хочет, чтобы брак был фиктивным, а хочет, чтобы это яркое, веселое создание осталось с ним навсегда. Да что это с ним случилось? Он всегда был спокоен и разумен и никогда не менял своих решений. Герцог уставился на себя в зеркало, как будто видел в первый раз. Нет, он был таким же, как всегда, только теперь, вопреки его воле, все его мысли были заняты русской княжной, на которой он собирался вынужденно жениться.

— Но почему же вынужденно? Ведь план, как замять скандал в Хартфорд-хаус, предложил я сам, никто на меня не давил, — сказал Чарльз своему отражению и подумал, что замять скандал можно было бы, просто принеся извинения хозяину. Да, княжну не стали бы принимать ни в одном доме в Лондоне, но это, судя по ее же словам, девушку совсем не расстроило бы. Он сам хотел этого брака, поэтому и предложил его, а всё его критическое отношение к Долли и его раздражение были следствием того, что он не мог ее получить, хотя и очень желал.

Герцог честно заглянул в свое сердце и понял, что на самом деле всё было очень просто, и только нежелание признавать истину позволило ему так долго закрывать глаза на очевидные факты. Он любил Долли, любил с той самой минуты, когда, стоя у борта корабля в лондонском порту, она подняла на него прозрачные зеленые глаза, в которых были раздумья, печаль, сомнения, и не было только одного — интереса к его персоне. Значит, он любит Долли — а раз так, то сделает всё, чтобы не потерять ее, и пусть она больше не девственница, это — не важно. Чарльз налил себе бокал бренди и начал строить планы на будущее. Теперь вся мощь характера одиннадцатого герцога Гленорга была направлена на одну цель: завоевать сердце своей русской невесты.


Никогда в православном храме при российском посольстве не было столько гостей, сколько собралось сегодня на свадьбу светлейшей княжны Черкасской с английским герцогом. Отчасти это объяснялось присутствием на церемонии императора Александра Павловича, но, в основном, гости пришли сюда даже без приглашений, обуреваемые тривиальным любопытством. Всем хотелось посмотреть на невесту, которая выезжала только один день и сразу же подцепила самого богатого и титулованного жениха Англии.

По желанию семьи Черкасских, церковь украсили множеством букетов из белых роз. Несколько сотен свечей белого воска заливали праздничным светом золоченую резьбу иконостаса, суровые лики святых, праздничное облачение отца Афанасия и наряды гостей. В ожидании начала церемонии император Александр беседовал с графом Ливен и приближенными из своей свиты, а дамы нарядной толпой окружали великую княгиню Екатерину Павловну, державшую под руку графиню Апраксину. Княгиня Черкасская и графиня Ливен стояли рядом.

— Катя, ну что же церемония задерживается? — нервно постукивая ногой, тихо прошептала на ухо собеседнице Дарья Христофоровна.

— Жених ждет у входа, Луиза там же — вдруг будет нужно поправить платье, я не знаю, почему Алекс задерживается.

— Невозможно проехать, вся улица запружена экипажами, — тихо сказала Лиза, наклонившись к невестке. Они сейчас уже будут здесь — я чувствую Долли, она уже рядом и очень волнуется.

Действительно, двери распахнулись, и гости, повернувшись, увидели светлейшего князя Черкасского, передающего руку своей сестры герцогу Гленоргу.

— Какая красавица! — восторженно воскликнула великая княгиня, глядя на Долли.

— Да и жених потрясающе хорош, если уж быть справедливыми, — заметила графиня Ливен, — давно я не видела такой красивой пары. Посмотрите, он кажется еще выше и сильнее на фоне невесты, а Долли — просто ангел!..

Все присутствующие затаили дыхание, глядя на прекрасную невесту. Сегодня ее пышные волосы были расчесаны на прямой пробор и, собранные на затылке, длинными крутыми локонами спускались по спине. Белоснежное кружевное платье, шлейф которого тянулся за ней, как мантия юной царицы, своей изысканной простотой подчеркивало безупречную осанку высокой, стройной фигуры Долли. На шее и в ушах княжны играли ярким блеском изумруды, но при виде диадемы, сияющей на голове девушки, дамы тихо ахнули. Сверкающий нимб над темными волосами невесты, из-под которого мягкими волнами спускалась расшитая вуаль, делал ее лицо идеальным, а зеленые камни, переливающиеся в диадеме, оттеняли огромные, прозрачные зеленые глаза красавицы.

— Теперь понятно, почему англичанин сделал предложение в первый же день, — хмыкнула великая княгиня, — не знаю, смог бы он пробиться в очереди с предложением руки и сердца через неделю. Наша Долли ослепительно красива, да и богата, у них таких невест днем с огнем не сыщешь.

— Като, я знаю, что ты — патриотка и не любишь англичан, но пощади своего брата, принц-регент опять будет жаловаться на твой острый язык, — смеясь, попросил император, подходя к сестре.

Из царских врат навстречу молодым вышел отец Афанасий, он трижды благословил их, и служба началась. Шафером герцога стал Алексей Черкасский, он не только держал венец над головой жениха, но и тихо переводил ему слова батюшки. Венец над головой Долли держал граф Ливен.

Пока священник трижды менял кольца новобрачным, герцог поглядывал в лицо своей невесты — он до сих пор не мог прийти в себя, пораженный увиденным зрелищем, когда ослепительная красавица с открытым лицом, окруженным, как нимбом, сверкающей диадемой, шагнула ему навстречу на крыльце церкви.

Слушая слова на странном чужом языке, Чарльз про себя просил у Всевышнего отдать ему Долли навсегда. В этой просьбе, вырвавшейся из глубин его сердца, было всё, что он теперь желал. И сейчас он легко касался руки своей любимой, обмениваясь кольцами, и как молитву про себя твердил свою просьбу.

Алексей Черкасский перевел ему вопрос священника, и герцог подтвердил, что его решение вступить в брак свободно, и он не связан обещанием с другой женщиной, потом его невеста ответила священнику по-русски, и Чарльзу очень понравилось мелодичное звучание русской речи в ее устах. Они держали венчальные свечи, и огонек освещал безупречный профиль Долли — она опустила глаза и, казалось, впитывала слова молитвы, произносимые священником.

Церковный служка вынес чашу с вином, передал отцу Афанасию, и тот трижды подал ее новобрачным, а потом соединил их руки и повел вокруг аналоя. Чарльз сам не ожидал, что незнакомая церковная церемония затронет какие-то струны в его душе, но, глядя на одухотворенное лицо своей невесты, он почувствовал святое таинство момента и понадеялся, что Бог подарит ему настоящую жену, даже если придется проявить терпение и долго дожидаться этого момента.

— Целуйте иконы, — подсказал герцогу Черкасский.

Чарльз приложился к иконам, за ним это сделала Долли, радостный священник обернулся к герцогу и предложил поцеловать жену. Чарльз склонился к прекрасному лицу молодой герцогини и нежно коснулся полуоткрытых губ. Если бы была его воля, он никогда бы больше не оторвался от этих мягких розовых губ, но кругом были люди, и молодой человек, ослабив объятие, отпустил Долли. Ее широко распахнутые недоумевающие глаза тронули герцога до глубины души. Он понял, что та любовь, о которой он не говорил, но которая переполняла его душу, была и в его поцелуе — и чуткая девушка что-то почувствовала.

Гости радостно зашумели, поздравляя молодых, и первым к ним подошел император Александр.

— Поздравляю, милорд, вы забрали у нас самую красивую невесту этого года! Надеюсь, вы будете беречь этот редкий цветок.

— Благодарю вас, ваше императорское величество, — поклонился Чарльз и подтвердил, — я готов положить всю мою жизнь на то, чтобы сделать мою герцогиню счастливой.

За императором подошли Черкасские, потом остальные гости, и поздравления продолжились. Герцог благодарил, пожимал руки, но все время смотрел только на Долли. Она была весела и, казалось, счастлива, ее улыбка была нежной и радостной, а глаза сверкали теплым зеленым светом. Молодой человек подумал, что его Лисичка обвела всех остальных зверей вокруг пальца, и ему стало от этого грустно, он уже пожалел, что придумал это дурацкое пари, и сейчас отдал бы половину своего состояния, чтобы ее настроение было искренним.