Крессида с опаской взглянула на сестру, но Калли взорвалась смехом.

— Ты могла бы догадаться, что я шучу.

— Он… рассказал мне о вашем разговоре прошлой ночью. Это дало ему надежду. И он набрался смелости поговорить со мной, чего он не мог позволить себе раньше. — Глаза Калли были мокрыми. — Крессида, я навеки в долгу у тебя. Сама я никогда не осмелилась бы сказать ему, что он мне нравится, зная, как папа…

— Папа не посмеет вмешаться, — сказала Крессида, когда Калли вдруг замолчала. — Я ему не позволю.

Ее сестра сделала глубокий вдох и расправила плечи.

— Нет. Я сама не позволю, — твердо произнесла она. — Никогда больше.

— Хорошо. — Крессида решительно кивнула. — Я очень рада за вас обоих.

На губах у Калли снова расцвела улыбка, Крессида, сияя от радости, не могла не улыбнуться в ответ, хотя сердце у нее бешено стучало.

— Мы возвращаемся в Портсмут, — сказала Калли. — Там мы оба чувствовали себя дома и хотим вернуться. Теперь, когда Бригхэмптон потерян, мы решили уехать и не быть обузой для семейства Хейзов. И мы хотели бы, чтобы вы с бабушкой поехали с нами. Я попрошу майора Хейза сообщить отцу, если… он найдет его, куда нам писать.

— Ода… конечно.

Калли вопросительно посмотрела на нее, но Крессида улыбнулась в ответ, и Калли успокоилась.

— Я иду к бабушке. Надеюсь, она обрадуется… О, Крессида, как ты думаешь, она будет недовольна, что он… — Калли нервно всплеснула руками.

— Тем, что он солдат, как папа? Что он достойный человек? И безумно влюблен в тебя? Чего это вдруг ей быть недовольной?

Ее сестра покраснела.

— Она всегда хотела, чтобы мы удачно вышли замуж.

— Калли, — тихо сказала Крессида, — если ты выйдешь замуж за Тома, то это будет удачный вариант.

— Я знаю.

Больше Калли не могла сдерживаться, она обняла Крессиду, а потом заторопилась к бабушке, чтобы сообщить ей новость.

Крессида оттолкнула дневник отца и блокнот, в который она заносила свои догадки. «Обратно в Портсмут…» Ее глаза бесцельно блуждали по оранжерее. Далеко от Пенфорда. Она встала и медленно побрела по дому. Мысли ее путались. Калли и Том поженятся! Как замечательно, что два дорогих ей человека найдут свое счастье. Но с другой стороны, событие это означало и неожиданное разрушение ее мира. Они так долго жили вместе, а теперь Калли с Томом будут настоящей семьей. У них будет свой дом. Могут появиться дети. Ночами они будут вместе сидеть у огня, потом ложиться в постель. А Крессида будет сидеть у огня с бабушкой.

Она не завидовала. Нет, Крессида не могла завидовать, ведь она была искренне рада за сестру. Это было бы унизительно для нее и несправедливо по отношению к Калли, которая заслуживала любви и счастья, и к Тому, который любил ее так долго и безнадежно. Борясь со своими противоречивыми чувствами, она продолжала идти по дому и, прежде чем осознала, что делает, оказалась у двери кабинета Алека.

Она постучала — дверь открыл Джон Хейз. Крессида облизнула пересохшие губы.

— Я прошу прощения. Я не хотела мешать…

— Мы закончили, — сказал мистер Хейз. Он через плечо взглянул на Алека, который стоял за письменным столом. — Ведь уже закончили?

— Да, пожалуйста, входите. — Алек рукой дал ей знак войти. Мистер Хейз вежливо поклонился, придержал для нее дверь и вышел.

Неожиданно Крессида почувствовала всю абсурдность ситуации — она пришла к Алеку обсудить ситуацию, облегчить душу, тогда как у него своих забот хватает, да еще ее заботы, связанные с поисками их отца. Что она может сказать? Что ее сестра выходит замуж, а у нее сжимается сердце, потому что ей тоже хочется, чтобы ее беззаветно любили? Это зависть, ничтожное, мелкое чувство, и Крессида ненавидит себя за это. Тем временем Алек вышел из-за стола и жестом предложил ей сесть на диван.

— У вас озабоченный вид, — сказал он. — Что-то случилось?

— Да. — Она покачала головой, садясь на диван. — Но очень счастливое событие. Мистер Уэбб сделал предложение моей сестре, и она приняла его.

— А… — Он внимательно посмотрел на нее. — Я желаю им счастья. Вообще-то я подозревал, что он питает надежду.

Она растерянно засмеялась. Алек, разумеется, должен был заметить то, что она проглядела, хотя все последние годы жила рядом с Томом и Калли.

— Да, так и было какое-то время. Но мой отец… эту партию не одобрял… — Она замолчала, пытаясь унять дрожь в лежавших на коленях руках. — Нет, я должна быть честной с вами, — произнесла она потухшим голосом. — Отец знал, что Том любит ее, и дал ему понять, что он должен держаться подальше. Он даже… выдал Калли замуж за этого ужасного мистера Филлипса, чтобы Том не смог жениться на ней. — Алек молчал. Крессида грустно вздохнула. — А Калли на самом деле заслуживает, чтобы ее любили, и я думаю, Том сделает ее счастливой. Не знаю более достойного человека.

— Конечно, — пробормотал он.

Какое-то время они оба молчали. Крессида сидела, дергая нитку на кромке фартука, и избегала смотреть на него. Что он мог ей сказать?

— Они собираются вернуться в Портсмут, — сказала она, чтобы нарушить неловкое молчание. — Бабушка тоже, я уверена, поедет с ними. Она родилась и выросла в Портсмуте, и теперь, когда мы потеряли Бригхэмптон, у нее нет причин оставаться здесь. — Нитка начала рваться под ее беспокойными пальцами. Она заставила себя остановиться и теперь просто теребила пальцами фартук.

— Тогда я поговорю с Уэббом, — сказал он. — Ведь ему потребуется фургон для переезда.

Крессида кивнула:

— Вы очень добры.

Но не это она жаждала услышать. Он понял, что она уезжает вместе с ними? А что она надеялась услышать? Что он хочет, чтобы она осталась? Зачем? Чтобы спорить с ним, задавать вопросы по поводу всех его действий и настаивать, чтобы он брал ее с собой, отправляясь на поиски ее отца? Ее присутствие только усложняет ему задачу.

А может быть, он хочет прижать ее к стене, как тогда в библиотеке, коснуться губами ее затылка и обнаружить, как мало нужно, чтобы она растаяла и уступила?

— Вы уезжаете с ними?

Она подняла глаза и встретила его взгляд. Сердце ее стучало, пальцы дрожали. Ей следовало сказать «да», потому что Калли пригласила ее жить с ними, и у нее не было причин или отговорки не ехать со своей семьей. Ей хотелось сказать «нет», потому что она сейчас могла уехать из Пенфорда, от него и прервать то удивительное, что, как она чувствовала, возникло и существовало между ними. Но она, только не отрываясь, смотрела в непостижимые синие глаза Алека и ничего не говорила.

Казалось, прошла целая вечность. Крессида знала, что у нее все на лице написано, но ничего не могла с этим поделать. Не стоило и пытаться. Может быть, он примет решение за нее. Он слишком честен, чтобы играть с ней. Если ему нет до нее дела или если он видит, что у них нет будущего, он будет милосердным и пожелает ей благополучной жизни в Портсмуте. Потому что Крессида, которая всегда была бойкой на язык и никогда не боялась говорить прямо, лишилась дара речи, осознав, что хочет, чтобы он попросил ее остаться, причем не важно, по какой причине.

Он резко встал из-за стола.

— Не хотите ли прогуляться со мной?

Она кивнула, встала и прошла в открытую для нее дверь, потом они вместе прошли через весь дом, и вышли в сад. Они шли мимо гардений, роз, полевых цветов на лужайках за садом, потом все дальше и дальше. Крессида не знала, что он задумал, но это не имело значения, она доверяла ему. Она была бы счастлива вот так идти рядом весь день.

— Я не слишком скучал по Пенфорду, когда был далеко от него, — неожиданно заговорил Алек. — Я жаждал приключений и использовал для этого любую возможность. Я был грозой Марстона — вместе с Уиллом Лейси. Это подтвердит любой здешний житель. Когда мне исполнилось семнадцать лет, отец с радостью купил мне офицерский чин и отправил за приключениями, какие можно было найти лишь на войне с Бонапартом, а я был рад такой возможности. Я собрал свои вещи и уехал.

Он остановился на пологом подъеме, откуда видны были поля и река, издалека похожая на серебряную полоску. Дом, уютно устроившийся в зелени садов, остался позади них.

Дом был теплым, светлым, красивым, и Крессиду вновь охватило чувство, что для нее не существовало бы места лучше, чем Пенфорд. Как он мог так легко уехать и не скучать по дому? Но Алек, прищурившись из-за яркого солнца, казалось, видел только что-то свое.

— Я никогда не думал, что Пенфорд станет моим и что мне придется управлять им. Если бы я мог себе представить… — Он помедлил, потом заговорил медленнее, тщательно подбирая слова: — Если бы я был настроен на это, то, возможно, вел бы себя по-другому. Или нет… Воображение бессильно нарисовать картину того, что делается на поле боя. Никому, кроме выживших в этом аду, не дано понять, какая там творится неразбериха, какие гигантские усилия требуются, чтобы управлять людьми, лошадьми и орудиями, да еще заставлять людей идти в атаку. Это ужасает и одновременно заряжает. Кровь быстрее бежит по жилам, мозг лихорадочно работает. Бывают моменты, когда чувствуешь в себе силы совершить то, что в обычной жизни сделать невозможно, и порой это даже удается. Бывает, что после долгого ожидания, или обустройства позиций, или попыток занять позицию все летит к чертям, и остается лишь какой-то миг, чтобы принять единственное, верное решение и не погибнуть.

Он снова замолчал. Крессида смотрела на мирные зеленые луга и пыталась представить себе великое множество людей, окровавленных, раненых, рвущихся вперед и готовых убивать. Отец никогда не рассказывал подробности сражений, а по донесениям, попадавшим в газеты, всегда возникала блистательная картина, как мужественные офицеры ведут своих людей в атаку или как верная пехота готова выстоять под любым вражеским огнем. Крессида понимала, что на войне умирают, становятся калеками, приобретают шрамы, но иногда все-таки остаются целыми и невредимыми. В реальной жизни она знала только отца и Тома, которые благополучно вернулись домой. «И Алека! — шепнул ей внутренний голос, напомнив о шрамах на его спине и груди. — Ты знаешь его…»