Алек поднял фигурку, повертел ее в руках, прищурил глаз, рассматривая ее.

— Хорошая работа, — пробормотал он.

— Да, — тихо отозвалась Крессида, — очень славная лошадка. — Она гадала, остались ли они друзьями. Если этот друг остался другом даже после… Крессида страстно надеялась, что это так.

— Он умер, — продолжал Алек все тем же бесстрастным тоном. — Ватерлоо. Геройская смерть, как принято говорить, достойная уважения.

— Мне жаль. Его передернуло.

— Мне тоже, — безрадостно сказал он. — Никогда не думал, что он будет одним из тех, кто… — Его губы скривились. — Лейси был адъютантом генерала Понсонби. Ему надлежало находиться не на переднем крае и уж точно не вести кавалерию в атаку на французов. Уилл был умным парнем. Он всегда знал, когда нужно придержать язык, а когда говорить. Из него получился бы хороший политик — он мог уговорить, кого угодно, на что угодно и при этом убедить человека в том, что его идея самая лучшая.

— Лейси? — спросила Крессида, когда он молчал. — Из Грейнджа?

Это было поместье в нескольких милях от Пенфорда, принадлежащее мистеру Ангусу Лейси. Немолодой и отличающийся плохим здоровьем владелец редко выезжал, но в Марстоне все знали Лейси как человека вспыльчивого. Был всем известен и его угрюмый слуга, крупный мужчина по имени Моррис. Крессида, завидев Морриса, всегда обходила его стороной. Она переносила холодную, спесивую натуру слуги на образ его хозяина, но теперь, узнав о том, что мистер Лейси потерял сына под Ватерлоо, почувствовала к нему сострадание.

— Да. Уилл был единственным сыном и наследником старого Лейси и очень болезненно ощущал свою ответственность. — Алек посмотрел на нее. — Вы встречались со стариком?

— О нет, — быстро сказала она, — Я никогда не видела его. Только слышала о нем.

Уголки его рта дрогнули.

— Представляю, что вы могли слышать. Он и раньше был грубым и несдержанным. Я уверен, что со временем его манеры лучше не стали.

— Но он потерял сына… — Пожав плечами, Крессида обхватила себя руками. — Тяжело терять того, кого любишь.

Его рука сжала лошадку с такой силой, что она подумала: он сейчас сломает ее. Глаза Крессиды округлились, она уже почти открыла рот, чтобы произнести что-нибудь, — таким свирепым стало выражение его лица.

— Да, — мрачно сказал он, очень осторожно поставил лошадку на стол и снова наполнил бокал вином. Вместо того чтобы выпить самому, он протянул бокал ей.

Она немного поколебалась, но потом взяла бокал. Вино было хорошее, богатое оттенками, теплое на вкус. Она сделала еще глоток, продолжая наблюдать за ним. Его взгляд не отрывался от ее рта. Крессида опустила бокал, бессознательно слизнув последнюю каплю с нижней губы. И тут что-то опасное мелькнуло в его глазах.

Казалось, весь мир сузился, остались только они двое в пучке лунного света. Крессида признавала, что Алек Хейз — красивый мужчина. Она знала, что он умен, решителен, но доброта и мягкость в нем тоже есть. Достаточно вспомнить, как он кружил своих маленьких племянниц, пока они не развеселились. Но даже если эти качества делали его более привлекательным как человека, само по себе это мало что значило. Она была знакома и с другими мужчинами, красивыми и добрыми, о каких всегда мечтают девушки, но они никогда не смотрели на нее так, как Алек.

Крессида медленно протянула ему бокал, ее рука немного дрожала. Он поднял на нее глаза, и она почувствовала всю силу его желания. Боже, этот взгляд всколыхнул в ней что-то глубоко запрятанное, чему она годами не давала воли. Она хорошо знала, что такие желания ведут только к краху, к жестокому разочарованию. В ее жизни были страстные отношения с мужчиной. Но со временем страсть прошла. И отношения по инициативе мужчины закончились, сделав ее мудрее. Снова уступать желаниям было бы непростительно. Разве ей в свое время не был преподан жестокий урок?

Алек взял у нее бокал и отвел взгляд. Какими бы ни были его чувства, как бы он ни желал ее, но он не давал себе воли. Крессида сказала себе, что ей нужно следовать его примеру. Она приготовилась извиниться и уйти к себе.

— Присядьте. — Он поднес к губам бокал и сделал несколько глотков, указывая ей рукой на кресло с другой стороны столика.

Это было бы ошибкой. Ей хотелось остаться, потому что она знала, как необходимо ей снова ловить на себе его взгляд, чувствовать, как сильно он желает ее. Но может быть, глупо думать об этом, ведь он всегда смотрел на нее равнодушным взглядом, как смотрят на безобразную картину, прикидывая, что бы такое сказать, чтобы не задеть чувства художника. Но она жаждала этого взгляда. Он разжег тлеющий уголек желания в ее груди, и она не хотела гасить его. И вместо того чтобы пожелать доброй ночи и уйти, Крессида села.

— Он вырезал ее в Испании? — Она прикоснулась к лошадке. Хоть резьба и не была тонкой, она хорошо передавала сущность животного. Развевающаяся на ветру грива, настороженные уши, одна нога поднята. При этом фигурка была совсем небольшой, умещалась на ладони. — Она замечательная.

— Да. Я отослал ее домой Джулии, подумав, что ей понравится. У Уилла не было братьев и сестер, и к тому времени отец лишил его наследства.

Крессида удивилась:

— Своего единственного сына? Почему?

Алек смотрел на ее длинные тонкие пальцы, легко касающиеся крутой шеи лошадки. Тоненькие иголочки стали покалывать его кожу, как только он представил себе ее пальцы на своем теле — ласкающие его, сжимающие… Ему не следовало просить ее остаться, но вино разрушило его благородные намерения еще до того, как она призрачной искусительницей, с волосами, рассыпавшимися по спине и плечам, вплыла в комнату и стала у окна. Особое значение приобретало то обстоятельство, что она не могла спать и бродила по дому ночью, когда ему тоже не спалось. Что-то в ее позе и в том, как она наклоняла голову набок, глядя в окно, заставляло его думать, что она тоже жаждала оказаться здесь, вырваться из круга запретов… Что-то в ней взывало к нему, и он не мог не отозваться на этот зов.

— Он не одобрил жену, которую выбрал себе Уилл, — не сразу ответил на ее вопрос Алек. — Она была испанкой, из хорошего семейства, сочувствующего нам, но все же не англичанкой. Лейси думал, что Уилл проявит твердость, оставит ее, вернется домой и женится на старшей дочери Дарроуби или другой девице из Хартфордшира. Лейси много лет ждал рождения сына, и ко времени его появления на свет уже спланировал всю его жизнь. К несчастью для него, у сына тоже оказался сильный характер, ни один, ни другой не хотели уступать. — Алек до сих пор негодовал, вспоминая о том, как Лейси пытался укротить характер Уилла. Спина и ноги его друга были покрыты шрамами — результат воспитательных мер Лейси. Алек залпом выпил вино и потянулся к бутылке.

— Молодец, — пробормотала Крессида. Алек не сразу спросил:

— Потому что боролся с отцом?

Даже в полумраке был виден блеск ее глаз.

— Потому что отстаивал свою любовь и остался верен своим чувствам.

За этим что-то стоит, подумал Алек. Вино развязало ему язык раньше, чем он спохватился.

— Кто-то разбил ваше сердце.

Она отшатнулась, как от удара, но только бросила на него сердитый взгляд. Его рука сжалась в кулак; кто-то был в ее жизни. Но это не его дело. Алек разжал пальцы и вновь протянул ей бокал с вином. Она взяла его почти с вызовом и выпила.

— Мое сердце разбила Марианна, — сказал он, непроизвольно вытаскивая из своего шпионского арсенала испытанный метод — собственным рассказом подтолкнуть ее к рассказу о себе. Эта история, разумеется, была правдивой — в отличие от небылиц, которые он обычно плел, выполняя задания. — Я был безумно влюблен в нее и думал, что она тоже влюблена в меня, пока, вернувшись из Испании, не обнаружил, что она предпочла более надежного парня. Такого, как мой брат, который, пока меня не было, сделал ей предложение.

Она замерла. Алек усмехнулся, хотя уже давно не чувствовал горечи. Эта рана давным-давно затянулась.

— Да, мой собственный брат ухаживал за девушкой, на которой я хотел жениться. Некрасиво по отношению к брату, вам не кажется? Я мог бы убить его за это, если бы он был способен сопротивляться. Но Фредерик только беспомощно оправдывался, говорил, что слишком любит ее и хочет жениться на ней, а потом вдруг сказал, что может отойти в сторону, если она захочет вернуться ко мне.

— Вы действительно любили ее? Он вздохнул:

— Да, но не так, как ей бы хотелось. Это была любовь молодого человека, безрассудная, безответственная и необузданная. У нее не было основы — взаимной страсти или сходства темпераментов. Отец сказал мне, что мы сделаем, друг друга несчастными, и это, естественно, только укрепило мое намерение заполучить ее. Тогда я еще не мог понять, что он был прав. Марианна хотела поэзии и нежности, ей больше подходил Фредерик. — Он поудобнее устроился в кресле, чтобы лучше видеть Крессиду. — Так что, в конце концов, оказалось, что она правильно сделала, бросив меня, хотя мне на то, чтобы признать это, потребовалось время.

Крессида долго молчала. Алек ждал, чувствуя, что она хочет рассказать ему свою историю. Нет, обозлился он на себя, это он хотел, чтобы она рассказала ему о себе. Не исповедь жаждал он услышать, ему нужно было ее доверие и уважение. Он устал лгать, выдавать себя за кого-то другого, всегда быть настороже, опасаться, что обнаружится обман. Деревянная лошадка стала последней каплей, и он рассказал ей о своем поражении: его бросили, предпочли брата.

— Его звали Эдвард, — наконец раздался ее голос. — Он был офицером военно-морского флота и вскоре намеревался получить свой корабль. Это случилось вскоре после того, как моя сестра вышла замуж и я оказалась в большей мере предоставлена самой себе. Он сказал, что покажет мне мир, а когда получит корабль, мы будем плавать вместе. Но его намерения изменились, когда его начальник заметил, что семья не будет способствовать его продвижению по службе.