Гидеон не мог думать больше ни о чем, кроме своего желания. Слова Тэсс возбуждали его.

– Я твой, – выдохнул он и подался вперед, чтобы коснуться губами ее рта. Он понял, что не может отказаться от этого блаженства.

Он быстро встал, подошел к двери и повернул ключ в замке. Тэсс облегченно улыбнулась ему, когда он вернулся к постели.

Гидеон начал снимать с себя одежду, не спуская с нее глаз. Тэсс смотрела на него, тяжело задышав, едва увидела его стройное, мускулистое тело. Она стала снимать с себя одежду, которой на ней еще оставалось немало. Гидеон, уже совершенно обнаженный, подошел к ней, чтобы помочь. Тэсс встала с постели, чтобы ему было удобнее ее раздевать. Это очень возбуждало ее – видеть, как его лицо горело от страсти.

Наконец, белье соскользнуло с нее, и она оказалась совершенно обнаженной перед мужчиной, который ее любил. Глаза Гидеона медленно рассматривали ее, его губы тянулись к ее груди, глаза горели. Тэсс нравилось, как он смотрел на нее, но еще больше ее возбуждали его руки. Она упала в его объятия. Гидеон провел руками по ее спине, пока не коснулся округлых бедер. Он притянул ее к себе. Тэсс задохнулась, ощутив прикосновение восставшей плоти к своему животу. Ее глаза закрылись, и она подалась навстречу ему.

Гидеон приподнял ее, положил на кровать и лег рядом с ней. Он нежно ласкал ее, изучая тело, обладать которым он хотел уже на протяжении многих лет. Его губы следовали за руками, разжигая ее страсть и желание, пока Тэсс не начала извиваться и тяжело дышать.

– Пожалуйста, – жалобно прошептала она. – Ну, пожалуйста.

Он со стоном вошел в нее, облегчая восхитительную боль внутри них обоих. Медленно двигаясь в ней, он погружал их в пучину сладостного блаженства, и Тэсс закричала, утонув в томном, сладком забвении страсти. Теряя ощущение времени и пространства, Гидеон последовал за ней…

ГЛАВА 19

Зимние месяцы оказались трудными и длинными для Мэгги. Она пыталась принять участие в счастье Тэсс, связанном с ее планами на замужество, но это ей было тяжело. Мэгги еще больше похудела и побледнела. Она вспоминала Уилла, думала о Рейде, но эти мысли приносили лишь горечь и печаль. Уилл был частью ее жизни очень долгие годы – фактически с тех пор, как она стала что-то соображать, – и казалось, что эта часть ее жизни внезапно исчезла. Мэгги любила Уилла, сначала как мужа, а потом как ребенка, и поэтому ужасно тосковала по нему. К этим чувствам примешивалось и чувство вины, так как ее печаль смешалась с чувством облегчения – она же избежала постоянного беспокойства и возможного позора.

Мэгги считала себя безнравственной женщиной, потому что смерть Уилла вызывала в ней противоречивые чувства. Хуже того, она изменила ему до того, как его не стало. Она отреклась от брачной клятвы, отдав свою любовь другому мужчине.

И она по-прежнему страстно желала Рейда. Даже после всех этих тяжелых и грустных недель, несмотря на то, что ее муж лежал в земле, ее любовь к Рейду разгоралась как никогда сильно и неистово. Иногда она представляла, как они с Рейдом занимались любовью, и чувствовала неослабевающее желание, которое вновь ее стало преследовать. В эти моменты она ощущала жгучий стыд за саму себя, уверенная в том, что стала распутной и грешной.

Мысль о том, что сейчас она свободна, постепенно стала закрадываться ей в голову; она может выйти замуж за Рейда, может любить его, никого не опасаясь. Мэгги намеревалась написать ему письмо по обратному адресу, который был указан на конверте с письмом для Ти. Но она отбросила эту идею. Ей было стыдно думать, что она будто бы рада смерти Уилла, так как это обстоятельство может помочь ей вновь встретиться с Рейдом.

Кроме того, мысль об установлении контакта с Рейдом ее пугала. Что, если он ей не ответит? Что, если ему теперь уже наплевать на то, что она свободна и может выйти за него замуж? Что, если он, обдумав все, посчитал их страсть временной, ни к чему не обязывающей?

У Мэгги и Ти хватало посетителей. Часто приходила Тэсс, заходили женщины из церкви, Жо и Гидеон тоже навещали их, так как дел на ферме зимой поубавилось. И все же Мэгги чувствовала себя одиноко.

Однажды вечером, в конце января, ее разбудил стук в парадную дверь. Она села, растерянно оглядываясь вокруг. Затем до нее дошло, что она задремала на софе в гостиной, где сидела, штопая одежду после ужина. На коленях у нее лежали носки Ти с иголкой, вколотой в штопальное яйцо. Она не поняла, что заставило ее проснуться, пока стук в дверь не повторился.

– Входите! – позвала она и встала, поправляя платье и прическу.

Когда Мэгги подошла к парадной двери, она увидела, что Ти спустился вниз и в нерешительности стоит в коридоре. Он выглядел хмурым, но в его глазах теплилась искра надежды. Мэгги знала, что чувствовал ее сын. Уже было ужасно поздно звать кого-либо и было опасно открывать дверь – но все же… Ее сердце подпрыгнуло от мысли, что это может быть Рейд, который вернулся к ним.

Она подошла и взялась за дверную ручку, но остановилась и нерешительно спросила:

– Кто там?

– Мэгги! Это я, Хантер.

– Хантер? – Лицо Мэгги радостно засияло, и она поспешно открыла замок и распахнула дверь.

Это действительно был ее брат. Он стоял на пороге, и его фигуру было непросто разглядеть в темноте, но Мэгги узнала бы его в любом случае и при любом свете.

– Хантер! – Мэгги бросилась к нему, обхватив руками за шею. Слезы полились у нее из глаз. – Ах, Хантер! Хантер! Ты дома!

Он немного неловко ее обнял и так стоял, пока Мэгги не сделала шаг назад, взяв его за руку и втаскивая за собой в холл.

– Входи. Дай мне лучше рассмотреть тебя. Хантер снял шляпу. Он был красив как никогда, с выступающими скулами и пронзительными зелеными глазами. Волосы у него черные как смоль, а кожа очень смуглая. Он был высоким, худощавым и мускулистым мужчиной. За последние несколько лет в нем ничего не изменилось. Правда, сейчас вокруг рта и около глаз появились морщинки, взгляд стал суров и холоден. Мэгги надеялась, что за годы своего отсутствия, Хантер станет более мягким и доброжелательным. Но сейчас, присмотревшись к нему, поняла, что годы войны, тюрьмы и предательство его невесты оставили в нем глубокий след. Было очевидно, что искренний, смеющийся Хантер ушел навсегда.

– Входи, входи. Ти, иди сюда, посмотри на своего дядю! Дай я возьму твое пальто.

Хантер сбросил с плеча мешковатое пальто и отдал его Мэгги. Ее взгляд скользнул к его бедрам, на которых висел широкий ремень и две кобуры с оружием.

– Хантер! – Она широко раскрыла рот.

– Что? – Он увидел, куда она смотрит, и засмеялся. – А, это? – Он дотронулся рукой до револьвера. – Не волнуйся. Я вернулся не для того, чтобы кого-нибудь пристрелить.

Он казался опасным в ее деревенском доме, в своей грубой западной одежде, с темной небольшой бородой и оружием на боку. Она еще раз взглянула на брата, и он показался ей не похожим на того молодого Хантера, которого она помнила. Ти разглядывал его широко открытыми глазами.

Хантер отстегнул оружейный пояс, повесил его на один из крючков на вешалке, сверху бросил свою шляпу.

– Извини. Я не хотел пугать вас.

– Зачем ты носишь такое оружие? Он пожал плечами.

– На западе все по-другому. Никогда не знаешь, что тебя ждет. – Он посмотрел на перепуганное лицо Мэгги и улыбнулся: – Не волнуйся, я не превратился в головореза.

– Головорез? – Воскликнула Мэгги. – Что это значит?

– Это наемный бандит, убийца. Они обычно носят свою кобуру внизу, на ноге, чтобы можно было быстрее вынуть оружие.

– Где ты живешь, Хантер? – покачала головой Мэгги. – Я никогда не слышала ни о чем подобном…

– Ну, Мэгги. Это неплохое место, просто оно отличается от здешних, к этому быстро привыкаешь.

– Не знаю, захотелось бы мне жить в таком месте или нет, – резко ответила Мэгги.

– Все равно, Мэгс, – он назвал ее так, как называл только Уилл. Лицо Хантера смягчилось от любви к ней, и на мгновение он стал похож на себя прежнего.

– Боюсь, что кто-нибудь там сбил бы с тебя спесь.

– Никогда, – улыбнулась Мэгги. – Ах, извини, Хантер. Я думала, что люди никогда не меняются. Но ты показался мне таким непохожим на себя… Это меня пугает.

Хантер опечалился.

– Иногда даже страшно быть самим собой, – задумчиво произнес он.

– Ах, перестань, – Мэгги шутливо толкнула его. Она повернулась к сыну, который в благоговейном молчании все еще стоял на лестнице и наблюдал за ними. – Ти, иди сюда, посмотри на своего дядю!

– Привет, Ти. – Хантер мрачно протянул ему руку. – Прошло столько лет. Ты помнишь меня?

Ти кивнул головой.

– Да, сэр.

Хантер приподнял брови, глядя на сестру.

– Господи, Мэгс, ты научила его хорошим манерам.

– Что ж, не все мы плохо поддаемся обучению, – ответила шутливо Мэгги. – Ты голоден? Хочешь перекусить?

– Ты шутишь? Неужели ты думаешь, что после недели, проведенной в дороге, я откажусь от домашней пищи?

– Хорошо, тогда пойдем на кухню.

– Я, пожалуй, сначала привяжу лошадь. Конечно, если ты позволишь остановиться здесь на ночь.

– Конечно! – Глаза Мэгги сверкнули от негодования. – И как ты можешь такое спрашивать? Можешь спать в кровати… Уилла.

Хантер посерьезнел и спокойно сказал:

– Ма написала мне об Уилле. Извини.

– Я знаю.

– У тебя все в порядке?

– Как-то свожу концы с концами. Было трудно, – согласилась Мэгги.

– Ах, сестренка, похоже, жизнь никогда не сложится так, как хочется, верно? – Хантер протянул руку и обнял сестру.

Мэгги положила голову ему на грудь. Ей было приятно ощущать поддержку своего сильного брата, вдыхать запах пота и лошадей. Почему-то ей захотелось поплакать.

Она выпрямилась и вновь легонько его толкнула.

– Пойдем. Я покормлю тебя ужином.

Пока Хантер ходил распрягать свою лошадь и заводил ее в хлев, Мэгги в кухне разворошила в печи угли. Она подкинула дров и поставила разогреваться котелок с бобами, а оставшийся от ужина маисовый хлеб тоже поставила в печь. Ти принес масло и молоко из кладовки, а Мэгги достала банку вишневого компота на десерт. Вскоре у нее получился вполне приличный стол. Хантер вошел в кухню через заднюю дверь и направился к умывальнику. На его сапогах, тяжело ступавших по полу, звенели шпоры. Хантер жадно ел, а Мэгги сидела напротив него, потягивая из чашки кофе. Ти поглощал компот.