Но Радолф решительно подавил в себе этот порыв. Тем не менее, вынув из-за пояса ее кинжал, он перерезал стягивавшие ее руки веревки.

– Теперь ешь! – приказал он и, отвернувшись, зашагал прочь.

Лили безмолвно опустилась на землю. У нее болело все тело и раскалывалась голова, но больше всего у нее болело сердце. Хотя она и прежде догадывалась, что будет, когда Радолф узнает правду, где-то в глубине ее сознания жила надежда, что он поймет все и простит.

Как могла она быть такой слепой? Радолф – нормандский лорд, для которого долг превыше всего; доставив к королю, он принесет ее в жертву на алтарь собственной гордости.

Лучше бы ей уехать с Хью.

Лили покачала головой. Нет, она ни за что не вернулась бы в прошлое и не стала супругой негодяя. К тому же Хью сбежал, и Лили даже не знала, радоваться этому или печалиться. Хью расстроил планы Радолфа, но теперь он снова свободно разгуливает по северу.

– Вы поняли, леди, что сказал милорд? – услышала она прозвучавший рядом голос. – Вы должны есть и пить, чтобы сохранить силы.

Тут же у нее в руках оказалась чашка с водой, и Лили не задумываясь начала пить. Затем она позволила Жервуа проводить себя к остальным и усадить на плоский камень. Холодный ветер раздувал полы ее плаща и длинные пряди волос, обжигал глаза.

Жервуа подал ей еду, и Лили стала медленно жевать, устремив взгляд в пространство.

Жервуа отвернулся к командиру. Он сопровождал Радолфа в походах уже почти четыре года и не раз становился свидетелем его гнева; однако ослепленным яростью он видел его впервые. И во всем виновата женщина! Да, она была хорошенькой, но Жервуа никогда не чувствовал себя комфортно в компании женщин.

Он искоса взглянул на Лили. По крайней мере она больше не выглядела бледной и напряженной и не была похожа на человека, который в любой момент может упасть в обморок, и это его порадовало: ничего хорошего не будет, если они не довезут ее до Йорка и где-нибудь на полпути она свалится замертво. Несмотря на спешку, устроенную Радолфом, Жервуа не оставляла гнетущая мысль, что если с леди, не дай Бог, что-нибудь случится, то полетит в первую очередь именно его голова. Жервуа уже давно знал, что, когда дело касалось прекрасного пола, здравый смысл часто изменял людям. Другое дело драка – мужчина против мужчины. Жервуа чувствовал себя куда увереннее в бою, чем перед женской улыбкой.

И тут неожиданно в его мозгу возникло чудное видение с золотистыми волосами и яркими голубыми глазами. Элис Реннок. Он видел ее во время короткого визита, который нанес Малькольму по приказу Радолфа, и даже разговаривал с ней.

– Я уверена, что леди Лили имела вескую причину поступить подобным образом, – безапелляционно заявила Элис, своей решительностью откровенно восхитив Жервуа. До сих пор он частенько вспоминал ее слова и интонацию.

Пока Жервуа размышлял над несообразностями жизни, Лили ругала себя за проявленную глупость. Для человека, привыкшего жить в состоянии повышенной опасности в замке Воргена, она оказалась слишком беспечной. Ее должен был сразу насторожить хотя бы тот факт, что Радолф не оставил у двери охраны; как хитрый лис, он наблюдал за ней и выжидал, а когда настало время, выпрыгнул из засады. Теперь Лили даже сомневалась, что такого человека, как Радолф, могла произвести на свет женщина из плоти и крови; скорее он был творением оружейника Олафа, выковавшего его из закаленного в огне железа. У такого человека не могло быть сердца.

Глаза Лили защипало от слез, но она не позволила им пролиться. Возможно, ей суждено век оставаться одной, но чему быть, того не миновать; вероятно, это ей на роду написано.

Лили сознавала, что должна использовать это время, чтобы продумать предстоящий разговор с королем Вильгельмом. Она не боялась, что разрыдается и упадет на колени, моля о прощении; этого не случилось, даже когда Ворген угрожал ей расправой. Вряд ли Вильгельм окажется еще хуже. Но она находилась в каком-то оцепенении, и нужные слова никак не приходили ей на ум.

Вечерний свет окутывал крепкие деревянные стены Йорка теплым сиянием, в то время как крыши и шпили зданий поблескивали золотом. Городу повезло: за годы войны ни одна армия оккупантов не разграбила и не сожгла его.

Первыми сюда пришли римляне, затем настал черед викингов и датчан, звавших город Йорвиком. Тогда благодаря торговле и оживленному судоходству город стал процветать. Потом Йорк был столицей англиканского королевства Нортумбрии, и вот теперь сюда явились норманны. Вильгельм провозгласил Йорк своим центром на севере и вторым городом Англии после Лондона.

Водные рукава рек Уз и Фос огибали Йорк серебряными змеями. Вдоль берегов более полноводного Уза стояли многочисленные корабли, вокруг суетились занятые их разгрузкой моряки. На земляном валу возвышался замок короля Вильгельма, представлявший собой деревянную башню, обнесенную стеной. На противоположном берегу Уза король сооружал второй замок: в условиях непрекращающихся беспорядков на севере возведение дополнительных фортификационных укреплений стало насущной необходимостью.

Отряд Радолфа приблизился к городской стене, и Лили разглядела впереди железную цепь: преграждая им путь, она была натянута в нескольких ярдах от ворот, перед которыми стояла стража.

Вздохнув, Лили потянулась, разминая затекшее тело. По сравнению с предыдущими днями теперь они двигались значительно медленнее, и хотя Лили слышала, как один из воинов поделился с товарищем предположением, что их командир наконец переборол свой гнев, она не могла с ним согласиться. Ярость Радолфа просто ушла внутрь, где будет копиться, скрытая от посторонних глаз. Мало того, что он пережил нечто вроде предательства, так Лили еще и сделала из него дурака, с чем ни один норманн, конечно, не мог смириться.

Нет, его гнев не испарился, и Лили понимала, что ей еще придется пострадать от него.

После того как Радолф перерезал веревки на ее руках, Лили больше не связывали, и взамен она перестала отказываться от еды, хотя и понимала, что он ее освободил вовсе не из добрых побуждений. Радолф хотел доставить ее к Вильгельму достаточно бодрой; он хотел, чтобы она увидела, услышала и прочувствовала всю полноту уготованного ей наказания. Лили не сомневалась, что, если бы она не ела сама, он скорее всего кормил бы ее насильно.

Чувствуя, что задыхается от обиды и гнева, Лили с трудом усмирила свой мятежный дух. Возможно, ей следовало сказать Радолфу правду в самом начале, как только он обнаружил ее в Гримсуэйдской церкви, но тогда она никогда бы не познала сладость рая... зато и не страдала бы сейчас.

Миновав Бутемские ворота, отряд двинулся по Питерсгейту, одной из главных магистралей Йорка, провожаемый жадными взглядами назойливых попрошаек. Проезжая мимо деревянных домиков, лавок и каменных церквей, ратники окунались в облака городских запахов, то приятные, то отталкивающие. С минуты на минуту Лили ждала, когда откроется вид на мрачную громаду замка Вильгельма, но Радолф почему-то вывел их на второстепенную улочку, где солдаты на всякий случай окружили или еще более плотным кольцом.

Когда из возвышавшегося прямо перед ними здания понеслись ароматы эля и сдобной выпечки, Радолф велел отряду остановиться. Усталые лошади тут же замедлили шаг и зафыркали, раздувая бока; но грязные от многодневного пути лица солдат хранили стоическое выражение. Лили с изумлением огляделась. Это был вовсе не замок, а гостиница с таверной.

Между тем Радолф жестом подозвал к себе Жервуа. Стоя рядом с командиром, капитан медленно кивал, как будто то, что он слышал, было ему совсем не по душе и приказ командира он находил несколько странным.

Внезапно оба они обернулись – Радолф с каменным лицом, Жервуа с явной неохотой – и уставились на пленницу.

Лили затаила дыхание. Она понимала: сейчас что-то лучится... Но что именно? И почему у Радолфа такой неумолимый вид?

Когда он направил к ней своего коня, Лили внешне оставалась спокойной, хотя ее сердце колотилось в груди как бешеное и каждый вдох давался с невероятным трудом. В этот момент ей больше всего хотелось повернуться и убежать... Но куда?

Приблизившись к ней почти вплотную, Радолф натянул поводья и остановил раздраженного жеребца. Чувствуя на себе его неотрывный взгляд, Лили не сразу сообразила, что он адресует свои слова не ей, а своим людям.

– Обеспечьте охрану гостиницы. Мы останемся здесь на ночь, и в здании не должно быть посторонних.

Какое счастье! Ее обдала могучая волна облегчения, грозившая разрушить тонкие стены гордости, возведенные Лили для самообороны. Возможно, она даже расплакалась бы, если бы Радолф по-прежнему не сверлил ее взглядом.

Переборов слабость, Лили с вызовом посмотрела на него.

– Эта гостиница, леди, – насмешливо сообщил Радолф, – совсем не плоха. Единственное, о чем здесь стоит беспокоиться, – это состояние постелей и чистота на кухне.

Он уже собирался отвернуться и отъехать от нее, но Лили вдруг подала голос:

– Милорд, когда я предстану перед королем Вильгельмом? Мне нужно как можно скорее переговорить с ним.

Радолф некоторое время пристально вглядывался в ее черты. Неужели он откажет ей просто на основании того, что имеет такую возможность? Улыбнется и скажет «нет». Что ж, Воргену тоже доставляло удовольствие отказывать ей в малейшей просьбе.

Радолф, вероятно, прочел ее мысли и улыбнулся:

– Не бойтесь, леди Уилфрида, я не чудовище и не тиран, – спокойно ответил он, – и вы скоро увидитесь с королем Вильгельмом. – Радолф сделал паузу, словно ожидал услышать от нее слова благодарности, но отчего-то Лили не могла вымолвить ни слова. – Я оставляю вас с Жервуа, которому доверяю, как брату: он предотвратит любую возможную опасность.

К глазам Лили подступили слезы, и она, чтобы не расплакаться, произнесла с вызовом:

– Опасность с чьей стороны, милорд? Я здесь одна и без друзей. Едва ли я представляю какую-либо опасность для вас или для короля.