– Так кто же вы? – Радолф стиснул ее руки с такой яростью, что кольцо с соколом больно врезалось в кожу.

Лили вскрикнула, и Радолф замер. Этого кольца он прежде у нее не видел.

– Кольцо? Что за кольцо?

Громовым голосом Радолф велел принести огня. К ним тотчас подбежал солдат с факелом и осветил их соединенные руки. От едкого дыма глаза Лили начали слезиться, но она даже не сделала попытки отвернуться. Она была почти рада. Ей не придется больше лгать и притворяться. Рано или поздно это должно было случиться.

Радолф наклонился ниже и, когда ему подмигнул красный глаз сокола, чуть не окаменел.

– Леди Уилфрида больше не скрывается, не так ли? – произнес он, дрожа от бешенства. – Она теперь здесь, со мной.

– Да.

Он посмотрел на нее так, что Лили почти не сомневалась – сейчас он ее ударит.

Однако, против ожидания, Радолф сдержался, но в его голосе прозвучала горечь.

– Что вы замышляли сделать, леди? Убить меня? Не для этого ли вы носили кинжал? Хотели вонзить его в мое сердце? Вам, должно быть, было забавно держать в когтях самого Радолфа.

Лили покачала головой. Что бы он о ней ни думал, она должна его переубедить.

– Послушай, Радолф, я не собиралась водить тебя за нос. Ты не можешь думать...

Он наклонился к ней ближе и обжег ее своим дыханием. Его глаза сверкали, как оникс. Когда он заговорил, его голос дрожал, выдавая неимоверное усилие, которое Радолф предпринимал, чтобы не потерять самообладания.

– Может, я и свалял дурака, леди, но вы были для меня превосходной шлюхой!

Лили отпрянула. Неужели он не прочитал правды в ее глазах? Или он не мог... не хотел ее видеть?

– Я не шлюха, – ответила она сухо. – И ты, как никто, знаешь это.

Он брезгливо отбросил ее руку.

– Вы правы. Это чересчур честное занятие для особы со столь вероломной душой.

Лили охватил гнев. Боль, страх и обида, смешавшись вместе, свились в ее груди в огромный твердый клубок, пожираемый огнем ярости. Как могла она считать его добрым? Как могла вообразить, что между ними возникла нежность? Он – Радолф, ее враг. Он ненавидит ее, и она ненавидит его.

Ослепленная гневом, Лили нащупала на поясе кинжал. Она убьет его, пронзит его сердце, если, конечно, оно у него имеется!

Выхватив клинок, Лили замахнулась, но Радолф без труда остановил ее занесенную руку, и вместо того, чтобы скользнуть по защищенной кольчугой груди, лезвие полоснуло его по большому пальцу.

На платье Лили брызнула теплая кровь, и Радолф гневно рассмеялся.

– Да, теперь я вижу настоящую Лили! – Его глаза метали молнии.

Лили побледнела и выпустила оружие; ей стало дурно. Заткнув нож за пояс и не обращая внимания на неглубокий порез, Радолф продолжал сверлить Лили глазами.

– Нет, миледи лгунья, – усмехнулся он. – Я еще не готов умереть. А вас ждет расплата – справедливая, как я и обещал.

Лили молчала, у нее не осталось больше слов.

– Взять ее под стражу! – прорычал Радолф и отвернулся. – Утром мы отправляемся в Йорк, к королю Вильгельму!

Глава 9

Такого приступа ярости Радолф еще не испытывал. Ярость терзала его плоть и рвала душу, пуская раскаленные стрелы в мозг. Прошло уже несколько часов, а он все еще оставался погруженным в себя и пламенел гневом вонзившим в него когти еще в Трайере.

Радолф предполагал, что Лили лжет, до того, как его человек вернулся из Реннока, но теперь это не имело значения. Когда он расставлял сети, в которые она должна была попасться, ему отчаянно хотелось ошибиться! Дожидаясь ее в засаде, он молил только об одном, чтобы самой большой потерей этого бдения стала потеря сна. Снова и снова говорил он себе, что должно найтись какое-то объяснение всему тому, что вскоре должно было выясниться.

Каким же идиотом он был!

Как Генрих будет над ним смеяться!

Радолф – дурак Короля, обманутый дьяволицей, женой Воргена – той самой женщиной, за которой он гонялся по всему северу...

Радолф заскрежетал зубами. Его люди держались от него на почтительном расстоянии, но он не замечал этого, вспоминая, как она кричала под ним от страсти, как трепетало ее тело и какой нежностью светились глаза... Она и вправду ведьма, если сумела так опутать его паутиной своих чар.

Что за безумие владело им, когда он поверил в ее историю, хотя все признаки свидетельствовали об обмане? Что за безумие владеет им сейчас, если он до сих пор сожалеет, что она сама не прониклась к нему доверием и не сказала всю правду?

И что бы он тогда сделал? Отпустил ее? Дал ей возможность воссоединиться с ее возлюбленным, с этим напыщенным фатом?

Радолф отправил к Лили Жервуа, чтобы узнать имя и личность сбежавшего человека; пойти к ней сам он так и не решился, потому что от боли и ярости чуть не сходил с ума.

Жервуа вскоре вернулся и сообщил, что сбежавшего зовут Хью; он двоюродный брат Лили и явился специально, чтобы вызволить ее из плена.

– Она даже не пыталась это скрыть. – Жервуа оставался настороже на тот случай, если его господин все же утратит железную выдержку и даст волю своему гневу. – Еще она просила передать, что всем сердцем сожалеет о своей неудаче.

Радолф прищурил глаза и сжал челюсти. Кто бы сомневался! Разумеется, ей хотелось бы сейчас находиться со своим любовником. Что ж, он позаботится, чтобы она никогда больше его не увидела. Скорее он убьет ее... или навеки посадит под замок в Кревиче. Кстати, хорошая идея: оставаясь его узницей, Лили будет всецело в его власти, и он сможет и дальше наслаждаться ее телом. Держать ее для себя, вдали от ее любовника, – чем не выход из положения!

Вот только он не был ее любовником.

Радолф нахмурился, и его мозги, свившиеся в голове в клубок, как змеи, стали наконец проясняться. Не мог ли он придумать в пылу страсти, что она была девственницей? Нет, ошибка исключалась: даже теперь Радолф без труда вспомнил ощутимое сопротивление, которое испытал, когда нарушил естественную преграду.

«У меня был старый муж», – сказала Лили.

Ворген действительно был старым, и он был немощным.

Радолф вспомнил ходившие еще до Гастингса слухи о том, что Ворген не имел мужской силы. Значит, она лгала не во всем.

Он стал еще угрюмее. Если иногда Лили все же говорила правду, может, она не солгала и когда говорила о своей страсти?

Радолф сердито повел плечами. Какая разница? Зачем ему ломать голову из-за мелочей? Она – леди Уилфрида, а он получил приказ короля разыскать ее и доставить; остальное не важно.

Жервуа прервал череду его тревожных мыслей:

– Прошу прощения, милорд, но леди не желает ни есть, ни пить. Боюсь, эта дама хочет себя извести, и, когда мы прибудем к королю, она превратится в бесплотный дух...

Мельком взглянув на капитана, Радолф отыскал среди усталых и грязных солдат источник своих бед.

Лили ехала в окружении охраны, гордо подняв голову. Леди Уилфрида, поправил себя Радолф. Сгореть бы ей синим пламенем за то, что она сделала из него такого идиота. Он был готов раскрыть перед ней свое изболевшееся, израненное сердце и получил в награду ложь. Злобная, хитрая стерва, такая же, как Анна...

– Милорд? – Жервуа, видимо, устал ждать.

От головокружения Лили повело в седле. Ее лицо побледнело, длинные серебристые волосы свисали спутанными тусклыми прядями, прикрывая синяк, образовавшийся в результате падения с лошади во время попытки побега.

И все же ее удрученный вид не смягчил сердце Радолфа. Напротив, в нем снова закипела ярость, еще более свирепая и неистовая, чем прежде. Ярость налетела на него разбушевавшимся дьяволом, выворачивая наизнанку душу, не давая покоя.

Внезапно он понял, что не в состоянии больше выносить этой муки.

– Стоять!

От его грозного рыка отряд остановился. Из-за резкости, с которой солдаты натянули поводья, их лошади затанцевали, вскидывая копыта; руки мгновенно легли на рукоятки мечей в ожидании вражеской атаки.

– Вольно, – приказал Радолф сердито, заметив, что наделал. Он окинул взглядом усталые, изможденные лица, словно впервые их увидел. – Объявляю короткий привал.

Никто не произнес ни слова, но все тут же стали молча спешиваться.

Спрыгнув с коня, Радолф зашагал к Лили, по-прежнему остававшейся на своей кобыле и в напряженном ожидании наблюдавшей за его приближением. Из-за недостатка сна ее глаза были красными, воспаленными, а лицо от дурных предчувствий лишилось последних признаков молодости. И все же она не хотела, чтобы он видел ее слабость.

Крепко сжав поводья, чтобы остановить дрожание рук, Лили гордо выпрямилась, но, когда Радолф протянул к ней руки и вытащил ее из седла, она уже не чувствовала в себе сил для того, чтобы оказать ему сопротивление. К тому же ее руки были стянуты веревкой, но в знак противодействия она постаралась обмякнуть всем телом, усложнив ему работу.

Опускаясь с помощью Радолфа на землю, Лили против воли скользнула грудью по его груди, и эти ощущения вкупе с его ладонями, обнимавшими ее за талию, чуть не разрушили ее возведенную с таким трудом оборону. Всецело сосредоточившись на стремлении оставаться сильной, она все же не могла не заметить, с какой осторожностью он поставил ее на ноги.

Темные глаза взглянули сверху вниз, серые – снизу вверх. Ярость и лед, встретившись, столкнулись в единоборстве. Возможно, из-за гордой холодности в глазах, столь странной в ее нынешнем состоянии, Радолф почувствовал, что его ярость утихает, и, когда он обратился к Жервуа, его голос прозвучал почти ласково:

– Так, говоришь, она ничего не ест и не пьет?

Жервуа, бежавший следом за своим командиром, ответил, запыхавшись:

– Да, милорд, она от всего отказывается.

Радолф нахмурился. Подняв руки Лили, он проверил крепость веревок и сразу заметил красные следы, оставленные грубыми волокнами на ее нежной коже.

Разыгрывая высокомерное безразличие, Лили позволила ему исследовать синяк на запястье и сломанный ноготь. Она держалась как королева, но выглядела куда царственнее, чем все королевы, которых Радолфу доводилось встречать. Он вдруг ощутил неистребимую потребность сжать ее в объятиях и держать так до тех пор, пока гордая незнакомка не исчезнет, уступив место его милой, красивой Лили, девушке из Гримсуэйдской церкви.