– Не, со мной все хорошо.

– Тогда поспешим! Как бы там ни было, ты – единственный свидетель трагедии! Ты должна мне все рассказать.

– Жюстен, спасибо! Какое счастье, что ты здесь, и я успела вовремя! – проговорила Изора, с улыбкой глядя на него.

Инспектор Девер не устоял: прижал ее еще крепче и поцеловал в губы на глазах у коллеги и кучки ошеломленных жителей поселка, как раз входивших в Отель-де-Мин. Ни Изора, ни он сам не заметили среди местных Тома. Как нарочно, Йоланта отправила его в ближайший магазин за сахаром, когда до закрытия оставались считанные минуты.

* * *

Прошло два часа. В своем импровизированном кабинете на втором этаже Отель-де-Мин Жюстен Девер смотрел на пистолет, который так долго не мог отыскать, – Люгер калибра девять на девятнадцать немецкого производства. Вивиан Обиньяк сидела напротив. Она была в меховой шубке – бледная, с опухшими веками.

Пальцы Антуана Сардена замерли над клавишами пишущей машинки: он приготовился печатать показания.

– Мадам Обиньяк, – начал инспектор, – учитывая ваши расстроенные нервы, которые доктор Бутен настоятельно просил поберечь, я согласился выслушать вас здесь, а не в камере предварительного заключения. Прошу, будьте предельно точны. Чем скорее мы управимся, тем скорее сможете отдохнуть. Опять же, по просьбе вашего друга доктора, на ночь останетесь в больничной палате в этом же здании, но под надежной охраной.

– Я не собираюсь убегать, – ответила женщина.

– Разумное решение. Не хотелось бы опережать события, но все же надеюсь, что суд примет во внимание смягчающие обстоятельства, если ваш супруг останется жив.

Мадам Обиньяк вздрогнула, и полицейский это заметил. Судя по всему, Вивиан предпочла бы видеть мужа в списке покойников.

– Ваша экономка мадемуазель Изора Мийе рассказала, что именно произошло. Теперь я хочу услышать вашу версию, и, пожалуйста, начните с самого начала. Завтра я получу признание Шарля Мартино и сверю с вашими показаниями. Скажите, вы в состоянии продолжать?

– Да. Доктор Бутен дал мне успокоительное. Я все расскажу – это принесет мне облегчение. Только обозначьте, что для вас важно, а что – не очень.

– Для начала – как вы познакомились с Альфредом Букаром? – поинтересовался Жюстен.

– Дело было в мае. Однажды в воскресенье он пришел к нам с корзиной весенних грибов. «Для патрона!» – сказал он. Если бы я не сидела в шезлонге в саду, его проводили бы к Жермен, и мы бы не встретились. Я незнакома ни с кем из углекопов, разве что имею о некоторых какое-то представление исходя из слов мужа. Конечно, случалось видеть кое-кого перед Отель-де-Мин, но чаще я встречала их жен на мессе. Мужчины предпочитают посещать бистро. Но вернемся к Альфреду. Он мне понравился. Рассказал, что вот уже десять лет работает бригадиром. Красивый, подтянутый, любезный, обаятельный мужчина… Он смотрел на меня, как на принцессу, и я все прочитала по глазам. Он даже покраснел, когда я подала ему руку на прощанье. Разумеется, в следующее воскресенье он пришел снова. Марсель как раз играл в бридж у графа де Ренье. Альфред принес вишен и садовой земляники. Через три недели мне захотелось проводить его к воротам. Горничная как раз закончила уборку во флигеле и оставила дверь и окно открытыми.

Вивиан замолчала – при воспоминании о счастливых моментах у нее до сих пор замирало сердце. Она заново переживала первые радости страстного увлечения Букаром, на губах у нее играла слабая улыбка.

– Во флигеле в то время жила Женевьева Мишо?

– Нет, незадолго до этого она попросила длительный отпуск и уехала ухаживать за тяжелобольной матерью. Альфред заглянул в дом. Я подала ему знак, чтобы вошел, и недвусмысленно заявила, что он может иногда навещать меня здесь. Оказавшись внутри, мы бросились друг другу в объятия. Меня охватила прямо-таки безумная радость. Я заперла все двери, и мы занялись любовью.

Инспектор Девер кивнул, думая при этом уже о своем. При своей склонности иронизировать по любому поводу он просто не мог не улыбнуться. Сердце забилось чаще, стоило подумать об Изоре, прекрасной в своей девственной наготе. «Сейчас она, бедная, вынуждена сидеть в коридоре, – мысленно пожалел он девушку. – Уходить не захотела. Если мадам Обиньяк пустится в пространные воспоминания, допрос рискует затянуться!»

Со своей стороны, Антуан Сарден с нетерпением ожидал продолжения. Он тайком любовался красивой белокурой женщиной, которая то и дело меняла положение ног, обтянутых шелковыми чулками телесного цвета.

– У нас обоих были семьи, – продолжала Вивиан. – Приходилось соблюдать осторожность, но ни ему, ни мне в голову не пришло остановиться. И тогда Альфред предложил встречаться у него в хижине – под Ливерньером, на берегу пруда в лесу Буа-дю-Куто.

– Хоть и недалеко от Феморо, но вы вряд ли ходили туда пешком, мадам, – заметил Жюстен. – Машину, насколько я помню, вы не водите.

– Я ездила на велосипеде, инспектор. И Альфред тоже. Марсель постоянно был чем-то занят: гольф в Ньоре, бридж в шато де Ренье и бог знает что еще. Он даже обрадовался, что я периодически даю себе физическую нагрузку. Говорил, что я стала лучше выглядеть. А я была счастлива, по-настоящему счастлива. Это самое прекрасное лето в моей жизни.

– Но ведь летом ваши дети приезжают на каникулы! Как вы нашли возможность продолжать тайные встречи? – спросил Девер.

– В июле свекровь вывозит детей к морю, у нее вилла в Сабль-дʼОлоне. Правда, в августе начались настоящие игры с огнем: я бегала к Альфреду в наш флигель ночью или на рассвете. А потом забеременела. В октябре я уже была совершенно уверена в этом. К тому же как-то странно изображать любовь к велосипедным прогулкам, когда на улице льет дождь. Я сообщила новость Альфреду. Он страшно гордился и стал еще нежнее…

– Минутку! – оборвал ее Жюстен. – Как вы могли знать, кто отец ребенка?

– Я знала наверняка, инспектор. В интимном плане мы с Марселем всегда плохо ладили. Я не желала изменять Альфреду, поэтому муж не получал от меня ничего. Очень помог доктор Бутен, он может подтвердить. Он порекомендовал Марселю воздержание под предлогом, что я больна по-женски. Не помню, о каком заболевании шла речь – возможно, о сальпингите[55]. Не правда ли, отвратительное слово?

– Я вижу, вы сумели сделать семейного врача своим надежным союзником, – заметил полицейский.

– У нас была короткая связь, и Роже решил меня защитить. Он ко мне неравнодушен… Что происходило дальше, инспектор, вы и сами можете представить. Когда муж заметил мои приступы тошноты и необъяснимое отвращение к табачному дыму и запаху вареной капусты, у него появились подозрения. Хотя, быть может, он догадывался и раньше, благодаря Шарлю Мартино!

– Объясните!

– Альфред считал Мартино другом и поделился сокровенным – рассказал о нашей любви и моей беременности. Когда Альфред признался, что не удержал язык за зубами, мы поссорились в первый и последний раз, а потом мирились в хижине на пруду. Бернар привез меня туда, а через два часа приехал забрать. В тот день Альфред заговорил о разводе. Хотел открыться жене и просил меня рассказать о нас Марселю, но этот болван Мартино по кличке Тап-Дюр его опередил. Он сразу побежал доносить на бригадира. В итоге муж все узнал раньше, чем мы успели подготовиться к разговору.

– И какой же у Мартино был интерес?

– Думаю, он хотел денег. В тот же вечер муж устроил ужасную сцену. Отослал из дома прислугу, надавал мне пощечин и выудил все подробности. Я думала, он меня убьет, но нет! Просто взял с меня клятву, что буду молчать и больше не увижусь с Альфредом. Это случилось в День всех святых. А через десять дней мужчина, которого я так любила, погиб в шахте. С тех пор живу, как в аду. Я была вынуждена скрывать свое горе, инспектор. Я боялась – о, как я боялась мужа! Я исполняла его требования и разыгрывала комедию перед знакомыми и прислугой, и даже перед вами. Но силы мои были на исходе. Муж сам отравил собак, чтобы иметь возможность постоянно мучить меня, угрожать.

У Вивиан Обиньяк начали стучать зубы, и она затравленным взглядом посмотрела сначала на инспектора, а потом на заместителя. Сарден даже перестал печатать.

– Не знаю, как Марсель и Шарль Мартино сошлись и как планировали преступление, – снова заговорила женщина. – Но я нашла пистолет, и чем больше беспокоился муж, тем сильнее я радовалась – это была моя месть. В тот вечер, когда я спряталась у Изоры, он ужасно разозлился на своего верного Тап-Дюра, который оказался слишком жадным до денег, к тому же лицемером и глупцом – кретином каких свет не видывал!

– Почему же ваш муж разозлился? – спросил Жюстен, заранее зная ответ.

– В доме Тап-Дюра в Ба-де-Суа есть телефон. И он позвонил Марселю. Первая ошибка! Думаю, раньше они встречались тайком. Я сделала вид, что иду в столовую, а сама вернулась и стала подслушивать. Знали бы вы, какой нагоняй он устроил этому Мартино! Упрекал, что тот рассказывает небылицы о своих товарищах, и предупреждал, что если и дальше будет продолжать в том же духе – до беды недалеко. В такие моменты муж становится грубым, даже вульгарным. Я показалась из-за угла и засмеялась. А потом решила совсем унизить его, пообещав, что пойду в полицию, и он окажется за решеткой.

– Весьма опрометчиво, мадам.

Жюстен Девер счел нужным рассказать Вивиан, как Тап-Дюр пытался оклеветать другого углекопа перед отцом и сыном Маро и каким образом ложь была в итоге опровергнута.

– Думаю, мадам, что, находясь во флигеле, вы слышали, как я в разговоре с вашим супругом упомянул о пистолете. Уже тогда я начал его подозревать. И уловка сработала: полагаю, он сразу позвонил сообщнику и сообщил, что Амброжи наверняка осудят. Ну что ж, завтра я добьюсь признания от Тап-Дюра, и мы узнаем детали.

– Не сомневаюсь. Знаете, инспектор, я ни о чем не жалею. Марсель заслуживал смерти. Из-за него я потеряла ребенка: он заставил меня сделать аборт. Это было ужасно. А сегодня он меня изнасиловал.