Мари-Бернадетт Дюпюи - Лики ревности

Хотелось произвести впечатление на Изору Мийе, которую должна привести экономка. Повинуясь внезапному желанию убедиться, что с макияжем и прической все в порядке, мадам Обиньяк встала и подбежала к великолепному венецианскому зеркалу, которое висело над камином, облицованным черным мрамором. Отражение порадовало: короткие светлые кудри стянуты зеленой шелковой лентой (ее любимый цвет), подобранной в тон платью с кружевной отделкой на груди. «Боже мой, быть такой красивой и гнить здесь, в Феморо, без мужской любви! – думала она. – А все проклятый инспектор, который запретил уезжать в Париж… Если девушка понравится, будет хоть какое-то развлечение!»

Скрипнула входная дверь. Вивиан поспешила вернуться на диван и принять ту же эффектную позу. Женевьева, с многообещающей улыбкой на устах, вошла первой. Следом за ней появилась Изора.

– Мадам, вот та юная особа, о которой я говорила, – мадемуазель Мийе.

– Здравствуйте, мадам, – проговорила Изора своим низким, приятным голосом. – Счастлива с вами познакомиться.

– Здравствуйте, – тихо ответила хозяйка, пожирая глазами незнакомку.

«Не слишком высокая, элегантная, несмотря на дешевенькую одежду, и миленькая – да-да, очень миленькая! Готова поспорить, прическу ей делала Женевьева! Какая чудесная идея – уложить волосы в высокий пучок, позволив одной длинной пряди спадать на плечо… И при всей красоте – кровоподтеки и разбитая губа! Бедняжка! Некоторые мужчины – настоящие садисты!»

– Присаживайтесь, – пригласила она уже громче. – Можем выпить чаю. Я бы с удовольствием съела макарун.

– Мадам, я этим займусь! – Женевьева обрадовалась, что хозяйка сама придумала способ остаться с Изорой наедине.

– Теряю настоящий бриллиант! – трагическим голосом сообщила Вивиан гостье.

– Вы совершенно правы: Женевьева наделена многими редкими, и оттого еще более ценными, достоинствами.

Изысканная похвала, прозвучавшая из уст соискательницы, и то, как достойно она себя держала, невзирая на обстоятельства, приятно поразили потенциальную нанимательницу.

– Вы получили образование, – продолжала мадам Обиньяк с видимым удовольствием, – и осенью готовитесь занять пост учительницы в школе для девочек, не так ли?

– Да, мадам, в той самой школе, где я научилась читать и писать. Кстати, детей фермеров там было немного, в основном – отпрыски углекопов. Позвольте поблагодарить вас, что любезно согласились принять меня сегодня. Сожалею, что зрелище не из приятных.

– Ах, ваше лицо… Забудьте! Скоро от ужасных отметин не останется и следа. Советую воспользоваться мазью с экстрактом арники, она прекрасно лечит ушибы. Я обычно покупаю у аптекаря в Фонтенэ-ле-Конте, благо доктор Бутен, наш сосед и друг, выписал рецепт. Женевьева принесет вам баночку из моей ванной комнаты.

Вивиан замолчала. Она продолжала рассматривать девушку, обращая особое внимание на детали, которые представлялись ей важными. Ботинки Изоры были начищены до блеска, блузка и белый шейный платок благоухали свежестью, а волосы и вовсе вызывали восхищение.

– Так-так… – задумчиво пропела она. – Полагаю, вы сумеете написать письмо без орфографических ошибок? Мой супруг их не переносит!

С надеждой в сердце и в то же время опасаясь худшего, Изора не смела дать волю радости. Возвращение Женевьевы развеяло нервное напряжение. Как и положено образцовой экономке, она подала три чашки чая. Вивиан схватила макарун, откусила кусочек и от удовольствия закрыла глаза.

– Очень вкусно! – вздохнула она, покончив с пирожным. – Остается одна проблема, которую нужно решить. Нас связывают дружеские отношения с графом и графиней де Ренье, и моя дорогая Клотильда отзывается о вас весьма неодобрительно. Я бы хотела услышать объяснения. И пожалуйста – будьте искренни.

Женевьева кашлянула, не осмеливаясь посмотреть на Изору, которая, со своей стороны, лихорадочно решала, какую же линию поведения избрать.

– Я могла бы начать оправдываться, мадам, – заговорила она после короткой паузы. – Но вы просите быть искренней, поэтому я так и поступлю. Графиня де Ренье выбрала для меня имя, исправно выполняла обязанности крестной, когда не имела других развлечений. Правда и то, что без ее поддержки я не поступила бы в «Эколь нормаль». Однако с тех пор как я покинула пост воспитательницы в частной школе, которую держат друзья графини – мадам и мсье Понтонье, – она упрекает меня в неблагодарности. Когда же я осмелилась пожаловаться на жестокость отца, крестная назвала меня лгуньей. Не так давно я пришла к ней и умоляла меня приютить, взять на работу прислугой. Я чувствовала себя такой несчастной! Мне казалось, что я – одна в целом мире, и мне не суждено познать простейшие житейские радости. Тогда-то я и вспомнила о блуждающих огоньках и ужасном Жиле де Рэ, которого в народе называют людоедом из Машкуля. Наверное, графиня сочла меня глупой фантазеркой – отправила домой, приказав больше не показываться на глаза.

Рассказ Изоры нашел отклик в сердце хозяйки дома: взволнованная Вивиан даже подалась вперед, словно желая сделать беседу еще более доверительной.

– Отчего же вы чувствовали себя несчастной? – с неподдельным интересом спросила она.

– Когда в шахте случился взрыв рудничного газа, друг детства, человек, который мне очень дорог, оказался под завалом. Я говорю о несчастном случае, который произошел в ноябре… И было непонятно, поднимут его наверх живым или мертвым. Я чувствовала, что должна быть здесь, в Феморо, как можно ближе к нему!

Женевьева догадалась, о ком речь. Тома Маро…

– Я не совершила по отношению к своей благодетельнице ни одного неуважительного поступка, – заключила Изора. – Всегда относилась к ней почтительно. Я просто имела несчастье вызвать ее неодобрение.

– Что ж, вы мне очень нравитесь! Место экономки – ваше! – с торжествующей улыбкой объявила мадам Обиньяк. – Вы напоминаете романтических героинь, о которых писали авторы прошлого века. Браво, Женевьева! Вы в очередной раз сумели мне угодить.

– Спасибо, мадам, – скромно потупилась молодая женщина.

– Благодарю вас от чистого сердца, мадам. Приложу все усилия, чтобы вы остались довольны, – пообещала новая экономка Обиньяков.

Изора вышла из господского дома в полдень. Женевьева познакомила ее с кухаркой по имени Жермен – высокой крепкой дамой сорока двух лет, а также с ее сыном Дени, садовником и молодой горничной, которая поддерживала порядок в комнатах. «Все такие милые и приветливые, – думала она, направляясь к воротам. – Приступить к обязанностям предстоит уже в субботу утром!»

Девушка была немного растеряна, как любой человек, оказавшийся на пороге захватывающего приключения. Поведение и манеры Вивиан Обиньяк несколько ее озадачили. Новая хозяйка оказалась настоящей красавицей, и в ее обращении с прислугой присутствовала та непринужденность, которую Изора не ожидала встретить в даме, занимающей куда более высокое положение в обществе, чем она.

– Ты сумела ее очаровать, – шепнула Женевьева, когда подруги вышли в вестибюль. – Растрогала хозяйку своей искренностью. Знаешь, мне кажется, она не слишком счастлива в супружестве, но скоро ты составишь свое мнение на этот счет.

Близился полдень. Онорина Маро, сидевшая у кровати невестки, отложила вязание.

– Пойду приготовлю что-нибудь на обед, – сказала она. – Чего бы ты с удовольствием съела?

– Немного вермишели на молоке. Больше ничего не хочется.

– Не слишком питательная еда… Зато быстро управлюсь. Покажи-ка свою распашонку! Мне показалось, что один рукав пришит неправильно.

– Я не слишком дружу с иголкой, мадам, – огорчилась Йоланта.

Женщины с самого утра трудились над приданным для младенца. Онорина принесла с собой все, что нужно, – мотки шерсти и вязальные спицы. Она терпеть не могла сидеть без дела.

– Малыш родится в июне или июле, – сказала она, рассматривая ситцевую распашонку. – На улице будет тепло, но одежка все-таки понадобится. Я как раз собиралась сходить к себе и принести вещи, которые у меня остались после Анны. Знала бы ты, какой она была чýдной малюткой! Да и позже, когда подросла, – пухленькая, просто загляденье! Кто бы мог подумать…

Волнение комком встало в горле, и она умолкла. Йоланте ужасно не хотелось перечить свекрови, однако она не сдержалась:

– Не обижайтесь, мама Онорина, но мне бы хотелось, чтобы мой малыш носил свою одежду – новую!

– Ну что ж, если у вас с Тома есть деньги, я не против – делайте что хотите. Только имей в виду: шерсть, из которой я сейчас вяжу, – это распущенные кофты Зильды и Адели. Нужна была светлая пряжа, вот я и покопалась в шкафах, как только узнала, что вы ждете ребенка. Вещи распустила, шерсть постирала и высушила на открытом воздухе.

– Это совсем другое, – заверила Йоланта. – Простите меня, свекровушка, если обидела, – мне так показалось по вашему голосу.

– Нет-нет, что ты! Но все же я считаю, что когда есть семья, лучше беречь каждый су.

– Утром, перед уходом Тома на работу, я просила его присмотреть место на мукомольном комбинате или на электростанции. Боюсь его потерять! Когда в Пюи-дю-Сантр случился обвал, я думала, что уже никогда его не увижу. Я так сильно люблю! Даже не подозревала, что такое бывает…

Растроганная Онорина тут же простила невестке обиды, которые накопились в сердце. Если говорить начистоту, увидев, как Йоланта нападает на Изору, она перестала считать невестку воплощением доброты и терпения. Тома не уставал нахваливать ласковый нрав молодой жены, ее скромность и сдержанность, но недавний инцидент совершенно не вписывался в идеальную картинку. «Конечно, Йоланту нельзя судить строго, – уговаривала себя Онорина. – Столько горя свалилось на ее голову после взрыва в шахте: брат стал калекой, а отца обвинили в убийстве и забрали в тюрьму! И вообще, у беременных женщин часто меняется настроение…»