Мари-Бернадетт Дюпюи - Лики ревности

Свернув на свою улицу, Тома увидел доктора Бутена, который шел ему навстречу. Тот ободряюще улыбнулся:

– А, мсье Маро! Можете не волноваться, здоровью вашей супруги ничего не угрожает. Но каких она строгих нравов! Если бы ваша матушка не прикрикнула на невестку, мне бы не удалось ее осмотреть. Следует объяснить жене, что беременность должна проходить под наблюдением. В следующий раз приглашайте повитуху или доктора Фарлье, который работает на компанию.

– Выходит, я зря всполошился. Спасибо вам, доктор, что пришли так быстро. Значит, вы уверены, что Йоланта не потеряет малыша?

– Нет, конечно! Ваша супруга – здоровая молодая женщина. Я посоветовал ей не вставать с постели до завтрашнего вечера, если снова заболит живот. Вам тоже следует быть осторожным, мсье: никаких сношений, вы меня понимаете?

Откровенная рекомендация смутила Тома, и он смущенно кивнул, давая понять, что согласен. Роже Бутен попрощался и, помахивая докторским чемоданчиком, пошел дальше. Настроение у него было не самое радужное. «Эта красавица полька нарожает целый выводок детишек! Со свадьбой им пришлось поторопиться, чтобы беременная невеста не осрамилась!» – догадался он.

Перед тем как отпустить доктора, Онорина Маро рассказала ему о трагическом диагнозе, поставленном врачами санатория ее дочери Анне. Разумеется, за долгую врачебную практику Роже Бутен привык к таким вещам, тем не менее ему было очень жаль девочку, которую он помнил веселой и улыбчивой. «Уж лучше посещать богатую клиентуру – торговцев, служащих высокого ранга, буржуа. Взять, к примеру, мою дорогую Вивиан: она не спешит в третий раз становиться матерью!»

Доктор презрительно поморщился: профессиональный долг обязывал хранить тайны пациентов. В который раз он поздравил себя с тем, что три года назад оборвал любовную связь с женой своего друга Марселя Обиньяка. Теперь он был верен супруге Жанне, родившей ему двух сыновей.

Сам не зная почему, Тома не спешил войти в дом. Минуту назад он представлял, как, перескакивая через две ступеньки, взлетит по лестнице на второй этаж, к Йоланте, а теперь почему-то торчал на улице, прижавшись спиной к входной двери. Хотел он того или нет, перед глазами стояла одна картина – Изора лежит на полу и отчаянно рыдает.

«Почему она восприняла это так болезненно?» – спрашивал он себя.

Как человек, которому не свойственны равнодушие и жестокость, Тома, пусть и с опозданием, но устыдился. Ощущение было такое, словно он наказал совершенно беззащитного зверька, угодившего в ловушку, а еще, похоже, он сам оказался в западне – на развилке жизненного пути, и ему предстоит сделать выбор.

– Я люблю Йоланту. О ней и только о ней я должен думать прежде всего. Мы женаты и скоро станем настоящей семьей, – шепотом уговаривал он себя.

Собственные слова показались ему до отвращения банальными. Тома вздохнул и закрыл глаза. Что-то в этой ситуации сбивало с толку, досаждало. Подумав хорошенько, он нашел разгадку: Изора изменилась, или, быть может, он вдруг увидел ее в новом свете. От робкой девочки-подростка, которую он привык защищать, он не услышал бы таких разумных метких суждений. Прежняя Изора не восстала бы так энергично против несправедливости. Он поймал себя на том, что думает о ней, почти как отец о дочери: «Я не заметил, как она выросла, повзрослела и превратилась в женщину. Вот в чем проблема! Йоланта воспринимает ее как угрозу, потому что Изора уже не ребенок…»

Онорина, ожидавшая его возвращения, отодвинула занавеску и выглянула в окно. Увидев сына, она издала нервный вопль и в следующую секунду уже бежала к входной двери.

– Господи, ну и денек! – запричитала она. – А ты почему стоишь на холоде? Заходи, согрейся. Йоланта все время спрашивает, пришел ли ты.

– Я переговорил с доктором, мам, и мне нужно было успокоиться. Но теперь я в порядке.

– Ты уверен, сынок?

Войдя в дом, Тома снял теплые вещи, отставил в сторону промокшие ботинки. Без белокурой и голубоглазой Йоланты кухня показалась ему удручающе пустой. Онорина с тревогой уставилась на сына.

– Ты был у Изоры? Она все еще у Женевьевы Мишо?

– Да, и можешь мне поверить, разговор выдался тяжелый. Раньше мы никогда не ссорились. Но я сказал то, что должен был сказать – все, что думаю о ее поведении. Когда уходил, она плакала.

– Все устроится, Тома. Я здесь единственная, у кого есть причины плакать. Тебе, похоже, все равно, что будет с нашей Анной, а Йоланте – тем более.

– Не говори так, мама! – запротестовал молодой углекоп. – Я ужасно расстроился. Но спорить не стану, после ареста тестя, да еще когда Йоланте стало плохо, сам уже не понимаю, на каком я свете!

Нахмурившись, Тома присел. Его мучило чувство вины. Младшей сестренке было всего семь, когда он ушел воевать, а вернувшись, он уже не застал ее – девочку отправили в санаторий.

– Прости меня, мама, – вздохнул он. – Состояние нашей маленькой Анны должно быть для меня важнее всего остального. Завтра же съезжу ее проведать и возьму с собой Йоланту, если она поправится.

– Твоя жена не больна, Тома, – просто слишком впечатлительная. Ты передал Изоре мои слова?

– Да, она будет ждать на вокзале в пятницу утром.

– Видит бог, я очень огорчусь, если не получится снять тот домик в Сен-Жиль-сюр-Ви! – распереживалась Онорина. – Это идея Изоры, причем хорошая, от всего сердца. Жаль, что не смогу поехать завтра: лучше побыть пока с Йолантой на всякий случай. Да и вещи со всем этим переполохом собрать не успела. Так что, сын, пойду-ка я домой, а ты поднимайся к жене. Я поставила тушиться картошку с салом – будет вам чем поужинать.

– Спасибо, мама.

– Бедный мой мальчик, ты совсем перестал улыбаться, – посетовала Онорина.

– На то есть причины. Хорошего тебе вечера!

Молодой человек встал и раскрыл объятия. На мгновение мать прильнула к его груди.

– Отдохни хорошенько, мой дорогой. Тебе надо выспаться. А я пойду кормить своих мужчин. Гюстав ждать не любит, да и Жером тоже.

– Как же они будут обходиться без тебя до самого Рождества?

– Понятия не имею! Как-нибудь приспособятся, – пожала плечами Онорина, кутаясь в шерстяную шаль. – Зато я смогу побыть с дочкой, порадовать ее.

Голос женщины задрожал, и она молча вышла, чуть сгорбив спину, – как будто на нее навалились все беды этого мира.

На обратном пути инспектор Девер и Женевьева едва ли обменялись парой слов, хотя из-за гололеда ехать пришлось медленно. Каждому было о чем подумать, поэтому они не стали разговаривать ни о плохой погоде, ни о лисице, которая неожиданно выскочила из-за куста, но тут же убежала, напуганная светом фар.

Мысли молодой женщины крутились вокруг Армана и Изоры. Она размышляла о том, как устроить, чтобы брат с сестрой чаще виделись, причем в приятной обстановке ее дома в Люсоне. Еще хорошо бы организовать им свидание в пятницу утром, чтобы они могли попрощаться. Что касается будущих свекров, то эта встреча произвела тягостное впечатление на Женевьеву, невзирая на давнее знакомство и попытки Люсьены быть любезной.

Жюстен, наоборот, старался думать не об Изоре, а о расследовании. Он опасался, что излишне поторопил события, сообщив о новом повороте в деле прокурору, который, естественно, поделится новостью с другом – директором компании Марселем Обиньяком. Эта мысль была ему неприятна, поскольку он искренне желал обнаружить виновного и восстановить справедливость.

«Станислас Амброжи не убивал, я уверен, – рассуждал Девер. – Иначе не стал бы он рассказывать нелепую историю о раненых лошадях и болтать глупости, что пистолет ему понадобился, чтобы избавить сына от ненужных страданий. Рассказ выглядит странно, но, по-моему, похож на правду».

Когда автомобиль подъехал к распахнутым настежь воротам усадьбы Обиньяков, и водитель, и пассажир были погружены в собственные мысли.

– Я отнесу чемодан мадемуазель Мийе, – предложил полицейский. – Он не такой уж легкий. А вы возьмите сумочку.

– Я способна унести и то и другое, все-таки у меня две руки, – пошутила молодая женщина.

– Для меня это удобный случай поздороваться с вашей гостьей и узнать, не перестала ли она на меня сердиться.

– Инспектор, не знаю, почему Изора на вас дуется, но лучше подождать до завтра. Настроение у нее наверняка улучшится – сделаю все возможное, чтобы уговорить хозяйку. Изора должна получить мое место!

– Вы потрясающая девушка, – вздохнул Жюстен. – И очень сильная.

Женевьева бросила на него испытующий взгляд:

– Вы говорите так, потому что я жажду жить с мужчиной, которого люблю несмотря ни на что? – тихо произнесла она. – Сама понимаю, что рискую. Наша жизнь изменится и, нисколько не сомневаюсь, будет нелегкой, но я не желаю отказываться от Армана!

– Это достойно восхищения. Позвольте, я дам вам совет? Передайте жениху, чтобы не опускал рук. Он должен проконсультироваться с хирургами, и не один раз. Восстановительная медицина развивается семимильными шагами. Врачи чуть ли не каждый месяц трубят о новых успехах в работе с пациентами, получившими тяжелые ранения в голову и область лица. Арман Мийе показался мне парнем уравновешенным и разумным. Если умственно он здоров, поддерживайте его во всех его начинаниях. Вполне может случиться, что лицо доктора ему подправят.

– Я поговорю с ним. До сих пор мы не затрагивали эту тему. Спасибо, инспектор.

Они обменялись рукопожатиями. Не выключая мотор, Жюстен вышел из машины, чтобы передать вещи Изоры. Не желая, чтобы о пистолете и сопутствующих деталях узнал кто-либо еще, кроме уже посвященных, он таки решился обратиться к Женевьеве с просьбой:

– Вы меня очень обяжете, если попросите Изору никому ничего не рассказывать. Она поймет, о чем речь.