Мари-Бернадетт Дюпюи - Лики ревности

– Мой муж прав, очень непорядочно с вашей стороны, Женевьева! – подхватила Вивиан. – Согласитесь, это поспешное решение. Вам следует хорошенько все обдумать.

У молодой женщины от смущения горели щеки, она не смела поднять глаз. Женевьева не решилась прямо с порога сообщить чете Обиньяков, что уезжает уже на этой неделе. Однако после того, как с меню на выходные все было улажено, три письма – напечатаны и стол накрыт к ужину, ей вдруг захотелось поскорее освободиться от своих обязанностей и оказаться с Арманом в Люсоне.

– Мадам, мсье, умоляю о снисхождении! – настаивала она. – У нас скоро свадьба, и я рассчитываю уехать из Феморо в пятницу. Мой жених получил серьезное ранение на фронте, но он вернулся!

Марсель Обиньяк скупо поздравил, зато иеремиадам[43] его супруги не было конца. Судя по всему, она свято верила, что Женевьева перед ними в неоплатном долгу. В итоге поспешный отъезд стал поводом для упреков.

– У меня было несколько лет, чтобы все обдумать, мадам, – сказала экономка. – Я очень любила Армана и не желала верить в его смерть. Шестое чувство подсказывало, что надо ждать. И я ждала, даже в последние два года. О том, что жених жив, я узнала от его сестры, Изоры Мийе.

– Мийе – это фермеры, арендаторы графа, – пробормотал мсье Обиньяк. – Да, теперь я припоминаю: до войны вы встречались с их младшим сыном.

– У тебя хорошая память, Марсель, – иронично заметила Вивиан. – Тогда Женевьева еще не работала у нас, и ты только-только возглавил компанию. Думается, ты знал наперечет всех хорошеньких девушек в поселке!

Муж не удостоил ее ответом. Устремив обвиняющий перст на экономку, Вивиан продолжала:

– Мне не обойтись без вас, Женевьева, особенно в декабре! На рождественские каникулы из пансиона приедут дети. Кроме того, я ожидаю в гости родственников мужа и своих кузенов из Ньора. Прошу вас, будьте милосердны, останьтесь хотя бы до второго января!

– Мне очень жаль, мадам. Я предпочла бы уехать в пятницу, даже если потеряю жалование за текущую неделю. Когда возвращается дорогой человек, жених, за которым пролито столько слез, – каждый день дорогого стóит!

– Пусть так, но вы ставите меня в затруднительное положение. До праздников я не найду на ваше место никого подходящего! – начала закипать Вивиан Обиньяк. – Тем более, мой муж постоянно в разъездах, а я терпеть не могу оставаться дома одна!

– Одна – это явное преувеличение, – насмешливо заметил Обиньяк. – В доме постоянно находятся кухарка и ее четырнадцатилетний сын, а еще – горничная и садовник. Через десять дней привезут новых, отлично выдрессированных боксеров. Я отдал за них немалые деньги.

Вздохнув с облегчением, Женевьева представила, как окружает Армана заботой в их семейном гнездышке в Люсоне. Сама не зная почему – или, быть может, мысль навеяли ее грезы наяву, – она вдруг подумала об Изоре.

– Мадам, – начала она мягко, – могу вам кое-кого порекомендовать. Я говорю о сестре моего жениха, Изоре. В октябре она заменит в поселковой школе нынешнюю учительницу – мадам Маярд, которая уходит на пенсию. Уверяю вас, Изора – разумная скромная девушка, и очень способная! Она получила хорошее образование благодаря графине де Ренье.

Марсель Обиньяк в раздражении воздел руки к небу.

– Не далее как вчера графиня приезжала к нам, и каких только историй мы не наслушались о взбалмошной юной особе! Послать свою благотворительницу ко всем чертям, отвергнуть ее заботы! Но и это еще не все: ваша Изора несет бог весть что о блуждающих огоньках, Жиле де Рэ и каких-то колдуньях! К тому же собирается замуж за молодого Маро – того, слепого!

– Всего лишь слухи да кривотолки, мсье. Изора понравится мадам, я уверена. Она очень хороша собой – черные волосы, блестящие ярко-синие глаза – и обладает всеми качествами, о которых я упомянула.

– Думаю, я встречала ее в поселке, – заинтересовалась Вивиан. – Лишившись вас, Женевьева, мне только и остается – нанять оригиналку и красавицу! Я нуждаюсь в приятном общении, для меня это главный критерий. Приведите ее ко мне в четверг!

Обиньяк только покачал головой. Он даже не пытался найти объяснение капризам супруги. Плеснув себе коньяку, он присел у большого, оформленного мрамором камина, в котором уютно потрескивал огонь.

– Я очень благодарна за понимание, моя дорогая мадам! – твердила Женевьева. – Если вы согласитесь взять Изору до конца месяца, чтобы понять, подходит ли она вам, я объясню ей все детали.

– Я на это рассчитываю, – надула накрашенные губки Вивиан, сложив их в недовольную гримаску. – Женевьева, вы мне очень симпатичны, и я желаю вам счастья. Скажите, а ваш жених красивый?

– О да, мадам! Очень!

То была ложь во спасение; Женевьева грациозным движением попрощалась с хозяевами и вышла из комнаты.

Изоре оставалось только пересечь двор. По детской привычке она сначала подошла погладить собаку, которая, натягивая цепь, выскочила навстречу.

– Это я, Ритон! Ну-ну, не прыгай так! Задушишься!

Пес поднялся на задние лапы и стал ластиться. Изора почесала ему макушку. Она буквально летела домой, перебирая в памяти впечатления сегодняшнего дня. Грустила и радовалась, возвращаясь мыслями к маленькой Анне, и с благодарностью вспоминала нежность Жерома и знаки внимания со стороны Онорины.

Направляясь к большому дому, в котором много лет назад появилась на свет, она не испытывала и тени привычного страха – нет причин бояться, что отец снова сорвет на ней злость. Дома Арман, она подарит ему раковину и услышит в ответ: «Спасибо, сестренка!»

Однако судьба уготовила ей новое испытание, и о том, что произошло дальше, Изора долгие годы будет вспоминать с ужасом… Окутанные туманом, привычные предметы и постройки создавали фантасмагорический декор. В Феморо шесть раз прозвонил церковный колокол. В конюшне горел огонек, и время от времени оттуда слышалось ржание.

«Утром, прежде чем уйти в поселок, я задала лошадям сена», – вспомнила Изора. Это была ее любимая работа.

Внезапно перед ней выросла мужская фигура. Слабого света из конюшни как раз хватило, чтобы осветить перекошенное лицо Бастьена Мийе. В руке он держал кнут, который обычно оставался в двуколке.

– Это вы, отец? – пробормотала девушка.

– Поди-ка сюда, Изора! – услышала она словно издалека – так громко стучало ее сердце.

Привычка повиноваться сыграла злую шутку: Изора шагнула вперед. Собака убежала в свой закуток. Фермер подскочил, крепко схватил дочку за руку и потянул в темноту сарая. Изора почувствовала свежий весенний запах сложенных друг на друга вязанок сена.

– Отец, что-то случилось? – спросила она, едва дыша.

– Еще спрашиваешь? Мерзавка, это ты виновата, ты заварила кашу, когда пошла к Женевьеве Мишо! Она явилась сюда, бросилась ему на шею со своими обещаниями, а наш дурачок поверил! И теперь собирается в город! Что, так сложно было посидеть дома, с братом? Если бы ты осталась, та сучка не вошла бы в мой дом!

– Но ведь Арман просил меня с ней поговорить! Отец, я не могла сказать ему «нет»!

Бастьен начал ожесточенно трясти ее за плечи. Изора даже не пыталась отбиваться или кричать – боялась разозлить отца еще больше, тем более что от него несло спиртным.

– А письмо, дурья твоя башка? Могла ты отдать его утром? Ну конечно, ты же спешила к своему безглазому суженому! Торопилась залезть к нему в койку! Одного дня хватило – натворила таких дел, что нам с матерью теперь мучиться до конца жизни!

Изора получила первую оплеуху, следом за ней – другую. Нижняя губа треснула, во рту появился вкус крови. Но это было только начало: отец швырнул ее на землю и стал хлестать кнутом – сначала по ногам, потом по спине. Изора закрыла лицо руками и откатилась в темноту – испуганная, онемевшая от страха, она снова почувствовала себя ребенком, столкнувшимся с внезапной вспышкой отцовского гнева. Пальто из шерстяного драпа немного смягчило укусы кожаных плетей.

– Прячешься, маленькая шлюшка? – рычал отец. – Знай, я тебя нарочно поджидал, чтобы выкинуть на улицу! Чтобы духу твоего не было в моем доме! Твой братец, со своей искореженной физиономией, сматывает удочки, так что и тебе тут делать нечего. Да где же ты, черт бы тебя побрал?

Девушка на четвереньках забралась под двуколку. Было темно, и Бастьен никак не мог ее найти. «А если крикнуть? Позвать Армана на помощь?» – мелькнуло в голове у Изоры, однако она не осмелилась подать голос, понимая, что из ее сжатого ужасом горла не вылетит ни звука.

Оттолкнувшись, девушка откатилась к противоположному колесу. Она могла бы выскочить из сарая, быстро перебежать через двор к дому – и тогда уже можно спастись. Но вместо этого парализованная страхом Изора попыталась уговорить отца:

– Ведь я не сделала ничего плохого! Пожалуйста, отпустите меня! Я была в Сен-Жиль-сюр-Ви с мадам Маро. Я понятия не имела, что Женевьева придет к Арману!

Бастьен ринулся на голос, схватил девушку за волосы – сначала на затылке, потом перехватил повыше, где они были собраны в аккуратный узел, – и без всякой жалости поволок на улицу.

– Если крикнешь, лишишься своей гривы, – пригрозил он зловещим шепотом.

Скоро они оказались на тропе, ведущей к центральной дороге. Здесь фермер, наконец, разжал пальцы и стегнул хлыстом.

– Убирайся ко всем чертям, Изора! Чтобы глаза мои на тебя, бесстыдницу, не смотрели! Ты мне больше не дочь! Знать тебя не желаю!

– Отец, но куда мне идти? Одежда осталась дома, и ноги промокли. Позвольте хотя бы переодеться! Завтра я уйду.

– Ну уж нет, никаких завтра! – издевательски протянул Бастьен.

Изора почувствовала, как кнут полоснул по левой руке и правой лодыжке. Отца накрыла новая волна ярости – девушка инстинктивно попятилась.

– Ладно, я ухожу и домой возвращаться не стану, раз уж и брат уезжает. Он прав: вы – чудовище, душевнобольной человек, мерзавец и насильник! Убейте меня, если вам это доставит удовольствие! В любом случае, вы никогда меня не любили – никогда, ни секунды! Будете умирать у меня на глазах, я и пальцем не шевельну! Прощайте, мсье Мийе, вы мне больше не отец, да вы никогда им не и были!