Мари-Бернадетт Дюпюи - Лики ревности

Он с удивлением и благодарностью слушал, как Изора забавляется с куклой на радость его маленькой сестренке. Об этой грани ее характера он даже не подозревал. Чего еще он о ней не знает?

– Если найдешь несколько, одну подарим Анне! – предложил он.

– Конечно! Я тоже об этом подумала. Жером, я ненадолго отпущу твою руку. Постой пока здесь, на сухом песке.

Жером едва заметно улыбнулся. С тех пор, как его глаза перестали видеть, у него обострились остальные чувства, и он прекрасно ощущал, насколько плотная почва у него под ногами, хотя Изора, наверное, об этом не догадывалась. Он стоял, наслаждаясь йодистым воздухом, шумом прибоя и птичьими криками. Мысли теснились у него в голове, перескакивали от неминуемой смерти младшей сестренки к свадьбе Тома – его неотразимого старшего брата, которому он с подросткового возраста втайне завидовал. Вспомнилось время, когда он стал спускаться в шахту, гордясь тем, что приносит родителям зарплату. Потом всплыло воспоминание, похожее на удар молнии – такое же внезапное и ужасающее: снаряд разрывается совсем рядом, так близко, что может стоить жизни… или зрения. Но сейчас нужно подумать о другом.

– Изора, ты где? – позвал он.

– Уже иду! – откликнулась девушка. Она сидела на корточках в паре десятков метров от него, запустив руку в ворох водорослей. – Жером, я нашла ракушку, красивую! И еще одну, маленькую, для Армана. Она похожа на китайскую шляпку!

– Надо же, как тебе повезло! – похвалил ее Жером.

У него сжалось сердце – настолько по-детски прозвучали слова Изоры. Таким же наивным был и ее энтузиазм. Ему вдруг вспомнилось воскресенье, лет десять тому назад, когда Гюстав с Онориной решили свозить своих пятерых детей к морю. Дружное семейство сошло с поезда в Сабль-дʼОлоне – все в полотняных шапочках с козырьками, у отца в руках – тяжелая корзина с провизией для полуденного пикника. При виде огромного океана дети не могли сдержать восторга. «Зильда и Адель были тогда совсем юными девушками. Чтобы намочить ноги, им пришлось приподнять свои длинные юбки… Тома бегал по пляжу. Папа и мама смеялись. Мне было одиннадцать. И я размечтался, как буду путешествовать на корабле. Маленькая Анна барахталась в лужице возле замка из песка, построенного Зильдой. Малышка с пухлыми щечками, она тогда все больше ползала, нежели ходила…»

Он представил сестру мертвой, одетой в белое, бледной как смерть, и всхлипнул.

– Жером, ты плачешь?

Изора указательным пальцем смахнула слезу с его щеки. Ничего больше не говоря, она вложила раковины ему в ладонь.

– Ощущаешь их форму? – шепотом спросила она. – Пожалуйста, не надо плакать! Господи, как мне тебя жалко! Ты больше никогда не увидишь ни моря, ни неба! И моего бедного брата тоже жаль.

Она погладила мнимого жениха по щеке. Кожа у Жерома была нежная, черты лица – правильные. Красивый нос, изящно очерченные губы. Она сравнила его с тем, во что превратился Арман, и воспоминание о брате заставило ее содрогнуться.

– Ты прав, Жером, мне повезло. И знаешь, почему? Я – девушка, а девушек не забирают в армию. И не посылают на поле боя с оружием в руках.

– Зато они могут умереть при родах или страдать от мужских издевательств… Не беспокойся обо мне, Изора. У меня, в отличие от тебя, хорошие родители. Когда мы были маленькими, они баловали нас по мере своих возможностей. Тебе же доставались только тумаки и упреки. Мне стыдно, что я предложил тебе выйти замуж, мотивируя тем, что ты сможешь сбежать с фермы и чаще видеться с Тома. Это был своего рода шантаж, и я признаю́, что обошелся с тобой скверно. Ты не обязана становиться моей невестой. Я повел себя, как идиот. Но по-другому и быть не могло: я очень тебя люблю!

Изора слушала его в совершеннейшей растерянности. Она собиралась поговорить с ним о том же, но теперь нужные слова почему-то не приходили в голову.

– Мы подумаем об этом позже, Жером, – наконец предложила она едва слышно. – Я тоже хотела с тобой поговорить. Я должна помочь маме ухаживать за Арманом. И пока брат в доме, отец ничего плохого мне не сделает!

– Хорошо, отложим разговор на потом, – согласился слепой юноша. – Тем более что у Тома могут быть большие неприятности.

– У Тома? Почему?

Они поднялись на дюну и присели на пожелтевшую траву. Жером никак не мог решить, стоит ли посвящать в это Изору, однако новость его тяготила, хотелось с кем-то поделиться.

– Обещай, что никому не расскажешь, Изора! – начал он. – Дело очень серьезное.

– Обещаю! – кивнула она.

– Вчера вечером я поднялся к себе и уже собирался лечь, когда обнаружил, что забыл графин с водой. Я переоделся в пижаму и спустился в прихожую. Дом у нас маленький, поэтому, если кто-нибудь разговаривает в кухне или гостиной, с лестницы можно услышать каждое слово. Мама уже легла, а отец с Тома о чем-то спорили. Я намеревался войти к ним, когда прозвучало слово «пистолет». Я замер, как вкопанный, и стал слушать. Оказывается, Станислас Амброжи хранил дома оружие, и его украли. По голосу Тома было понятно, что он обеспокоен и пытается разобраться, не убийца ли его тесть.

– Мсье Амброжи совсем не похож на убийцу! – удивилась Изора.

– А ты много их встречала в жизни?

– Нет, ни одного. Хотя, если бы ты увидел моего отца в гневе… Я часто думаю, что он способен убить, и даже меня. А где была Йоланта?

– В доме по соседству, где же ей еще быть? Тома не смог бы свободно разговаривать при ней, потому что она же ему все и рассказала, еще в Вуване. Она подозревает отца.

– Наверняка это не тот пистолет!

– Тома тоже так говорит. Он попытался уговорить мсье Амброжи пойти к инспектору Деверу и во всем признаться. А тот наотрез отказался. Согласись, как-то странно!

Изора в замешательстве пожала плечами.

– А почему у Тома могут быть неприятности? – поинтересовалась она после недолгой паузы. – Он ведь не имеет отношения к истории с пистолетом.

– Если отец Йоланты, к несчастью, окажется виноват, моего брата тоже могут обвинить, что не донес на него, скрыл от полиции правду. И я, болван, так и не осмелился войти к ним в комнату. Тома скоро ушел, а я поднялся к себе. Папе я так и не признался, что все слышал, а маме, естественно, и слова не сказал. Изора, постарайся не проговориться, это очень важно! Ни Арману, ни своим родителям. Надеюсь, у мсье Амброжи хватит ума пойти и дать показания. Флики ведь знают, какой модели пистолет был у преступника. И все подозрения с него снимут.

– Надеюсь, так и будет!

Изора еще какое-то время молча смотрела на лазурно-лавандовое небо и бирюзовые волны, бликующие всеми оттенками радуги в лучах робкого декабрьского солнца, которое освободилось, наконец, из плена облаков.

– Сейчас океан еще красивее, – вздохнула девушка.

Феморо, родительская ферма, Тома с Йолантой – все это, казалось, осталось в каком-то ином мире.

– Я бы хотела здесь жить, – добавила она.

Ее маленькая, испачканная в песке ручка нашла руку Жерома, словно требуя поддержки и понимания.

– Может, когда-нибудь так и будет, – сказал он.

Изора положила голову ему на плечо, и сразу стало спокойно и уютно. Жером с бесконечной нежностью поцеловал ее в лоб.

Они молча неспешным шагом направлялись к вокзалу городка Сен-Жиль-сюр-Ви. Онорина шла, опираясь на руку Жерома и понурив голову: все ее мысли вертелись вокруг одного – как жестоко обходится с ними судьба, забирая маленькую Анну.

Изора следовала за ними с пустой корзинкой и ридикюлем Онорины. «Было больно расставаться с Анной, говорить ей „До свидания!“, – переваривала пережитое она. – Однако малышке нельзя переутомляться, да и нам не стоит опаздывать на поезд…»

Она искренне сочувствовала больному ребенку, но даже в состоянии глубокой задумчивости машинально подмечала детали окружающего пейзажа. Ей нравились купающиеся в лучах солнечного света невысокие домики с синими ставнями и белеными известью сероватыми стенами. Облака ушли, и с просветлевшего неба лился мягкий свет – на тамариски, сосны и розовые черепичные крыши. «Надо же, кто-то сдает дом!» – обратила внимание девушка, когда они подошли к перекрестку – одна улица вела к вокзалу, а другая заканчивалась тупиком. Изора снова подумала, что с радостью поселилась бы здесь, на берегу океана. Объявление о сдаче жилья было прикреплено к деревянной калитке. В мощенном булыжником дворе виднелся колодец, а на розовом кусте Изора приметила последний красный цветок с увядшими лепестками. «Кто знает, быть может, наступит день, и я буду спокойно жить в таком вот домике, далеко от Феморо», – мечтала она.

Вынужденное одиночество способствовало тому, что воображение у Изоры развилось рано и было куда богаче, чем у сверстников. Она нашла способ переживать горести и обиды – попросту надеялась на лучшее будущее. Жером невольно оборвал какие-то из ее фантазий, заставив лицом к лицу столкнуться с реальностью.

– Если станешь моей женой, отец больше не сможет помыкать тобой. Войдешь в нашу семью и будешь ежедневно видеться с Тома! – таков был основной посыл разговора со слепым юношей.

Во всяком случае, именно так Изора трактовала для себя его предложение. Раньше ей и в голову не приходило, что проблемы можно решить посредством замужества.

Поднимаясь в вагон третьего класса, она все еще взвешивала «за» и «против» возможного брака с Жеромом. Поразительно, однако там, на вершине дюны, когда слепой юноша ее обнял, она ощутила легкое, но приятное волнение, ей было с ним на удивление уютно.

От размышлений Изору отвлек стон Онорины, которая снова залилась слезами.

– Бедная моя Анна! Несчастная дорогая девочка! – всхлипывала убитая горем мать.

– Ты должна быть сильной, мама, – вздохнул Жером.

– Мне и правда понадобятся силы, чтобы рассказать о нашей беде твоему отцу и Тома! Зильда и Адель наверняка в курсе, что наша крошка обречена, – вчера вечером они приезжали ее навестить. И скоро пришлют из монастыря письмо… Господи, и побыть-то с ней позволяют недолго! Вы сами видели, нас выставили за дверь, потому что мы ее утомили! Только это от медсестер и слышно!