Лицо капрала жандармов моментально просветлело – он наконец-то провел параллель между убийством в шахте Пюи-дю-Сантр и отравлением директорских боксеров.

– Если так, это не сулит ничего хорошего, – подытожил он.

– Совершенно верно! – громыхнул Обиньяк. – И моя супруга испугалась настолько, что у нее случился нервный припадок. Мы едва смогли ее успокоить. Я пообещал, что как можно скорее отправлю ее к сестре в Париж.

– Прошу меня извинить, мсье Обиньяк, но пока об отъезде не может быть и речи, – предупредил полицейский. – Никто из жителей не должен покидать поселок до окончания расследования, даже вы и ваша супруга. В связи с этим я хотел бы побеседовать с мадам Обиньяк.

– Господин инспектор, нельзя ли немного повременить? Мадам сейчас в постели, она отдыхает, – осмелилась подать голос Женевьева, удивляясь собственной дерзости. – Доктор дал ей успокоительное.

– Это не займет много времени.

– Не будет же моя супруга принимать вас в спальне! – возмутился Обиньяк. – Пожалуйста, загляните к нам после полудня – и сможете обо всем ее расспросить.

– Осмелюсь напомнить, уважаемый господин директор, что на половину второго у нас назначена встреча с Гюставом Маро и его товарищем по прозвищу Фор-ан-Гель, с которыми нам предстоит спуститься в шахту, – медоточивым тоном уточнил Девер. – И вы, кажется, упомянули о докторе, но по пути сюда я никого не встретил.

– Это наш сосед и давний друг. Он пользуется маленькой калиткой в глубине сада, который граничит с его собственным. Господи, вы действительно подозреваете всех и вся! – вздохнул Марсель Обиньяк.

– Я всего лишь исполняю свои обязанности. Мадемуазель, прошу вас, проводите меня к мадам Обиньяк!

С любезной улыбкой на устах Жюстен Девер повернулся к Женевьеве. Экономка застыла в нерешительности, опасаясь навлечь на себя недовольство хозяина. Раздраженный Обиньяк жестом выразил согласие.

Мгновение спустя полицейский и молодая женщина уже поднимались по внутренней лестнице с вощеными деревянными ступеньками под красным бархатным ковром, удерживаемым медными рейками.

– Вы не заметили ничего настораживающего вчера вечером, мадемуазель Мишо? – спросил полицейский. – Или, может быть, ночью?

– Нет, когда мадам меня отпустила, я пошла в ресторан, там вчера гуляли свадьбу. Мне не терпелось поговорить с подругой, сестрой моего жениха. Когда я вернулась, все было тихо. Собаки прибежали меня обнюхать. Они меня знают, поэтому я могу входить и выходить свободно.

– И в котором часу это было?

– Думаю, еще до полуночи. Когда часы пробили двенадцать, я уже находилась в постели.

– Благодарю вас!

Женевьева постучала в дверь спальни Вивиан Обиньяк, но ответа не получила. Жюстен Девер тоже постучал, уже несколько громче.

– Наверное, мадам крепко спит.

– Я предпочел бы проверить и убедиться, что это действительно так.

За словами полицейского крылось столь страшное предположение, что экономка испугалась, хотя голос Девера прозвучал совершенно спокойно. Ей почему-то вдруг пришло в голову, что ужасные догадки вполне могут подтвердиться.

– Мадемуазель, прошу вас, откройте дверь и войдите первой – на случай, если мадам не одета, – попросил полицейский. – И если она в состоянии меня принять, я бы предпочел, чтобы вы оставили нас наедине.

– Господи, вы меня пугаете, – прошептала Женевьева.

Она застала хозяйку лежащей на кровати в белом кашемировом пеньюаре. Вивиан Обиньяк беззвучно рыдала, комкая в руке носовой платок.

– Мадам, простите за беспокойство, но инспектор Девер непременно желает с вами поговорить.

– Пускай войдет!

Отвесив вежливый поклон, Девер приблизился к кровати. Вздохнув с облегчением, Женевьева выскользнула из спальни. Новость, принесенная Изорой, – вот что занимало все ее мысли, и по окончании мессы она рассчитывала узнать от подруги больше.

– Доброе утро, дорогая мадам Обиньяк, – начал свою речь полицейский. – Простите, что надоедаю с такой настойчивостью. Мне сообщили, что вы нездоровы и, в довершение всего, очень расстроены гибелью собак.

Вивиан попыталась привстать, опираясь на локоть. Ее белокурые кудряшки выглядели растрепанными, на лице – ни грамма косметики, однако и теперь она оставалась красавицей.

– Вы – представитель сил правопорядка, мсье, так что я не имею права жаловаться. Боже, как я испугалась! Нам с мужем грозит опасность, я знаю, я чувствую!

– И потому не отвечаете, когда в вашу дверь стучат?

– Я была уверена, что это – Марсель, а я не хочу его видеть.

– Вашему мужу приходится стучать в дверь перед тем, как войти? – иронично усмехнулся инспектор. – Так заведено в лучших домах?

– Разумеется! У нас раздельные спальни.

Познания Девера в области женской психологии были весьма обширны, и теперь он с уверенностью мог сказать, что в семейной жизни Обиньяков не все ладно – в настоящий момент отношения у супругов явно напряженные.

– Действительно, если дом большой, к чему тесниться в одной спальне? – пошутил Девер. – И ваши углекопы, которых в этих краях называют «чернолицыми», тоже наверняка переняли бы такую моду, если бы имели жилье попросторнее. Однако довольно с нас пустых разговоров! Дело в том, моя дорогая мадам, что ваше состояние беспокоит меня со вчерашнего дня. Кроме того, я хотел бы выяснить, почему по прошествии трех недель трагедия в шахте все еще вас тревожит. И, конечно же, мне необходимо знать, как случилось, что ваших собак отравили через несколько часов после превосходного ужина, которым вы угостили нас с коллегой! Я даже склонен считать, что в данном случае вы допустили оплошность.

По тому, как Вивиан Обиньяк заморгала и попыталась сесть, было ясно, что она испугалась. Ворот пеньюара приоткрылся, обнажая розовое кружево ночной сорочки.

– Как прикажете вас понимать, инспектор?

– Не далее как вчера вечером я сказал, что ваши боксеры – отличная охрана для дома, но вы возразили, что любой злонамеренный человек может их отравить. И в ту же ночь кто-то угощает домашних любимцев мышьяком! Если вы сами приложили к этому руку, то заранее озвучивать такую вероятность было весьма недальновидно, чтобы не сказать легкомысленно. Вы ведь так торопились уехать в Париж, подальше от Феморо, не правда ли? А теперь, когда охранять дом некому, опасения оправданны вдвойне, и мсье Обиньяк готов отправить вас к сестре первым же поездом. Поправьте меня, если я ошибаюсь.

– Я не смогла бы убить собак, нет, никогда!

– В любом случае это ничего бы вам не дало: жителям запрещено покидать поселок.

– Просто смешно! Мы с мужем вне всяких подозрений! Ищите своего убийцу среди углекопов! Инспектор, сжальтесь, я не хочу оставаться в Феморо! У сестры я буду в безопасности. Вы же сам парижанин и должны понимать, насколько привлекательна столица для тех, кто живет целый год в этом богом забытом месте – тем более, когда преступник разгуливает на свободе! Со мной вот-вот случится что-то плохое, я уверена!

Полицейский долго не сводил глаз с красивого лица женщины, с тревогой взиравшей на него.

– Вы уверены, мадам Обиньяк? По-моему, слишком громкое слово применительно к нашей ситуации. Выражаясь языком юристов, это подразумевает, что ваши страхи обоснованны. Поговорим начистоту: у вас есть причины кого-либо бояться? Причины, о которых известно только вам? Или вашему супругу, который скрывает их от нас?

– Вы неправильно поняли, инспектор! Я говорила о предчувствии. Я путано выражаю свои мысли – наверное, все дело в успокоительном, которое дал мне доктор. Лучше, если я немного посплю. Прошу меня извинить!

И Вивиан Обиньяк разлеглась на кровати, не заботясь о том, чтобы прикрыть соблазнительную грудь, обтянутую розовым шелком сорочки.

– Люди всегда ненавидят тех, кто богаче, – пробормотала она, закрывая глаза.

Жюстен Девер кивнул и вышел. После этого разговора забот у него прибавилось: дело все больше усложнялось и уже начало казаться неразрешимым, особенно если учесть отягчающее обстоятельство в форме социального конфликта. Оказавшись на улице, полицейский испытал огромное облегчение. Трупы собак лежали на том же месте, но уже завернутые в простыни. Он снова озвучил свое распоряжение капралу, который совершенно не обрадовался.

– Гонять в город фургон ради двух дохлых собак! Инспектор, ну где такое видано? – пыхтел жандармский начальник.

– Делайте что вам сказано! Проклятье, ну и порядки тут у вас!

Рассерженный Девер уже собирался покинуть усадьбу, как вдруг вспомнил о калитке, посредством которой сад Обиньяков сообщался с соседним участком, принадлежавшим местному доктору. «Не помешает расспросить этого ученого мужа, – сделал вывод он. – Тем более что мы с ним ни разу не встречались!»

Через пять минут, преодолев расстояние между двумя домами, кстати, очень похожими между собой, и тщательно осмотрев тропинку, Девер уже стучал в застекленную дверь докторской приемной. Мужчина лет пятидесяти с седеющей шевелюрой и очками на носу выглянул из-за занавески и жестом дал понять, что незваный гость сейчас совсем некстати.

– Сегодня воскресенье! – крикнул он через дверь. – Я собираюсь на мессу! Приходите завтра!

Однако рассмотрев как следует удостоверение, которое инспектор прижал к стеклу, он пригласил посетителя войти.

– Здравствуйте, доктор, – дружелюбно поприветствовал его Девер. – Простите, не знаю вашей фамилии…

– Доктор Роже Бутен.

– Я – инспектор Жюстен Девер. Расследую убийство бригадира углекопов Альфреда Букара.

– О, я в курсе, однако ничем не могу помочь. Я не присутствовал ни при подъеме пострадавших на поверхность, ни при аутопсии. Меня в это время не было в Феморо. Но вы, конечно, уже допросили врача горнорудной компании мсье Фарлье? Марсель очень заботится о здоровье персонала, именно по его настоянию в Отель-де-Мин открыли лазарет.

– Мне это известно, я навещал там одного углекопа. Доктор, вы только что назвали своего соседа мсье Обиньяка по имени – Марсель. Должно быть, вы близко общаетесь? – предположил Жюстен Девер.